Часть III. Спектакль продолжается

Расстояние от Амарилло до заснеженных склонов Аспена (штат Колорадо) не превышало и 400 километров, но полет туда на их "лирджете" показался Карин Мастер бесконечно долгим. После почти 15 месяцев заключения человек, которого она любила, вновь был на свободе. Каллен похудел, а на висках появилась седина, которой не было в августе 1976 года. Месяцы страданий и невзгод остались позади. Они выстояли и, как казалось Карин, стали еще сильнее. Теперь можно было немного отдохнуть и обо всем хорошенько подумать. Сыновей своих Трея и Чесли на то время, пока они с Калленом наконец-то отдохнут, Карин оставила в Форт-Уэрте с их отцом. До самой последней минуты Карин не осмеливалась строить каких-либо планов на будущее. Но это будущее уже наступило. Окончательное слушание дела Кал лена и Присциллы о разводе было назначено на январь, после чего Карин надеялась стать миссис Дэвис. Впереди было столько дел - ведь Каллен был уверен, что особняк останется за ним. "Я так рада, что все наконец позади", - сказала Карин. Но она ошибалась. То, что в течение какого-то времени Карин и Каллен действительно не испытывали горечи, не подвергались обвинениям и не находились в центре внимания прессы, было лишь временной передышкой. В их жизни ничего не изменилось.

Буквально через несколько минут после того, как их "лирджет" приземлился на лётном поле "Мичэм" в Форт-Уэрте, Карин узнала, что ее бывший муж не ограничился присмотром за детьми, а добился права на временную опеку над ними. Пока они отдыхали в Аспене, судья по бракоразводным делам вынес временное постановление, запрещавшее детям Карин "общаться с Калленом Дэвисом". Постановление было подписано судьей Джо Эйдсоном, уже и без того причинившим Каллену столько неприятностей.

Карин была потрясена. Ей всегда казалось, что ее бывший муж Уолтер Мастер совершенно не интересовался детьми, и вдруг неожиданно он пошел в наступление. В своем заявлении судье Эйдсону он утверждал, что его бывшая жена использует мальчиков как "символ статуса" (не объяснив, однако, каким образом воспитание двух умственно и физически неполноценных детей можно квалифицировать как "символ статуса"). Далее в нем говорилось, что Карин - недостойная мать, чье поведение пагубно сказывается на "физическом здоровье, умственном развитии и психологической и эмоциональной уравновешенности" детей. Уолтер Мастер просил суд передать мальчиков под его постоянную опеку, отдать ему дом № 4 по Артур-драйв в Эджклиффе, а Карин Мастер обязать выплачивать алименты на детей.

В конечном итоге Карин выиграла тяжбу, но все это привело к тому, что в течение последующих двух недель дело Каллена Дэвиса вновь получило широкую огласку в прессе.

Окружной прокурор Тим Карри столкнулся с проблемой, которая носила одновременно и правовой, и политический характер. Ему предстояло решить, что делать дальше с тремя незаконченными делами по обвинению Каллена Дэвиса в покушениях на убийство. Проблема заключалась в том, что большинство жителей Форт-Уэрта теперь с симпатией относились к Миллионеру. А в этом году предстояли выборы, и окружной прокурор был уверен, что дальнейшие попытки продолжать судебное преследование Каллена будут иметь самые серьезные (если не катастрофические) последствия для его дальнейшей политической карьеры. Не говоря уже о моральной стороне всей этой истории, расходы, связанные с проведением процесса Л Амарилло, вылились в астрономическую сумму - более 300 тысяч долларов. Процесс над Калленом Дэвисом был не только самым длительным и сенсационным за всю историю Техаса, но и самым дорогостоящим.

Но даже если бы Карри и решился взвалить на налогоплательщиков расходы по проведению еще одного судебного процесса над Калленом Дэвисом, перед ним возникали трудности чисто правового порядка. Законы штата Техас разрешают жене давать показания против собственного мужа лишь в том случае, если тот обвиняется в нападении на нее или на ее несовершеннолетнего ребенка. Если по делу об убийстве Андрии Уилборн Присцилле разрешили дать показания в суде, то по делу об убийстве Стэна Фарра ей этого уже не разрешат, хотя она и была единственной свидетельницей. Запрет будет снят с нее лишь в случае развода. Кроме того, была еще одна причина, побуждавшая окружного прокурора отложить решение вопроса о предании Каллена Дэвиса суду до окончания дела о разводе. Многие юристы, включая Марвина Коллинса, считали, что юридический принцип запрета оспаривания фактов, установленных в ходе предыдущего судебного разбирательства (collateral estoppel), исключал возможность дальнейшего уголовного преследования Каллена Дэвиса. Этот принцип означает примерно то же, что и запрет повторного привлечения к суду за одно и то же преступление. Марвин Коллинс делал отсюда вывод, что в том случае, если по какому-то вопросу в ходе судебного рассмотрения вынесено окончательное решение судом присяжных, то вовлеченные в это дело стороны уже не могут требовать нового судебного разбирательства данного вопроса. Этот принцип был сформулирован после одного процесса в штате Миссури, на котором подсудимый обвинялся в одновременном ограблении всех участников игры в покер. После того как подсудимый был оправдан по обвинению в ограблении одного игрока в покер, он был снова предан суду по обвинению в ограблении другого игрока. На этот раз он был признан виновным, но Верховный суд отменил это решение. С тех пор Верховный суд уже не раз отменял решения судов низшей инстанции в тех случаях, когда дело касалось нескольких жертв и повторного предания суду за одно и то же преступление. В этой связи Марвин Коллинс заметил: "Если Верховный суд так решительно настроек в вопросе о повторном привлечении к суду по другим делам, то и в данной ситуации он, видимо, займет такую же позицию". Карри, однако, был другого мнения и намерен был оставить вопрос открытым, по крайней мере до окончания бракоразводного процесса, который мог вскрыть новые факты.

Адвокаты Присциллы действительно заявили, что в ходе бракоразводного процесса будут выявлены новые сенсационные факты. "Это будет совсем другая игра, - заметил Джерри Лофтин, который вот уже три с половиной года занимался этим делом вместе со своим партнером Рональдом Олтманом. - Я пока не хочу подробно вдаваться в детали, но уже сейчас могу сказать, что будет представлена чрезвычайно важная информация. На процессе в Амарилло обвинение просто не могло ее затрагивать. Мы будем вести дело по другим правилам представления доказательств. А эти правила позволят нам представить свидетельские показания, которые не были бы приняты судом, когда рассматривалось дело об убийстве. Кроме того, мы сумеем заставить Каллена Дэвиса выступить с показаниями лично".

Вопрос о точной дате судебного разбирательства оставался пока открытым. Лишь в середине февраля судья Эйдсон вновь вернулся к нему и назначил суд на 17 апреля 1978 года.

Адвокаты Каллена отреагировали на эту новую отсрочку тщательно сформулированным ходатайством, в котором просили отстранить Эйдсона от дальнейшего ведения дела о разводе. Основанием для такого ходатайства послужило то, что судья выступал с показаниями по делу об убийстве на процессе в Амарилло.

Адвокаты Присциллы немедленно ответили контратакой, не стесняясь при этом в выражениях. Лофтин и Олтман обвинили своих противников в попытке избавиться от судьи, которого не удалось заставить плясать под свою дудку. В своем заявлении они спрашивали: "Может ли во всех судах штата Техас хозяйничать один человек или в них должна соблюдаться законность?"

Эйдсон твердо верил, что никаких норм судейского поведения или правил этики он не нарушал и что поэтому нет никаких оснований для его отстранения от дальнейшего ведения дела о разводе. Тем не менее он все же решил передать этот вопрос административному судье Луису Холланду. На другой же день тот отклонил ходатайство адвокатов Каллена, и Эйдсон продолжил ведение дела. Через четыре дня судья вновь отложил начало бракоразводного процесса, перенеся его с 17 апреля на май. При этом Эйдсон отказался давать какие-либо разъяснения.

