4. Первые опыты рассмотрения теоретических проблем криминологии

Теоретические проблемы криминологии привлекли внимание юристов уже в первые месяцы существования Советского государства. Как писал Д. И. Курский, "разрушая старое общество и строя на его руинах новое, Советская власть должна была сопровождать свое революционное строительство большой творческой работой в области пролетарского права"¹. Уже тогда в советской юридической печати обсуждались такие вопросы, как причины преступности при социализме, тенденции движения и структуры преступности, роль кары и воспитания в предупреждении преступности, перспективы борьбы с отдельными видами преступлений.

¹(Курский Д. И. Избр. ст. и речи. С. 84.)

Крупный советский юрист и государственный деятель П. И. Стучка наряду с исследованием проблем общей теории права не раз обращался к вопросам уголовного права, процесса и криминологии. В своих работах он последовательно проводил взгляд на преступление как социальное явление, порожденное эксплуататорским строем. Стучка указывал, что было бы легкомыслием ждать чудесного, моментального исправления или исцеления испорченных элементов "преступного мира", доставшихся нам в наследство от капиталистического общества. "Мы относимся трезво к этому наследию миновавшего строя и прекрасно понимаем, что они как бы ни были враждебны к отходящему в вечность обществу, сейчас еще большую ненависть питают к грядущему строю трудовой жизни. Поэтому мы с искренней радостью освободим от наказания всех случайных нарушителей закона, но будем беспощадны ко всякому закоренелому любителю легкой наживы"¹.

¹(Стучка П. И. Народный суд в вопросах и ответах. М., 1918. С. 57.)

При назначении наказания Стучка предлагал дифференцированный подход к классово враждебным элементам и правонарушителям из среды трудящихся. В отношении последних наказание должно быть прежде всего мерой воспитательной и предупредительной, оно должно быть разумным и целесообразным и не должно причинять преступнику бесполезных и лишних страданий. При определении меры наказания суд должен учитывать как характер преступления, так и личность преступника.

На близких позициях стоял и М. Ю. Козловский. В статье "Пролетарская революция и уголовное право"¹ он отмечал, что всякое преступление - продукт непримиримости классовых противоречий. В условиях эксплуататорского общества, порождающего нужду, нищету, невежество, невозможна плодотворная борьба с преступностью. Преступные проявления начнут исчезать лишь при переходе к коммунизму, оставаясь на первой фазе этого переходного периода в качестве "рудиментарного остатка от прошлого". От наследия многовекового рабства человечество освободится не сразу.

¹(См.: Пролетарская революция и право. 1918. № 1. Козловский Мечислав Юльевич, вместе с П. И. Стучкой, был автором проекта I Декрета о суде и автором проекта "Руководящих начал по уголовному праву РСФСР" 1919 г. О жизни и деятельности М. Ю. Козловского см.: Иванов В. У истоков советского уголовного законодательства // Сов. юстиции. 1967. № 3; Герцензон А. А. Уголовное право и социология. М., 1970. С. 235 - 243.)

Тот переходный строй к социализму, который принесла России Октябрьская революция, писал М. Ю. Козловский, получил богатое наследство преступности от империализма, поэтому перед пролетарским государством поставлена чрезвычайно тяжелая задача - справиться с этим злом. М. Ю. Козловскому представлялось, что карательная политика молодого Советского государства в этот переходный период совершенно порвет с принципами возмездия, мучительство и жестокость наказания должны быть отброшены. Аксиомой должно явиться то положение, что преступник - продукт социальной среды. Единственной целью наказания должна быть самозащита или охрана общественных интересов от посягательств, и в этих целях власти придется действовать решительными мерами террора и изоляции.

Общие предупредительные меры автор считал преждевременными в условиях переходного периода, а главным классовым интересом па данном этапе - непреклонное подавление посягательств паразитирующего меньшинства на интересы трудящихся масс. Конкретизировать эту работу, разрабатывать детальный план мер борьбы с преступностью на будущее, сводить их в кодекс сейчас значило бы, по мнению автора, строить утопическую систему. Необходимо предоставить революционным массам возможность самим проявить правотворчество, а задача власти в этой области сводится главным образом к руководству, к инструктированию масс.

