Введение

Изучение проблем преступности в нашей стране имеет богатую историю. Еще в 1802 г. в работе А. Н. Радищева "О законоположении" была обоснована необходимость широкого изучения преступности, высказаны глубокие мысли о ее причинах и предложена четкая программа сбора уголовно-статистических сведений. Первым эмпирическим исследованием в отечественной криминологии следует признать работу академика К. Германа "Изыскание о числе самоубийств и убийств в России за 1819 и 1820 годы", с изложением которой он выступил на заседании Российской Академии наук 17 декабря 1823 г.

Можно привести и другие примеры подобных изысканий, но все они долгое время были отдельными и довольно редкими попытками изучения преступности, па которые власти, как правило, смотрели скептически и не торопились поощрять. Например, министр народного просвещения А. С. Шишков, от которого зависела судьба публикации доклада К. Германа, в своем отзыве на рукопись написал: "Статью о исчислении смертоубийств и самоубийств, приключившихся в два минувшие года в России, не почитаю к чему-нибудь нужною, но и вредною... Надлежало бы к тому, кто прислал ее для напечатания, отослать назад с замечанием, чтобы и впредь над такими пустыми вещами не трудился. Хорошо извещать о благих делах, а такие, как смертоубийства и самоубийства, должны погружаться в вечное забвение"¹.

¹(Журн. М-ва юстиции. 1866. Т. XXX, ч. II. С. 664, 665.)

Подобная позиция, не столь редко встречавшаяся и впоследствии, конечно, не способствовала широкому распространению научного изучения проблем преступности, хотя здесь действовали и причины объективного порядка, в том числе неразвитость уголовной статистики и социологии в целом.

Систематическое изучение преступности начинается значительно позже, в начале 70-х годов XIX в., вместе с возникновением социологической школы уголовного права. В России, как и в других европейских странах, деятельность этой школы была связана с решением многочисленных сложных проблем, с которыми наука уголовного права до этого практически не сталкивалась. Это заставляло криминалистов-социологов, порывавших с традиционными представлениями старой, классической школы, искать новые пути в науке и, защищая их, вступать в острые научные споры со своими оппонентами.

В проблематике социологической школы наиболее актуальными вопросами были такие, как объем науки уголовного права, понимание ее предмета, соотношение юридического и социологического подходов к изучению преступления, факторы преступности и метод ее изучения, цели наказания, опасное состояние и меры социальной защиты, уголовная политика и ее соотношение с законодательством. Многие из перечисленных вопросов сохраняют свою актуальность и сегодня, но в качестве предмета своего исследования мы взяли лишь те из них, которые непосредственно связаны с криминологической проблематикой, т. е. выходят на проблему преступности и методов ее изучения.

Данное обстоятельство делает понятным, почему в книге так много внимания и места уделено проблеме соотношения юридического и социологического подходов к преступлению, за которой по существу стоит теоретический анализ логики становления предмета криминологии, и, например, лишь упоминается дискуссия об опасном состоянии и мерах социальной защиты, которая почти целиком относится к уголовно-правовой проблематике.

Вопросы истории отечественной криминологии уже привлекали к себе внимание исследователей. Хотелось бы назвать имена тех авторов, которые внесли весомую лепту в освещение данной темы в советской литературе. Это С. Я. Булатов, А. А. Герцензон, И. С. Ной, А. А. Пионтковский, С. С. Остроумов, Ф. М. Решетников, Б. С. Утевский, О. Ф. Шишов и др.

Благодаря работе этих ученых был обобщен большой фактический материал, высказано много верных суждений по поводу теоретических изысканий дореволюционных и советских криминологов, практики изучения, методов анализа преступности. В целом социологическая школа уголовного права и ученые, трудившиеся в первых советских криминологических учреждениях, оценивались названными исследователями отрицательно. В основном критика носила вульгарно социологический характер и сводилась к упрекам в отстаивании социологической школой политических интересов буржуазии. Так, указывалось, что криминалисты-социологи "пытались "социологической" фразеологией и квазинаучными положениями о социально-экономических факторах преступности ввести недостаточно искушенных читателей в заблуждение о подлинном своем политическом лице"¹.

¹(Утевский В. С. История науки уголовного права. М., 1948. С. 30.)