Каллен Дэвис уже подумывал над тем, не следует ли ему подключить к делу "тяжелую артиллерию". Почти сразу же после того, как Эйдсон снова отложил суд, Каллен попросил Ричарда Хейнса присоединиться к Сесилу Манну и другим адвокатам, которые занимались его бракоразводным делом. Немедленно была внесена новая серия ходатайств. Через четыре дня Эйдсон признал полномочия Хейнса в качестве одного из адвокатов Каллена и вынес решение по ряду ходатайств. Он отказался удовлетворить просьбу Каллена о сокращении выплачиваемого им пособия с 5000 до 3500 долларов, но постановил, что Дэвис больше не должен оплачивать услуги полицейских, которые во внеслужебное время охраняли Присциллу и особняк. Судья также освободил Каллена от обязанности ежемесячно возмещать 1500 долларов для оплаты услуг личных медицинских сестер Присциллы. Кроме того, Эйдсон разрешил Каллену и его адвокатам посетить особняк для осмотра и инвентаризации имущества.

На этот раз решения судьи Эйдсона вывели из себя уже Присциллу. Она не могла смириться с тем, что судья лишил ее возможности оплачивать услуги ее сиделок и телохранителей. Присцилла надеялась, что Эйдсон предпишет увеличить размер выплачиваемого ей пособия, а вместо этого он возложил на нее повое финансовое бремя. "Я не собираюсь жить здесь без охраны, - сказала она с раздражением. - Неужели кто-то серьезно думает, что Каллен не попытается повторить все снова? Уж кто-кто, а я-то его хорошо знаю - как-никак прожила с ним шесть лет. Он непременно еще раз попытается убить нас всех". Присцилла уже убедилась, что на 5000 долларов в месяц она прожить не сможет. А теперь еще придется самой оплачивать услуги охранников, круглые сутки дежуривших у главного входа в особняк, и как-то обходиться без медицинских сестер. Она отнюдь не преувеличивала: ее финансовое положение, а также физическое и моральное состояние действительно оставляли желать лучшего. В феврале она несколько недель пролежала в больнице. Врачи хотели было сделать ей сложнейшую операцию, чтобы подлечить нервные окончания, поврежденные в результате ранения, но в последнюю минуту передумали и ограничились простой блокадой. Боль, однако, не только не утихла, но усилилась еще больше. Присцилла так сильно похудела, что платья, когда-то плотно облегавшие ее фигуру, теперь висели на ней, как на вешалке. Уже несколько недель как она не делала прическу. Под глазами появились темные круги. "Я вдруг почувствовала себя старой", - пожаловалась Присцилла. И она действительно выглядела постаревшей. С помощью большого количества косметики она еще достигала желаемого эффекта, но и косметика уже не могла скрыть ее боли, страха и возмущения. Хотя суд обязал Каллена выплачивать почти 4000 долларов на ее лечение, финансовое положение Присциллы было крайне тяжелым. Один счет за электричество составлял 1500 долларов ежемесячно. По 500 долларов нужно было платить каждый месяц по счетам загородных клубов. К тому же все время чего-то просила Ди. Присцилла вынуждена была взять крупную ссуду в банке, но и эти деньги были уже почти на исходе.

Более того, один за другим стали исчезать даже ее старые друзья. Рич Сауэр и телохранители, которых она наняла на деньги Билла Дэвиса, были теперь, пожалуй, ее единственными постоянными спутниками.

Через несколько дней Каллен в сопровождении адвокатов и фотографа приехал в особняк, чтобы посмотреть, в каком он теперь состоянии, и сфотографировать ковры, мебель, драпировку на окнах, картины и другие произведения искусства, то есть все, что могло износиться или повредиться. Адвокат Сесил Манн сказал потом репортерам, что Присцилле должно быть стыдно за тот запущенный вид, в котором оказался особняк. Присцилла была уверена, что Каллен обязательно захочет посмотреть на свой любимый шахматный набор из нефрита с золотой инкрустацией. Своей служанке она сказала, что шахматы хранятся в верхнем сейфе, в то время как сама положила их вместе с некоторыми другими ценностями в багажник своего "линкольна" и, плача и проклиная своего бывшего мужа, уехала из дому. Когда Каллен открыл сейф, он увидел там фотографии Андрии Уилборн и Стэна Фарра.

Друзей и знакомых Каллена поражало и приводило в восхищение то, как мало он изменился, несмотря на недавно пережитую трагедию. Поначалу он был несколько замкнутым, но это длилось недолго. Теперь он выглядел окрепшим, полным решимости и способным контролировать все свои поступки. Катание на лыжах по уикендам вернуло ему румянец на щеках, а домашняя кухня разгладила все морщины. К себе в контору он приезжал рано, до обеда работал, затем обедал, иногда играл потом партию в бильярд в клубе "Петролеум", до пяти вечера снова работал, затем пропускал рюмочку-другую с Роем Риммером, Гершелом Пейном, Бадди Доулом и с некоторыми другими приятелями и возвращался домой. Он был доброжелателен к окружающим и неизменно старался отблагодарить тех, кто поддержал его в трудную минуту.

27 марта адвокаты обеих сторон внесли ходатайство с просьбой отложить бракоразводный процесс до лета. Эйдсон согласился. Адвокаты Каллена попросили слушать дело в суде присяжных. Эйдсон дал согласие и на это. Техас - единственный штат, разрешающий слушать дело о разводе в суде присяжных даже в том случае, если при этом не рассматривается вопрос о передаче ребенка на воспитание одной из сторон. Хотя решение присяжных в отношении раздела имущества или других спорных вопросов и не является обязательным для судьи, в большинстве случаев судьи, рассматривающие семейные дела, все же следуют рекомендации жюри. Еще свежо было в памяти то сильное воздействие, какое оказал на присяжных в Амарилло Ричард Хейнс, а Каллен Дэвис уже собирался привлечь к делу еще одно светило. Он серьезно подумывал над подключением к бригаде адвокатов Донна Фулленвайдера, партнера Ричарда Хейнса по адвокатской практике и специалиста по семейному праву. По части бракоразводных процессов у него была такая же громкая слава, как и у Хейнса по уголовным делам. Его считали лучшим в Техасе, а может быть, и во всей Америке. Эйдсон назначил суд на 14 августа.

Между тем Эйдсон вынес еще одно постановление, которое вызвало раздражение Каллена Дэвиса и, несомненно, пришлось не по вкусу Хейнсу. Судья обнародовал письменное заявление адвокатов Присциллы на 251 странице, в котором те требовали, чтобы Каллен ответил чуть ли не на 2000 вопросов. При этом их интересовали, в частности, размер активов корпорации "Кендэвис индастриз", случаи проявления гнева со стороны Каллена, подробности его интимной жизни, сведения о подарках, сделанных им Карин Мастер, и оказываемой ей финансовой помощи, расходы на адвокатов и т. д. Большая часть испрашиваемых сведений уже содержалась в различных документах; что же касается расходов Каллена на адвокатов, то здесь полной ясности не было, что вызывало множество самых разнообразных слухов. Так, например, ходили разговоры, будто гонорар Ричарда Хейнса по делу об убийстве составил от 750000 до 1500000 долларов. Сам Хейнс отказался комментировать все эти домыслы, хотя и дал понять, что его гонорары достаточно высоки. Но Эйдсон неожиданно предал гласности письменные показания Каллена, из которых стало известно, в частности, что выплаченный Хейнсу гонорар был значительно скромнее и составил 250000 долларов. Сумма эта все же была весьма внушительной, хотя и не такой большой. В результате сплетни вокруг имени Хейнса как баснословно дорогого адвоката несколько поутихли.

Оправдание Каллена обошлось в общей сложности в 3 миллиона долларов, что в десять раз превосходило расходы, понесенные в этой связи округом Таррент. Были все основания предполагать, однако, что эта Цифра занижена.