Победив буржуазию и упрочив свое господство, рабочий класс, как считал М. Ю. Козловский, должен выработать на время, до полного уничтожения неравенства, особые нормы права для охраны и защиты социалистического производства, распределения труда и материальных благ. Посягательства на эту сферу общественных отношений теперь должны считаться тягчайшими преступлениями. Политические преступления отпадут, их место займут уголовные - нарушение экономического порядка, равенства труда и равенства распределения продуктов. Имущественные преступления, очевидно, останутся и в переходном строе, пока не исчезнет экономическое неравенство, что следует ожидать на высшей фазе коммунистического общества. То же относится и к преступлениям против личности. В этой области, считал Козловский, конфликты и эксцессы будут все реже, почва под ними будет постепенно исчезать, мотивы сокращаться. Но пока не исчезнут остатки капиталистического строя, пролетарским судам придется вести решительную карательную политику в защиту граждан от посягательств. Право все более будет превращаться в правила для управления хозяйством, судьи - в управляющих им.

Как видим, программа, нарисованная Козловским в первый год существования советского государства, носила чисто умозрительный характер.

Статья Козловского вызвала дискуссию на страницах журнала "Пролетарская революция и право". Полемизируя с Козловским по некоторым положениям, в статье "К вопросу об уголовном кодексе социалистического государства"¹ Я. Берман дал свой прогноз развития преступности в социалистическом обществе. Он считал бесспорным тот факт, что социализм не искоренит преступлений, так как "не принесет полного нравственного возрождения человека, не уничтожит всех низменных наклонностей, не установит полного равенства людей... в условиях социалистического строя... люди будут убивать друг друга из злобы, мести, ревности; будут посягать если не на частную собственность, то на собственность государственную, народную... и на нормы нового социального устройства... Социалистический строй уничтожит многие факторы преступности, но он не уничтожит всех факторов"².

¹(См.: Пролетарская революция и право. 1919. № 2 - 4. Я. Берман был одним из работников системы революционных трибуналов, позже судебным и научным работником.)

²(Там же. С. 37, 38.)

Высказывая свои соображения о характере социалистического уголовного кодекса, Берман дал определение понятия преступления как явления социального, содержание которого различно в каждую историческую эпоху и определяется социальным строем. Он отмечал, что социалистическое уголовное право отвергает понятие преступления как явления, порождаемого дурными прирожденными или привычными наклонностями людей, и считает преступление явлением социального порядка.

Преступные посягательства при социализме, по мнению Бермана, будут отличаться от посягательств в капиталистическом строе, так как новые социальные отношения вызовут и новые посягательства на них. На первом месте по степени опасности и распространенности будут преступления, подрывающие основы социалистического строя, его экономические устои, т. е. имущественные преступления против социалистической собственности. На втором месте будут преступления против личности, так как социалистический строй не может полностью и сразу изменить характер и наклонности человека. Здесь нельзя не усмотреть некоторую противоречивость во взглядах автора. Если выше отмечалось, что "социалистическое уголовное право отвергает понятие преступления как явления, порождаемого дурными прирожденными или привычными наклонностями людей", то теперь Бермап считает, что до той поры, пока не изменятся характер и наклонности людей, определенные виды преступлений против личности будут иметь место и при социализме. Что касается преступлений против личных имущественных прав граждан, то, по мнению Бермана, при социализме они изменят свое значение, во-первых, потому, что будет сужен круг предметов личного пользования, во-вторых, потому, что они теряют то значение, которое имели в эпоху "царства собственности". В отдельную группу автор выделял посягательства на формы политического устройства и нормы общественного порядка.