К сожалению, подобные оценки можно встретить и в достаточно "свежей" литературе¹. С этим нельзя согласиться, что лишний раз побуждает нас по-новому взглянуть на предшественников современных криминологов, постараться объективно, отбросив предвзятость, оценить их и отдать им дань заслуженного уважения.

¹(См.: Курс советского уголовного права: В 6 т. М., 1970. Т. 2. С. 62.)

Еще один вопрос, на который хотелось бы обратить внимание, связан с самим названием новой для XIX в. науки - криминология. В России это слово прочно укрепилось лишь после 1917 г. До революции оно употреблялось в качестве обозначения науки о преступности далеко не регулярно и часто наравне с "этиологией преступности" либо "уголовной социологией". Поэтому на страницах книги, особенно первой, "дореволюционной" ее части, довольно редко можно встретить слово "криминология" и очень часто слова "социологическая школа уголовного права" либо "криминалист-социолог". Это говорит лишь о том, что российская криминология возникла, формировалась и развивалась как одна из ветвей науки уголовного права и лишь на более поздних этапах стала самостоятельной наукой.

В книге делается попытка рассмотреть логику развития познания в области изучения преступления и преступности, в связи с чем большое внимание уделяется узловым моментам развития науки - дискуссиям, анализу их первопричин, путям разрешения возникших противоречий. Каждый этап движения науки рассматривается как своеобразная фаза исторического развития, характеризуемая присущими ей особенностями, что позволяет приблизиться к обнаружению внутренней определенности этих этапов.

Взгляд дореволюционных криминологов на преступность как на социальное явление сыграл важную роль в послереволюционном развитии России. Он лег в основу разработки уголовной политики молодой Советской республики и был включен в фундамент теоретических положений формирующейся советской криминологии. В "Руководящих началах по уголовному праву", принятых в 1919 г., преступление оценивалось как продукт социальной среды. Говорилось, что при выборе наказания следует иметь в виду, что преступление вызывается укладом общественных отношений, в котором живет преступник (ст. 10). Суду предлагалось тщательно изучать не только обстоятельства совершенного преступления, но и личность преступника (ст. 11), с тем чтобы мера воздействия, избираемая судом, наиболее полно отвечала задаче профилактики преступлений.

Нельзя не сказать о существенных различиях развития криминологической мысли в России до и после Октября 1917 г. Дело, думается, не в том, что, как писал А. А. Герцензон, "после Октября 1917 года развитие науки уголовного права пошло по совершенно новому, марксистскому пути"¹. Такое объяснение не может быть признано удовлетворительным хотя бы в силу того, что на право идти но "единственно верному" марксистскому пути претендовали в то время представители весьма различных научных направлений.

¹(Герцензон А. А. Введение в советскую криминологию. М., 1965. С. 79.)

То, что основной интерес советских криминологов 20 - 30-х годов сосредоточился на проблеме индивидуальных причин преступности, которой главным образом и занимались многочисленные кабинеты по изучению личности преступника, имеет более убедительное объяснение. "Поскольку самим фактом совершения Великой Октябрьской социалистической революции в Советском государстве были подорваны социальные корни преступности, большой интерес с точки зрения этиологии преступности в социалистическом обществе стал представлять человек, совершающий преступление, путем изучения которого можно было бы определить то, что детерминирует преступность"¹. Нельзя разделить иллюзорных представлений первых советских криминологов и самого И. С. Ноя об исчезновении социальных корней преступности вместе с победой социалистической революции, но во многом порой в эти иллюзии объяснялся всплеск интереса к проблеме личности преступника в 20-х годах, хотя, конечно, это не означало полного прекращения исследования социальных причин преступности. Достаточно назвать вышедшие в 1922 г. работы А. А. Жижиленко "Преступность и ее факторы" и М. Н. Гернета "Моральная статистика". Все же в криминологической литературе 20-х годов проблематика, связанная с анализом социальных аспектов преступности, была представлена заметно меньше, чем исследования вопросов личности преступника или причин отдельных видов преступлений. Поэтому в книге уделено главное внимание именно этим исследованиям советского периода.

¹(Ной И. С. Методологические проблемы советской криминологии. Саратов, 1975. С. 11.)