На первый взгляд ни один из 2000 вопросов, заданных Каллену Дэвису, не наносил ему вреда. Хейнсу удалось сразу же отклонить все вопросы, относившиеся к делу об убийстве. Что касается колоссальных активов "Кендэвис индастриз", то к этому времени о них уже имелась достаточно полная информация. Когда Каллена спросили об общей сумме продаж его корпорации в 1977 году, он, не задумываясь, ответил: "Один миллиард двадцать девять миллионов плюс какая-то мелочь". Урегулировать конфликт без суда представлялось теперь совершенно невозможным. Присцилла настаивала на выплате ей 20 миллионов долларов, а Каллен предлагал выплачивать ей по 5000 долларов ежемесячно в течение 20 лет.

"Это будет самый шумный бракоразводный процесс в истории Техаса", - предсказывал Донн Фулленвайдер.

Вскоре, однако, бомба, казалось, была обезврежена. Скачала адвокаты Присциллы попросили еще об одной отсрочке, так как хотели ознакомиться с новым документом, касавшимся урегулирования конфликта между Калленом и его братом Биллом. Эйдсон предоставил им отсрочку до 18 сентября. Потом обе стороны, каждая по своей инициативе, попросили судью ограничить судебное разбирательство одним вопросом - разделом имущества. Эйдсон опять согласился. В данном случае речь шла о так называемом "суде без виновной стороны", в котором вопросы, касающиеся интимной жизни, злоупотреблений наркотиками, рукоприкладства, убийств и актов недостойного поведения, вообще не должны были подниматься. Таким образом, сенсационный судебный процесс, на котором, как ожидалось, пойдут на все, чтобы пустить кровь противной стороне, неожиданно превратился в довольно заурядное дело о разделе имущества.

Возникал, однако, вопрос: почему Присцилла разрешила своим адвокатам ходатайствовать о проведении "суда без виновной стороны"? Ответить на это было далеко не просто. После окончания процесса в Амарилло Присциллу охватила жажда мщения. Она хотела воспользоваться бракоразводным процессом, чтобы доказать, что все-таки именно Дэвис хладнокровно убил Андрию Уилборн и Стэна Фарра. Однако адвокаты убедили ее, что от предложенного ими маневра она только выиграет. Их тактика состояла в том, чтобы, отказываясь от возможности отомстить Каллену немедленно, сохранить за собой право полностью отыграться в дальнейшем. Олтман и Лофтин уже предъявили Каллену два гражданских иска о возмещении ущерба: один в связи с убийством Андрии Уилборн, а другой в связи с покушением на жизнь Присциллы. Независимо от исхода процесса о разделе имущества, речь в данном случае шла о миллионах долларов. Кроме того, Гаврел, Джек Уилборн и родственники Фарра также предъявили Каллену Дэвису иски о возмещении причиненного ущерба. Рассмотрение каждого из этих исков могло вылиться в мини-процесс по делу об убийстве. Судебное разбирательство по иску Гаврела было назначено на б ноября. Если его начало не совпадет с бракоразводным процессом, можно было не сомневаться, что установленный срок будет соблюден. Олтман и Лофтин убедили Присциллу, что глазное сейчас - урегулировать хотя бы финансовые проблемы, а час отмщения все разно наступит.

Если эта последняя отсрочка и раздосадовала Каллена Дэвиса, то он этого не показывал и продолжал спокойно заниматься своими делами. Прошло уже почти десять лет с тех пор, как он женился на Присцилле, четыре года с тех пор, как выехал из особняка, и два года с тех пор, как был арестован по обвинению в убийстве. Август оказывал какое-то таинственное воздействие на Каллена и его окружение. Этот месяц в Техасе - сущий ад. Знойные дни тянутся бесконечно, а ночи, приносящие лишь кажущуюся прохладу, пролетают мгновенно. Август пробуждал в людях какие-то темные инстинкты, и Каллен не был исключением. Казалось, он испытывал истинное удовольствие от того, что долгие часы работал, а спал очень мало. Вместо того чтобы отдыхать где-нибудь в прохладе (как, например, его брат Билл, который вместе с семьей отправился в штат Вермонт) или на худой конец спокойно пересиживать зной в своем уютном кондиционированном кабинете в "Мид-континент билдинг", Каллен все время разъезжал по округе в своем "кадиллаке" выпуска 75-го года с кондиционером. За последние несколько месяцев он присоединил к своему конгломерату еще несколько корпораций. Казалось, он был просто не в силах усидеть на месте. Влекомый какой-то неведомой силой, он должен был все время находиться в движении, оглядываться и бежать вперед.

Одним из его последних приобретений была компания "Джет эйр". Незадолго до окончательного оформления сделки Каллен сделал странный шаг - назначил своего давнишнего партнера по игре в бильярд Дэвида Маккрори помощником президента компании Артура Смита. Ему был установлен оклад в 20000 долларов в год, плюс 10000 в качестве всякого рода надбавок, плюс командировочные, плюс бесплатное пользование автомашиной компании - совсем неплохо для безработного недоучки, не оказавшего к тому же никакой услуги Каллену на процессе в Амарилло. Адвокаты Каллена до сих пор не могли простить Маккрори его отказа подписать аффидевит, порочивший Присциллу. Но Каллен, по-видимому, готовил ему что-то еще. В начале лета он встретился с Маккрори на автостоянке у кафе "Кокоуз феймос хамбургерз" на Хален-бульваре неподалеку от особняка. Это была первая из последовавших затем многочисленных встреч в этом месте. Маккрори рассказывал, что Каллен дал ему 5000 долларов и поручил собрать кое-какие сведения о Бев Басе, Буббе Гавреле и адвокатах Присциллы Олтмане и Лофтине. По его словам, Каллен хотел, в частности, узнать, откуда Басе и Гаврел берут наркотики. Кроме того, он хотел знать, заходят ли оба адвоката Присциллы в гости к судье Эйдсону. 29 июля Маккрори отправился со своей новой женой с Лас-Вегас, чтобы, как он потом рассказывал, обменять там деньги для Каллена, хотя тот это и отрицал^*. В течение всего июля и начала августа Каллен и Маккрори вели какую-то тайную игру. По словам Маккрори, они придумали себе даже конспиративные клички: Маккрори, например, оставлял записки от имени "Фрэнка Джонсона" и называл Каллена "Даном Эдвардсом".

^* (Крупные суммы наличными в американских банках, как правило, выдаются купюрами в 50 или 100 долларов, номера которых фиксируются. Поэтому те, кто стремится замести следы, часто прибегают к обмену одних ассигнаций на другие. - Прим. перев.)

Судя по всему, Каллен интересовался еще одной компанией - "Когделл ото саплай", - владельцем которой был Джим Брэдшоу (тогда он временно исполнял обязанности мэра Форт-Уэрта). Хотя Брэдшоу несколько раз и встречался с Дэвисом в клубе "Петролеум" или на приемах, устраиваемых мэрией, их знакомство было не более чем шапочным. Поэтому он немало удивился, когда как-то утром в начале августа вдруг позвонил Каллен и договорился с ним о деловой встрече.

"Когда секретарша сказала мне, что звонил Каллен Дэвис, я подумал, что меня кто-то разыгрывает", - вспоминал впоследствии Брэдшоу. Через несколько дней после этого звонка в кабинет Брэдшоу вошли Каллен и Арт Смит, президент компании "Джет эйр". Поговорив немного о политике (Каллен поинтересовался, собирается ли Брэдшоу выставлять свою кандидатуру на пост мэра), Каллен приступил к делу. Он сказал, что хочет заключить контракт с компанией Брэдшоу. "Мне все это показалось несколько странным, - рассказывал потом Брэдшоу. - По сравнению с его корпорацией, мое дело было просто ничтожным. Вы только представьте себе - человек, владеющий целой империей стоимостью 800 миллионов долларов, стоит у меня в кабинете и ведет разговор о сделке, которая может принести ему доход всего в две тысячи долларов. И все же на меня это произвело впечатление. Мне говорили, что в этом - весь Каллен: занимается делами 24 часа в сутки. Я не удержался и спросил, почему это он заинтересовался нашей мышиной возней [поставка запчастей для автомобилей]. Сейчас я уже точно не помню, но, мне кажется, Каллен сказал примерно следующее: "Насколько мне известно, рынок сейчас оценивается в 30 миллиардов долларов, поэтому часть его я хочу использовать для себя". Он сказал мне, что, может быть, даже купит у меня всю компанию".