Если обратиться к цифровым данным, характеризующим структуру преступности в первые годы Советской власти, то видно, что имущественные преступления (кражи, разбой, грабеж), которые по прогнозу Бермана должны были потерять свое значение, составляли значительный процент в общей структуре преступности и в тот период возросли в 10 - 15 раз¹. В народных судах Москвы во втором полугодии 1918 г. дела о кражах составляли 41% от всего количества дел².

¹(См.: Герцензон А. А. Борьба с преступностью в РСФСР. С. 14; Гернет М. Н. Преступность за границей и в СССР. М., 1931. С. 74.)

²(См.: Курский Д. И. Новое уголовное право // Пролетарская революция и право. 1919. № 2. С. 43.)

При определении степени опасности совершенного преступления Я. Берман предлагал руководствоваться не характером, видом или родом преступного деяния, а характером субъекта преступления. Ибо, "если может идти речь о грозящей опасности, вызывающей необходимость принять те или иные меры, то эту опасность необходимо искать в настроении, состоянии преступника, совершившего преступное деяние... Только от того, в каком состоянии находится преступник, в какой мере он грозит спокойствию общественного порядка и представляет опасение рецидива, зависит выбор меры исправления. Независимо от тяжести преступления диагноз опасности преступника ставится самостоятельно"¹.

¹(Берман Я. Указ. соч. С. 43, 44.)

Со статьей "Преступление и наказание в текущий переходный период" выступил Л. А. Саврасов¹. Отмечая своеобразие переживаемого в России периода крушения буржуазного строя и строительства социализма в условиях капиталистического окружения, автор указывал на сложность борьбы с преступностью в этот переходный период. Он полагал, что было бы наивно ожидать быстрых результатов в области снижения преступности, говорил, что нельзя сидеть сложа руки в ожидании, когда, наконец, укрепится социализм и уничтожит "все корни сорных трав, глубоко внедрившихся в социальную почву".

¹(Пролетарская революция и право. 1918. № 5 - 6.)

В вопросе о прогнозе преступности на ближайшее будущее по различным категориям преступлений и о тенденции их к увеличению или уменьшению автор предполагал, что число обычных имущественных преступлений пойдет на убыль, ибо как массовое явление эти преступления находились в теснейшей связи с безработицей, нищетой и голодом; "деятельность бирж труда и комиссариата социального обеспечения, надо полагать, значительно ослабит эти факторы". Но сильно возрастут и уже возросли, как считал Саврасов, посягательства на имущественные интересы в другой социальной оболочке, т. е. те, которые прежде не считались преступными, а в переживаемый период являются таковыми, - это всякого рода спекуляции, мошенничества и т. п. Эта категория преступлений будет иметь место еще долгое время, пока не наладится хозяйственная жизнь страны на новых началах.

Гражданская война, обострение и обнажение классовых противоречий, общая нервозность, по мнению автора, увеличивают категорию преступлений против жизни, здоровья и чести. Растет число должностных преступлений, использования подкупа, взяток и пр.

В вопросе о наказании Саврасов придерживался той точки зрения, что молодая советская пенитенциарная наука может использовать то ценное, что выработано буржуазной наукой в этой области, так как буржуазные теоретики и практики тюремного дела положили много труда в изучение методов исправления преступников. Он считал, что необходимо призвать на помощь медицину, психиатрию, педагогику для выработки рациональных методов, использовать опыт тех стран, где тюремное дело поставлено на научных основах.

Далее автор ставил вопрос: всегда ли преступника нужно исправлять, перевоспитывать и не должно ли в некоторых случаях за преступлением следовать наказание в буквальном смысле этого слова. Решать этот вопрос автор предлагал в зависимости от категорий преступников. Если субъекты имущественных преступлений обычного типа или посягательств на жизнь и здоровье - жертвы тяжелого социального положения, дурного воспитания, плохой наследственности и пр., то вряд ли то же самое можно сказать о категории спекулянтов, мошенников, служащих-казнокрадов и взяточников. Эти люди с точки зрения буржуазного общества не являются преступниками, но в условиях нашего времени и обстановки - это преступный элемент, посягающий на жизненные блага и даже на жизнь народных масс. Таких людей вряд ли целесообразно исправлять или "лечить", к ним надо применять карательное воздействие и даже избавляться от них.