На рубеже 20 - 30-х годов в стране складывается жесткая система администрирования во всех областях жизни общества, наука все более попадает в тиски догматических формул, изрекаемых "великим вождем народов". Идея обострения классовой борьбы прочно занимает ведущее место в большинстве теоретических работ, легко разбивая любые иные концепции и взгляды. С ее помощью объясняются и причины преступности, и трудности строительства социализма, и проникновение буржуазной идеологии в советскую науку. Среди заголовков научных работ часто встречаются названия-приговоры: "Против буржуазных извращений в криминологии", "Вредительство на фронте советского уголовного права", "Новейший ревизионизм в уголовном праве" и т. д. Развернувшаяся критика научных оппонентов, нередко переходящая в откровенное шельмование, играла роль своеобразного артобстрела, подготавливающего решительное наступление, а затем полный разгром противника, что вскоре и последовало.

Борьба за "научную чистоту" велась на два фронта. С одной стороны, против буржуазной идеологии, которую представляли профессора с дореволюционным стажем М. Н. Гернет, А. Н. Трайпин, М. М. Исаев, А. А. Жижиленко, П. И. Люблинский и др., а с другой - против извращений марксизма вполне советскими учеными А. А. Пионтковским, Е. Г. Ширвиндтом, Е. Б. Пашуканисом и др. В роли критиков наиболее активно выступала группа сотрудников Коммунистической академии: П. В. Кузьмин, С. Я. Булатов, Г. И. Волков, А. Я. Эстрин.

Наряду с идеологическими мерами были предприняты и организационные. Постепенно прекращали свою деятельность кабинеты по изучению личности преступника и преступности, закрывались юридические журналы "Право и жизнь", "Еженедельник советской юстиции", "Административный вестник", прекратились публикации судебной статистики. В 1931 г. Государственный институт по изучению преступности реорганизуется в Институт уголовной и исправительно-трудовой политики, передается в ведение Наркомюста РСФСР, проведение в нем криминологических исследований фактически сворачивается. В 30-х годах, когда происходил разгром криминологии, похожие процессы шли и в философии, и в истории, и в других науках. Государству, идущему к режиму жесткой диктаторской власти, подлинная наука была не только не нужна, а просто опасна как потенциальный источник независимого и честного слова. Нужна была послушная, верная каждому новому идеологическому лозунгу служанка партийной бюрократии, и, увы, общественная наука была очень быстро низведена до этой роли и даже самозабвенно и долгие годы ее играла. В условиях тоталитарной власти не могло не господствовать и монопольное право на истину, только этой власти принадлежащее.

Во второй половине 30-х годов к насилию над мыслью прибавилось безжалостное насилие над жизнью человека. "Когда мы утром приходили в Институт (Всесоюзный институт юридических наук. - Лег.), - вспоминал то время проф. Б. С. Утевский, - то тревожно проверяли, все ли пришли, и если кого-либо не было на работе, мы знали - это не болезнь... Не пришли многие: не пришел разжалованный из наркомов в директора нашего института Н. В. Крыленко. Не пришли из нашего же и других юридических институтов Эстрин, Волков, Шретер, Гинзбург, Разумовский, Кузьмин и многие, многие другие. Большинство из них погибло в тюрьмах и лагерях. Реабилитировали их посмертно"¹. В приведенном печальном списке хотелось бы упомянуть погибшего в 1937 г. Е. Б. Пашуканиса, а также проведших долгие годы в сталинских лагерях Л. И. Ратнера, А. С. Шляпочникова и Е. Г. Ширвиндта, которые в 50-х годах смогли вернуться в науку и успешно работали в ней.

¹(Утевский Б. С. Воспоминания юриста. М., 1989. С. 289 - 290.)

Для современного развития советской криминологии важна правильная оценка опыта прошлых исследований, с тем чтобы использовать тот положительный материал, который накоплен советской криминологией на первом этапе ее развития и чтобы избежать повторения допущенных ошибок. О необходимости оценки исторического прошлого науки очень хорошо сказал советский психолог М. Г. Ярошевский: "Непосредственная взаимосвязь между теорией науки и ее историей общеизвестна. Без обращения к историческим корням научного знания не может быть адекватно осмыслена система идей и категорий, образующих его современный уровень. История не только предостерегает от повторения прежних ошибок и повторного открытия одного и того же. Она показывает также направление движения, откуда и куда мы идем. "Память" науки, подобно памяти человека, сберегается не ради нее самой, а ради будущего"¹.

¹(Ярошевский М. Г. История психологии. М., 1966. С. 554.)