Брэдшоу повел Каллена и Арта Смита осматривать предприятие. Как и все в Форт-Уэрте, он следил за развитием событий, где главным участником был Каллен Дэвис, но до сих пор даже не предполагал, что тот теперь стал настоящей знаменитостью. "Когда мы пришли на склад, - рассказывал Брэдшоу, - все рабочие бросились жать ему руку".

Брэдшоу был не единственным человеком, озадаченным странными событиями в тот август. Арт Смит тоже никак не мог понять, чем занимается его новый помощник Дэвид Маккрори. На службе тот практически не появлялся, а тут еще неожиданно отправился в Лас-Вегас, а затем в Атланту. Было ясно, что он выполняет какие-то поручения Каллена, поэтому Смит помалкивал. Через несколько дней после того, как Эйдсон еще раз отложил суд по делу о разводе, Карин Мастер позвонила домой Джиму Брэдшоу и пригласила его с женой Оуидой в субботу вечером пойти вместе с ними на футбольный матч между командами "Ковбойз" и "Хьюстон ойлерз". И вновь это немало изумило Брэдшоу. "Все было так странно, - рассказывал он. - До этого мы никогда и никуда вместе с Калленом и Карин не ходили". Брэдшоу близко знал многих из компании Каллена, поэтому было решено сначала всем немного выпить, а затем отправиться на машинах в Даллас, где должна была проходить игра. Карин хотела, чтобы Оуида и Джим поехали с ними в одной машине, и предложила заехать за ними в половине шестого.

В субботу днем, когда Каллен и Карин собирались на матч, позвонил Маккрори.

- Мой человек здесь, но я никак не могу его разыскать, - сказал он Каллену. - Пропал куда-то.

Они поболтали немного о предстоящей игре, затем Маккрори сказал:

- А что это ты меня не пригласил на матч?

- У тебя нет для этого времени, - ответил Каллен.

Затем Маккрори сказал Каллену, что еще раз позвонит ему поздно вечером, и повторил:

- Мой человек здесь. Он уже работает. Постараюсь связаться с ним. Позвоню тебе сегодня вечером, а может быть, завтра рано утром.

- Хорошо, - ответил Каллен. - Это теперь самое главное. Они обменялись какими-то сальностями, затем

Маккрори сказал:

- Будь на виду. Все время, - и повесил трубку.

Футбольный матч для Брэдшоу практически отошел на второй план. Все внимание присутствовавших было обращено на пригласившего их человека. "Казалось, все только и говорили: "Смотрите! Вон Каллен Дэвис", - рассказывал впоследствии Брэдшоу. - Видно было, что тому это даже нравилось. К нему подходили совершенно незнакомые люди и пожимали руку. Среди них были и жители Форт-Уэрта. Меня они, конечно, не узнали, а Каллена - сразу же. Во время матча Каллен все время звонил по телефону в другие ложи, и к нам постоянно приходили какие-то люди. После матча мы все отправились в клуб "Ковбой", где все тоже наперебой старались пожать ему руку. Позже мы отправились в частный клуб. Каллен не захватил с собой кредитную карточку, но управляющий узнал его. Кто-то прислал свою карточку и угостил нас всех коктейлем. Речь зашла об Акапулько. Я купил там виллу, но так ее еще и не видел. Услышав это, Каллен сказал: "Давай слетаем туда на моем "лирджете" на следующей неделе". Я сказал "хорошо", и мы предварительно договорились на следующий четверг".

Когда Каллен с Карин распрощались с четой Брэдшоу и отправились домой, было уже три часа утра. Вскоре после их возвращения позвонил Маккрори.

- Он сделал свое дело и хочет сматываться отсюда, - сказал он Каллену.

- А где доказательства? - спросил Каллен.

- Все в порядке. Они у меня, - ответил Маккрори.

- Вся информация у меня в конторе, - сказал Каллен.

- Надо взять ее оттуда, - сказал Маккрори. - Больше не хочу говорить об этом. Резину больше тянуть нельзя.

- Неужели нельзя подождать до утра? - спросил Каллен.

- Он хочет отчаливать, - ответил Маккрори. - Минутку.

Кто-то был в комнате вместе с Маккрори. Каллен слышал, как тот кому-то сказал:

- Он хочет съездить к себе в контору.

Затем Маккрори сказал Каллену:

- Встречаемся завтра в девять утра. Не заставляй меня тянуть резину.

- Ничего, все будет в порядке, - ответил Каллен. Затем он повесил трубку и лег спать.

Маккрори поставил свою машину за кафе "Кокоуз" и принялся читать комиксы в воскресном номере газеты. Еще не было девяти, а солнце уже так нещадно пекло, что руль буквально обжигал руки. Увидев, как со стороны шоссе "Луп-820" к нему стремительно приближается "кадиллак" Кал лена, Маккрори выключил радиоприемник. Каллен почему-то остановил машину на другой стороне дороги, вышел из нее и стал внимательно рассматривать стоявший у обочины автофургон. Прикрыв глаза рукой, он попытался заглянуть внутрь, но все окна были наглухо занавешены. Стукнув рукой по корпусу фургона, он снова сел в машину и стал разворачиваться. Маккрори нервно провел рукой по пистолету 38-го калибра, сунутому за пояс брюк, и смахнул выступивший на лбу пот. Каллен жестом пригласил Маккрори к себе в машину. "Паранойя какая-то", - улыбнулся Каллен. Маккрори заметил, что радиоприемник в машине Каллена включен и из него льется легкая музыка. "Лучше бы он выключил его", - подумал Маккрори. В кармане у него лежал конверт с водительскими правами судьи Джо Эйдсона, два удостоверения его личности и фотография его тела, втиснутого в багажник автомобиля. Сзади на белой майке судьи были видны дырки (похоже, от пуль) и какие-то пятна (видимо, от крови). Маккрори сказал:

- У меня здесь... кх... у меня здесь кое-что есть. Держи, - и передал Каллену конверт. Тот внимательно изучил его содержимое.

- Мне надо ехать, - сказал Маккрори. - Возникли сложности.

Видно было, что он нервничает.

После долгой паузы Каллен вернул конверт вместе с содержимым.

- К черту, - выругался он, - пусть все это будет у тебя.

- Хорошо, - сказал Маккрори. - Кто должен быть следующим? Я с ним так и не встретился. Менять что-то будет сложно. На меня сейчас насели так - ты даже представить себе не можешь.

- Ну ладно, - сказал Каллен. - Что собираешься делать со всем этим?

- Уничтожить, - ответил Маккрори и выругался.

- Прекрасно. Рад слышать это.

- Ладно. Кто должен быть следующим?

- Ну, те. Мы уже о них говорили, - ответил Каллен.

- Бубба...

- Трое сосунков, - прервал его Каллен.

- Бев, Бубба...

- Ну да, - сказал Каллен.

- Хорошо, - ответил Маккрори. - Надо ехать.

- Давай. Только погоди немного.

- Ты хочешь положить это в багажник? - спросил Маккрори.

- Угу, - буркнул Каллен.

Они вышли из "кадиллака". Конверт был у Маккрори. Обойдя машину, Каллен открыл багажник. Там лежал еще один конверт.

- Это? - спросил Маккрори.

- Да, - ответил Каллен.

Маккрори открыл конверт и вынул деньги. Там было 25000 долларов 100-долларовыми купюрами.