Эта позиция Саврасова вызвала возражения со стороны Бермана, который отмечал, что, применяя наказание к преступникам, Советская власть должна стремиться провести не принцип возмездия, кары, а принцип исправления преступника¹.

¹(См.: Берман Я. Наказание или исправление? // Пролетарская революция и право. 1918. № 8/10.)

При этом Берман заметил, что Саврасов является руководителем карательного отдела НКЮ РСФСР и поэтому должен правильно решать вопрос о значении наказания. По мнению Бермана, задача кары за совершенное преступление может быть только сопутствующей, поскольку невозможно исправительные меры сделать свободными от всех элементов наказания. "Во всяком случае, - писал Берман, - никогда при разработке мер борьбы с преступностью принцип наказания не должен играть самодовлеющей роли"¹. И по отношению к спекулянтам, взяточникам, лицам, совершившим должностные преступления, нельзя утверждать, что нет никаких форм исправления, перевоспитания, ибо социалистической школой уголовного права преступник признается продуктом определенных социальных условий и считается нецелесообразной борьба с преступностью путем применения единого наказания, жестоких мер возмездия.

¹(См.: Берман Я. Наказание или исправление? // Пролетарская революция и право. 1918. № 8/10. С. 50.)

Несколько позже, в 1921 г. В. Быстрянский в работе "Преступление в прошлом и будущем" дал характеристику государства переходного периода и его задачи по борьбе с преступностью на этом этапе. Автор отмечал, что в переходную эпоху необходима организация насилия для предотвращения попыток со стороны свергнутого меньшинства вернуть обратно свои привилегии. Поэтому государство как аппарат насилия с его армией, полицией, тюрьмами продолжает существовать. С изменением классовой природы государства, с превращением его из аппарата насилия меньшинства над большинством в организацию насилия громадного большинства трудящихся над кучкой эксплуататоров меняется и классовая природа преступления.

Носителями преступности в этот период, как считал В. Быстрянский, становятся представители бывшего господствующего класса, своими заговорами и покушениями подвергающие опасности существование рабочего государства, с одной стороны, а с другой - грабежами и прочими деяниями, коренящимися в прежнем капиталистическом строе, подрывающие хозяйственные основы нового государства. Поэтому в эпоху пролетарской диктатуры наказание является самозащитой нового господствующего класса - пролетариата - против попыток восстановить частную собственность, против покушений со стороны буржуазии.

Однако новому государству, как считал автор, приходится ограждать себя и от недостаточно сознательных представителей класса, пришедшего к власти.

Эта работа Быстрянского обобщала марксистские положения о классовом характере преступности, ее эволюции в переходный период и перспективах ее отмирания в будущем бесклассовом обществе. Книга, написанная в 1921 г., могла бы содержать более конкретный анализ причин преступности. В 1918 г. уже была создана система органов государственной статистики, уголовная статистика давала цифровой материал о состоянии, структуре и динамике преступности, о взаимосвязи преступности с другими явлениями общественной жизни.

Близко к представлениям Быстрянского рисовалась картина будущего государства и перспектив постепенного отмирания преступности и другим советским ученым в первые годы развития пролетарского государства. Нет ничего удивительного в том, что авторы этих работ порой сбивались на неверные теоретические положения и практические рекомендации, ведь, как писал Стучка, "мы делали это стихийно, руководствуясь своим революционным чутьем; теоретического подхода, теоретической помощи у нас не было и, прибавим, быть не могло"¹.

¹(См.: Сов. государство и революция права. 1931. № 1. С. 43.)

Оценивая с современных позиций теоретические воззрения первых советских криминологов, мы не можем не отметить их иллюзорный характер. Жизнь опровергла эти представления о постепенном отмирании социальных корней преступности после победы социалистической революции.