- Погоди, - сказал Маккрори, глянув в сторону своей машины (она была рядом с "кадиллаком"). - Минутку. Черт, от страха коленки дрожат. Когда убивают такого человека, как судья Эйдсон, трудно даже представить, какая начнется заваруха. Постой! Оставь пока багажник открытым!

Маккрори пошел к своей машине, затем вернулся с чем-то завернутым в белое полотенце. Откинув угол полотенца, он показал Каллену пистолет "ругер" 22-го калибра, оснащенный запрещенным глушителем.

- Черт, отличная штука! - воскликнул Каллен.

- Вот так. Теперь он твой. Оставь его...

- Ты только посмотри на эту чертовщину! - сказал Каллен.

- Ну, хорошо-хорошо. Только спрячь его пока.

- Ладно, - пообещал Каллен.

- А теперь поехали. Нужно убираться отсюда.

Каллен захлопнул крышку багажника и снова сел в "кадиллак".

Маккрори нагнулся к нему и нервным, дрожащим голосом сказал:

- Говори быстро... Ты хочешь... ты хочешь, чтобы следующей была убита Беверли Басе, да?

- Да, да, - ответил Каллен.

- Больше не хочу ошибаться, - сказал Маккрори. - Это точно?

- Точно.

Он собирается работать и сегодня ночью, - сказал Маккрори.

Каллен хотел ответить, но Маккрори прервал его:

- Послушай, человек этот - что надо. Лучше не встречал.

- Небольшая загвоздка, - сказал Каллен. - У меня нет сейчас всей суммы наличными.

- Сколько это займет времени?

- Постараюсь добыть деньги на этой неделе. Нужно дня два.

- Не знаю, удастся ли уговорить его подождать два дня.

- А что, ему так далеко ехать? Через пол-Америки?

- Он живет где-то под Новым Орлеаном. Так по крайней мере он сам сказал.

Они поговорили еще несколько минут, после чего

Маккрори сказал:

- Судья Эйдсон мертв, как ты хотел.

- Хорошо, - ответил Каллен.

- Остальные тоже будут трупами, как ты хочешь. Ты же хочешь, чтобы сразу несколько человек были убиты, да?

- Да, - ответил Каллен.

Когда Дэвид Маккрори шел к своей машине, он посмотрел в сторону стоявшего неподалеку фургона. Он был уверен, что Каллен не заметил агентов ФБР, сидевших внутри и снимавших их встречу на видеомагнитофон. Под сорочкой у Маккрори был спрятан портативный магнитофон "Награ", прикрепленный пластырем. "Интересно, - думал он, - будет ли прослушиваться голос Каллена на фоне музыки?"

Маккрори поехал на север по Хален-бульвару в сторону особняка, но через несколько кварталов развернулся и направился снова к кафе "Кокоуз". Где-то вдалеке виднелся легкий самолет, с которого велось наблюдение за машиной Каллена (тот в это время ехал на запад по шоссе "Луп-820"). Когда с машиной Маккрори поравнялся другой автомобиль, он остановился. Тут же к нему подбежал техасский рейнджер^* Джон Хогг и забрал у него конверт с 25000 долларов. Агент ФБР Рон Дженнингс взял конверт с фотографией тела судьи Эйдсона, задрал сорочку Маккрори и стал снимать магнитофон.

^* (Военнослужащий особых частей по борьбе с беспорядками и обезвреживанию террористов. - Прим. перев.)

Дэвид Маккрори сидел в кафе "Кокоуз" и пил молочный коктейль с рейнджером Джоном Хоггом, когда арестовывали Каллена Дэвиса. Не успел тот остановить свою машину у телефона-автомата недалеко от закусочной "Кентукки фрайд чикен", как к нему подбежал полицейский с пистолетом наготове и громко крикнул, что тот арестован, приказав немедленно положить руки на капот автомашины. Каллен, должно быть, не сомневался, что его арестовали отнюдь не потому, что у него в машине лежал новенький пистолет 22-го калибра с запрещенным глушителем.

Спустя ровно два года (день в день и час в час) после того, как люди Тима Карри арестовали Каллена Дэвиса, который в тот момент садился в свой личный самолет, и предъявили ему обвинение в тяжком убийстве, караемом смертной казнью, он был арестован вновь - на сей раз по обвинению в подстрекательстве к убийству. В частности, ему было предъявлено обвинение в том, что он нанял человека, чтобы убить судью Джо Эйдсона. Однако все было намного сложнее.

Эйдсон был жив и здоров и с прошлого четверга, когда Дэвид Маккрори впервые пришел в местное отделение ФБР и рассказал свою невероятную историю, находился под круглосуточной охраной. Судья согласился позировать фотографу, забравшись в багажник автомобиля и притворившись убитым. Дырки от "пуль" на его майке были прожжены сигаретой, а "кровавые" пятна были сделаны кетчупом.

По словам Маккрори, судья был лишь одной из 15 жертв, входивших в составленный Калленом Дэвисом "Список смертников". Кроме него, в этот список входили также Присцилла, Бев Басе, Бубба Гаврел, Гэс Гаврел-старший, У. Т. Рафнер, Ди Дэвис, судья Том Кейв и Билл Дэвис. Каллен к тому же попросил Маккрори раздобыть ему пистолет с глушителем.

Маккрори заявил, что Каллен Дэвис хотел похитить своего брата Билла, убить его, а тело где-нибудь бросить. Похищение людей является федеральным преступлением, что и позволило ФБР начать уголовное преследование Каллена Дэвиса без уведомления местных властей. В пятницу 18 августа, перед тем как на автостоянке у кафе "Кокоуз" состоялась встреча между Дэвисом и Маккрори, к телу последнего была прикреплена звукозаписывающая аппаратура. В субботу агенты ФБР подключили к делу техасских рейнджеров, местных полицейских из Форт-Уэрта и группу следователей из окружной прокуратуры. В одном из номеров гостиницы "Пилигрим-инн" на западной окраине Форт-Уэрта был размещен командный пункт ФБР, откуда на магнитофонную пленку записывались все телефонные разговоры между Маккрори и Калленом до и после футбольного матча. В субботу утром около дюжины агентов ФБР и полицейских заняли свои места на КП, еще трое вели наблюдение с воздуха (с небольшого одномоторного самолета), а еще четверо притаились в автофургоне (они должны были заснять встречу на видеопленку). Перед тем как Маккрори отправился из мотеля на встречу с Калленом, к его телу вновь была прикреплена звукозаписывающая аппаратура. Кроме того, ему вручили главные вещественные доказательства: фотографию тела судьи Эйдсона, его удостоверение личности и пистолет с глушителем, который в течение уикенда был специально собран агентом ФБР. Полицейские тщательно осмотрели самого Маккрори и его автомобиль, чтобы удостовериться, что тот имеет при себе лишь необходимые улики. Одно исключение они все-таки сделали, разрешив ему взять с собой пистолет 38-го калибра и спрятать его за поясом брюк. По окончании встречи в воскресенье утром одна группа полицейских последовала за Маккрори, а другая (более многочисленная) - за Калленом. О местонахождении его машины им сообщалось по радио с самолета.

Известие о новом аресте Каллена Дэвиса разнеслось по Форт-Уэрту с быстротой молнии. Мгновенно зазвонило множество телефонов: люди хотели знать подробности и делились тем, что знали сами, с другими.

Ричард Хейнс безмятежно отдыхал на яхте, когда ему вдруг сообщили эту новость по бортовому радиоприемнику. "Понятия не имею, что там происходит, - сказал он, когда к нему по радио обратился дотошный репортер. - Это что, тот самый Маккрори, который уже как-то был в этом замешан?" Услышав "да", Хейнс с недоумением сказал: "Странно". А вечером вся славная когорта защитников Каллена была уже в сборе в Форт-Уэрте.

Каллен был арестован и посажен в тюрьму без права на освобождение под залог. При этом Тим Карри сослался на новый закон штата, одобренный референдумом в ноябре прошлого года, когда рассматривалось дело Дэвиса в Амарилло. Согласно этому закону, лицо, которому предъявлено обвинение в совершении фелонии^* в момент, когда оно освобождено под залог в связи с другой фелонией, может быть лишено права на освобождение под залог. Защита в ответ на это заявила, что оправдательный вердикт, вынесенный в Амарилло, снимает с подсудимого все другие обвинения в убийстве, поскольку доказательства, подтверждающие эти обвинения, практически те же, что уже были представлены суду. Адвокаты Каллена сослались при этом на принцип collateral estoppel и потребовали немедленно рассмотреть вопрос об освобождении обвиняемого под залог.

^* (По американскому праву - категория тяжких преступлений. - Прим. перев.)

Поскольку почти все судьи в округе Таррент либо принимали непосредственное участие в деле Каллена Дэвиса, либо выступали с публичными заявлениями в этой связи, снятие свидетельских показаний было поручено судье Артуру Типпсу из Уичита-Фолз. Слушания начались 23 августа. Зал суда был окружен вооруженной охраной, поскольку поступило несколько анонимных телефонных звонков с угрозой убить Каллена Дэвиса. Страсти накалились до предела. Если то, что публика услышала в Амарилло о Присцилле, женщине из "другого мира", шокировало ее, то сообщение о том, что Каллен вел двойную жизнь, всех просто потрясло.

По мнению обвинения, Каллен был настолько опасен, что освобождать его под залог ни в коем случае не следовало. Чтобы доказать это, оно должно было предъявить свою самую важную улику - звуко- и видеозаписи. Это, конечно, даст защите больше времени для подготовки к главному процессу, то есть практически повторится то, что уже было, когда рассматривалось дело об убийстве Андрии Уилборн. И все же связанный с этим риск казался Тиму Карри незначительным по сравнению с той опасностью, которая была сопряжена с освобождением Каллена, у которого, как стало известно, был заготовлен список из 15 приговоренных к смерти человек. Кроме того, Карри был совершенно уверен в том, что на сей раз у обвинения очень сильная позиция. Теперь у него имелись убедительные вещественные доказательства: фотография якобы убитого Эйдсона, пистолет 22-го калибра, незаконно оснащенный глушителем, 25000 долларов и чрезвычайно компрометирующие видео- и звукозаписи. У Карри на руках было так много козырей, что он совершенно не боялся раскрыть Хейнсу свои карты. Почти одновременно с разбирательством об освобождении Каллена под залог Карри пришлось пережить несколько неприятных моментов, связанных с неожиданной отставкой своего главного помощника Джерри Бакнера. Еще раньше в отставку подал и главный обвинитель Джо Шэннон, который занялся частной практикой. Толли Уилсона повысили в должности, и он тоже стал теперь главным обвинителем. Вот почему Карри, которому пришлось срочно подыскивать им замену, решил включить в бригаду обвинителей Джека Стрикленда, 35-летнего помощника окружного прокурора. О деле Каллена Дэвиса тот знал пока лишь то, что прочел в газетах или слышал от своих коллег, но человек он был хваткий и считался одним из самых способных юристов в прокуратуре. Толли Уилсон решил сам вести дело об освобождении обвиняемого под залог. Пока рассматривался этот вопрос, Стрикленд должен был ознакомиться с увесистыми томами уже имевшихся по этому делу показаний.

Утром 23 августа Дэвид Маккрори занял место для дачи свидетельских показаний и стал разматывать причудливый клубок событий, предшествовавших аресту Каллена. Толли Уилсон начал с вопроса о том, предлагал ли Каллен свидетелю какое-либо "вознаграждение" в Амарилло за дачу показаний, которые могли бы оказаться полезными для его защиты. Хотя Маккрори не давал там никаких показаний, вопрос Уилсона содержал намек на то, что защита все же пыталась подкупить его как свидетеля.

"Он сказал, что когда отделается от этих мерзавцев, то обязательно отблагодарит всех, кто ему помогал", - ответил Маккрори и добавил, что вновь встретился с Калленом лишь после того, как был вынесен оправдательный приговор. Он уже не помнит, когда это было точно, но Каллен как-то зашел к нему домой, и они оба напились. Вскоре после этого Каллен позвонил и сказал, что хочет встретиться с ним на стоянке для автомашин у кафе "Кокоуз". "Он сообщил, что у него есть для меня работа". Затем Маккрори заявил, что Каллен дал ему 5000 долларов и попросил вести наблюдение за Бев Басе, Буббой Гаврелом и двумя адвокатами Присциллы, занимавшимися разводом. Маккрори стал наблюдать за домами, где жили Басе, Гаврел, Эйдсон и за особняком, где жила Присцилла. Далее свидетель сказал, что Каллен придумал для них обоих конспиративные клички. Маккрори стал "Фрэнком Джонсоном", а Каллен - "Даном Эдвардсом". 12 июня Каллен назначил Маккрори помощником президента компании "Джет эйр". Примерно в это же время Каллен завел разговор об убийстве кое-кого из тех, кто выступил с показаниями против него в Амарилло.

"Потом разговор зашел о возможных новых процессах против него, - продолжал Маккрори. - Он спросил, знаю ли я кого-нибудь, кто мог бы кое-кого убрать, и сколько все это будет стоить. Я сказал, что он, наверное, шутит, на что он ответил, что хотел бы все это знать так, на всякий случай... Потом он сказал, что в Амарилло Бев Басе была единственной свидетельницей, которой присяжные поверили, и он хочет, чтобы я нашел кого-нибудь, кто мог бы за деньги убить ее".

Поначалу Маккрори, по его словам, думал, что Каллен шутит. Во время очередной встречи у кафе "Кокоуз" Каллен приказал Маккрори лететь в Атланту, чтобы встретиться там с наемным убийцей. Встреча эта, однако, не состоялась. Каллен сказал потом Маккрори, что поездка в Атланту была предпринята, чтобы "просто попытать счастья". Вскоре после этого Каллен якобы сказал Маккрори, что "хорошенько обо всем подумал и решил попробовать нанять кого-нибудь, кто мог бы убить Бев Басе. Наймом должен был заняться я". Во время этой встречи, продолжал Маккрори, Каллен сказал: "Если вздумаешь помешать мне и на этот раз, я прикончу тебя самого, твою жену и все твое гнусное семейство. И не думай, что я не посмею это сделать". Толли Уилсон спросил, обсуждался ли вопрос об оплате убийства Басе. Маккрори ответил утвердительно. "Он спросил меня, сколько, на мой взгляд, все это будет стоить. Я сказал: от 10000 до 100000 долларов".

Маккрори рассказал затем о встрече в июне, во время которой Каллен сообщил ему, что решил расширить свой список. "Он сказал, что решил добавить еще несколько фамилий... Он хотел теперь убрать Бев Басе, Буббу Гаврела, отца Буббы и судью Эйдсона".

Вопрос: Вы считаете, что у него были серьезные намерения?

Ответ: Думаю, наполовину, а там кто его знает.

Вопрос: Вы не могли бы рассказать о существе вашего разговора?

Ответ: Он сказал, что совершенно уверен, будто судья Эйдсон хочет доконать его и что тот заодно ("снюхался", как он выразился) с адвокатами Присциллы.

Через несколько недель, продолжал Маккрори, они вновь встретились у кафе "Кокоуз". Теперь Каллен расширил свой список до 15 человек, включив в него Присциллу, Тома Кейва, У. Т. Рафнера и своего брата Билла. "Он сказал, что пока не хочет называть мне всех имен. Я заметил, что все это будет стоить так дорого, что даже ему это будет не под силу". Но Каллен якобы ответил, что истратит столько, сколько будет необходимо, и добавил, что хотел бы заранее знать точную дату убийства, чтобы устроить себе алиби.

На одной из встреч в июле, продолжал Маккрори, Каллен завел разговор о пистолете с глушителем. Маккрори заметил, что такое оружие стоит дорого. Затем Каллен стал интересоваться, сколько конкретно будет стоить каждое убийство. Маккрори сказал первое, что пришло ему в голову. Например, за Эйдсона он запросил 100000 долларов, за Басе - 75000, за Гаврелов - по 75000 за каждого, за Присциллу - 200000 долларов.

"Каллен заметил, что это очень дорого, - продолжал Маккрори. - За убийство Бев Басе он готов заплатить 30000 долларов. Но только чтобы это было сделано немедленно".

В конце июля или начале августа Дэвис стал более подробно говорить о том, кого он хочет убить и как. "Он сказал, что придумал, как отвести от себя подозрения, когда будет убита Басе, - вспоминал Маккрори. - Для этого мы должны взять какой-нибудь белый порошок (например, суррогат сахара) и разбросать его на месте убийства. Он сказал, что мне придется купить немного кокаина или героина и тоже разбросать его вокруг. Тогда все подумают, что убийство связано с наркотиками. Было бы даже лучше, сказал он, схватить Бев Басе, разбросать вокруг белый порошок и кокаин, отвезти куда-нибудь и сделать так, чтобы ее тело никто никогда не нашел. Для этого можно разрезать его на куски и разбросать по разным местам. Тогда уж вряд ли кто догадается, кому они принадлежали". Далее Маккрори рассказал еще об одной встрече в начале августа, когда Каллен предложил два способа убить Эйдсона, свалив всю ответственность на "коричневые береты" (террористическую группировку американцев мексиканского происхождения).

"Он сказал, что нужно будет как-нибудь днем проникнуть к нему [судье Эйдсону] в дом, наброситься на его жену, пристукнуть ее, а затем, когда вернется судья, прикончить их обоих". Согласно другому плану, убийца должен был подождать, пока судья выйдет перекрыть воду на автоматических дождевальных установках у него на лужайке, ударить его по голове и увезти подальше, не дожидаясь, пока его хватятся. Каллен сказал, что нужно достать водительские права какого-нибудь американца мексиканского происхождения и берет и оставить все это на месте происшествия... Затем нужно послать кассету на какую-нибудь телевизионную станцию, и пускай тогда за все расплачиваются "коричневые береты"".

Закончилась первая неделя августа, продолжал Маккрори, а никто пока так и не был убит, поэтому Каллен "ужасно переживал".

"Он сказал, что что-то вот-вот должно произойти. По его словам, судья Эйдсон собирается доконать его. Он знает, что тот снюхался с адвокатами Присциллы". Для большей убедительности, сказал Маккрори, Каллен повторил свою угрозу "прикончить" его самого и его семью. Через несколько дней Маккрори встретился с агентом ФБР Роном Дженнингсом.

В тот же день в соответствии с инструкцией агентов ФБР в одном из спортивных магазинов Форт-Уэрта Маккрори купил пистолет марки "ругер" 22-го калибра.

Когда стали проигрывать сделанную ФБР запись беседы Маккрори и Каллена во время их встречи в пятницу, в переполненном зале воцарилась мертвая тишина.

Маккрори: У меня для тебя есть небольшой подарочек [пистолет].

Каллен: Прекрасно.

Маккрори: Как раз то, что ты заказывал. Глушитель...

Каллен: То, что назначил доктор?

Маккрори: ...Глушитель пока не сделали, но делают.

Каллен: Когда он будет готов?

Маккрори: Через несколько дней. Пушку держи от меня подальше.

Каллен: Что?

Маккрори: Пушку, говорю, держи подальше. Да не так... Вот здесь, внизу.

Каллен: Здесь?

Маккрори: Эту штуковину надо оттянуть. Пушка что надо!

Каллен: Ничего не скажешь!

Маккрори: Отличная штука! Теперь вот что... Ты хочешь убрать все эти цифры?

Каллен: А можно?

Маккрори: Не знаю. Говорят, можно. Но на твоем месте я бы все оставил как есть.

Каллен: Да?

Маккрори: Штука ведь совсем новенькая. Прямо с завода. Работает как часы. Но нужно здорово повозиться с дулом. Вот здесь все нужно снять, а затем насадить глушитель.

Каллен: Что?

Маккрори: Нужно будет здорово повозиться, чтобы насадить на ствол глушитель.

Каллен: А что, разве нужно менять конструкцию...

Маккрори: Конечно.

Каллен: ...чтобы поставить эту штуку?

Маккрори: Да. Послушай, тут возникла небольшая загвоздка. Этот человек, который должен убрать судью, уже здесь. Он готов. Но этот мерзавец вдруг узнал, что речь идет о судье, и заломил намного больше. Когда я это услышал, то поднял вверх руки и сказал: "Постой-постой, больше никак нельзя ". А он говорит: "Послушай, черт возьми, но ведь это ж судья! Представляешь, какой будет шухер!" Тогда я и говорю: "Но ведь деньги-то уже отданы". Но эта скотина все равно хочет сто тысяч за...

Каллен: Наглость какая.

Маккрори: Я тоже ему так сказал, Каллен. Но, черт возьми, что я мог сделать, когда об этом судье все время пишут в газетах? Ты же сам знаешь, его и по телевидению показывают, и в газетах о нем пишут... Что тут можно сделать?

Каллен: Не знаю.

Маккрори: Послушай, может быть, начнем с Присциллы? Присцилла - совсем другое дело. Ему гораздо легче убрать Присциллу, чем судью. Я, конечно, не знаю, но он говорит, что это легко сделать.

Каллен: Легко? Дудки!

Маккрори: А в чем дело?

Каллен: Около Присциллы всегда кто-нибудь торчит, а судья разгуливает один.

Маккрори: Ну хорошо. Теперь о том, как это все провернуть. Мы уже говорили об этом. Он сказал, что это можно будет сделать. Но ты должен устроить мне алиби. На последние два дня. Ты должен сказать ему [президенту компании "Джет эйр" Арту Смиту], что я выполняю твое поручение.

Каллен: А почему ты там не появляешься?

Маккрори: Ты же знаешь. Нужно было все это устраивать. Разве можно устраивать все это и еще круглые сутки торчать у него на глазах? Нет, конечно! Ну ладно. Протри эту чертовину [пистолет]. Вытащи обойму и протри ее тоже - ты же к ней прикасался. Теперь вот что. Ты хочешь глушитель какого-то определенного цвета или тебе все равно? И еще этот чертов коричневый берет, который надо оставить на месте происшествия. Послушай, старина, ну где мы его возьмем? Ты хочешь свалить все это на "коричневые береты". Но где, черт возьми, мы достанем такой берет? Их нигде нет.

Каллен: Это не мое дело. Достань.

Маккрори: Назначь цену за Присциллу. Он говорит, что ему лучше заняться Присциллой, чем судьей. Если ты назовешь свою цену, я ему так и передам. А может, ты сам хочешь с ним переговорить?

Каллен: С кем?

Маккрори: Ну, с убийцей.

Каллен: Да?

Маккрори: Мне кажется, он... Фу-ты, черт! Кто его знает? Но мне все-таки кажется, что тебе он будет доверять больше, чем мне.

Каллен: Но ведь это ты всем этим занимаешься.

Маккрори: Это верно. Черт, понимаю, к чему ты клонишь. Но, Каллен, я и так делаю все, что могу. С этим делом я влип по уши. Передохнуть некогда. А ты еще хочешь, чтобы я гнул горб на Арта [Смита]. Устал как собака.

Каллен: Все равно ты не можешь все время отсутствовать.

Маккрори: Черт, я и сам это знаю.

Каллен: Вот так... Тянуть больше нельзя. Да-да! Время идет, а ничего еще не сделано. Абсолютно ничего. Надо вернуться к первоначальному плану.

Маккрори: Что ты имеешь в виду?

Каллен: Надо разделаться с той. Ну, ты знаешь, с которой мы начали.

Маккрори: Ты имеешь в виду Присциллу?

Каллен: Да нет же!

Маккрори: А, Бев?

Каллен: Ну да.

Маккрори: Послушай, Каллен, с этим ты влипнешь еще больше. Этого мерзавца мы прикончим, обещаю. Правда, начнется большая заваруха. Но думаю, ты сам знаешь, что делаешь. Уверен, ты уже все обдумал. Лично я сделаю все, что ты скажешь. А ты что, все еще хочешь прикончить всех троих сразу?

Каллен: Делай как знаешь. Как будет удобно.

Маккрори поговорил затем немного о своих проблемах с боссом [Артом Смитом], а также о том, что Гэс Гаврел-старший может запросто взять пистолет и отправиться выслеживать Каллена. Он также коснулся своей поездки в Мехико, где должен был купить наркотики, чтобы рассыпать их потом рядом с телом Бев Басе. Поговорили немного и о бракоразводном процессе, который вновь был отложен. Затем Маккрори вернулся к наемному убийце.

Маккрори: А что, если он разделается со всей этой троицей и решит тут же смотаться? Может быть, тебе действительно лучше переговорить с ним лично? Понимаешь, он хочет получить свои бабки. И немедленно.

Каллен: Немедленно?

Маккрори: Он хочет, чтобы ему заплатили, как только закончит работу.

Каллен: Ну что же, я... Он получит свои деньги.

Маккрори: Хорошо.

Каллен: Ты только дай мне знать в любое время после этого, и я...

Маккрори: Дело в том, что деньги нужно отдать сразу же. В этом вся трудность. Денег-то у меня в тот момент не будет.

Каллен: Ты только звякни, и все будет в порядке.

Маккрори: Хорошо. Давай сразу договоримся, как будем действовать, если он займется ею сегодня или завтра ночью. Я хочу сказать, как нам передать деньги? Ты ведь знаешь, сколько времени я уже за ней шпионю и все такое. Поэтому я чувствую себя как на горячей сковороде... Надо сделать так, чтобы, когда ее... кх... когда с нею будет покончено, я был бы где-нибудь подальше.

Каллен: Но ты же будешь знать, когда все это произойдет. Так что обеспечить себе надежное прикрытие тебе будет нетрудно.

Маккрори: Ну, а тебе?

Каллен: Мне? Я прикрыт всегда.

Маккрори: Как это?

Каллен: А вот так. Я больше не хочу рисковать. Если получится так, что у меня не будет прикрытия, я тебя предупрежу. Во всех случаях, когда у меня не будет прикрытия, я буду сообщать тебе. Вот так и будем работать.

Маккрори: Послушай, мы же с тобой друзья, правда? Ты же ке собираешься наделать глупостей с этим проклятым пистолетом?

Каллен: Нет, конечно. Я могу тебе вернуть его хоть сейчас.

Маккрори: Хорошо, но я имею в виду глушитель и все такое.

Каллен: Можешь не волноваться,

Маккрори: Ума не приложу, на кой черт тебе этот глушитель?

Каллен: [Пробормотал что-то невнятное].

Маккрори: Для самозащиты?

Каллен: А ты что же думаешь, мне не надо защищать себя?

Затем они снова немного поговорили о том, что Маккрори редко появляется на службе, после чего тот вновь перевел разговор на убийцу и на его первую жертву.

Маккрори: Ты знаешь, Каллен, человек этот что надо. Говорят, один из лучших.

Каллен: Прекрасно. Как только понадобятся деньги, сразу звони. В любое время.

Маккрори: Хорошо. Ты действительно хочешь убрать сначала ее, а потом судью?

Каллен: Да, хочу...

Маккрори: Но почему? Не могу понять.

Каллен: Видишь ли...

Маккрори: Я, конечно, сделаю все, как ты скажешь, но сам-то ты что будешь делать, если этот мерзавец вдруг захочет... Ну, ты знаешь, они живут так близко друг от друга. Если он пристукнет судью, затащит его к себе в машину и увезет (а именно это он и собирается сделать), поднимется большой шум. Но представляешь, что будет, если останутся кровавые следы? Или если он войдет в дом и прикончит судью, его жену и всех, кто там окажется в это время?

Каллен: А зачем ему там показываться, если он заметит в доме кого-то еще? Он просто... Ну, он-то лучше нас знает, как поступать в таких случаях. Надо прикончить судью, затем его жену - и концы в воду!

Маккрори: Все это так, но он не собирается оставлять свидетелей.

Каллен: Он же может перехватить судью по дороге домой или где-то еще.

Маккрори: Нет, все будет так: судья выйдет из дому, чтобы полить... нет, чтобы перекрыть этот чертов кран. В этот момент он его и прикончит. Но он не собирается оставлять его там. Он пристукнет его, а потом...

Каллен: На кой черт...

Маккрори: ...а потом затащит в машину и увезет.

Каллен: На кой черт все это делать?

Маккрори: Как? В этом-то как раз и весь смысл. Ведь в этом случае шума будет меньше. Понял? Ты же знаешь. Им труднее будет что-нибудь доказать, если не будет тела.

Каллен: Ну ладно...

Маккрори: Точно так же он собирается расправиться и с нею, если она будет одна.

Каллен: Давай договоримся, как покончить со всеми троими сразу.

Маккрори: Это чертовски трудно, хотя...

Каллен: Так было бы лучше всего.

Маккрори поговорил немного о возможности взорвать кого-нибудь (возможно, Гаврелов) в собственном автомобиле, а затем сказал, что позвонит Каллену в субботу утром.

Маккрори: Ладно, давай сматываться отсюда. У меня полно работы, и нужно еще кое с кем встретиться.

Каллен: Хорошо.

Поговорив еще немного о том о сем, Маккрори вновь вернулся к убийствам.

Маккрори: Послушай, если он сделает работу... кх!.. если он пристукнет ее, скажем, сегодня или завтра ночью, не заставляй меня ждать, потому что этот малый убьет и меня. Ты понял, Каллен?

Каллен: Понял. Я...

Маккрори: Ну ладно. Не заставляй меня ждать, хорошо?

Каллен: Хорошо.

Маккрори: Ну, все.

Каллен: Действуй по плану.

Маккрори: Вполне возможно, что он прикончит их всех разом. Я хотел бы, чтобы ты это помнил.

Каллен: Что?

Маккрори: Вполне возможно, что он прикончит их всех разом. Он такой. Пришьет всех скопом - и, поминай как звали.

Каллен: Вот и хорошо.

Маккрори: Если...

Каллен: Меня это вполне устраивает.

Маккрори: Ну ладно. Теперь вот что. Постой немного. Мне нужно кое о чем тебя спросить. Сколько он получит, если шлепнет Присциллу? Видишь ли, старина, я же должен ему что-то сказать. Если ты хочешь отправить на тот свет эту потаскуху, ты должен сказать мне, сколько ты за это заплатишь... Понимаешь, он говорит, что может всех их прикончить сразу.

Каллен: Можно и по одному.

Маккрори: Понятно, но все же?

Каллен: Я еще подумаю об этом.

Бледный и мрачный, Каллен сидел, плотно сжав губы, и слушал магнитофонную запись, следя за тем, как агент ФБР Джозеф Грей устанавливал аппаратуру для воспроизведения видеозаписи его воскресной встречи с Маккрори. Не было никакого сомнения в том, что записанные на пленку голоса принадлежали Маккрори и Каллену Дэвису. Видеозапись не была озвучена, поэтому Маккрори комментировал все, что происходило на экране.

"Это Каллен выходит из своего "кадиллака"... А это я выхожу из своей машины. У меня в руках конверт... Вот Каллен открывает крышку багажника своей машины... Сейчас он вытащит из багажника конверт... Я беру пистолет, завернутый в полотенце, и кладу его в багажник машины... Сейчас мы рассматриваем его... А это мы разговариваем. Он садится в свою машину... Мы продолжаем разговаривать... Теперь он закрывает дверцу своей машины, а я сажусь в свою. Он уезжает..."

Маккрори сказал, что показал Каллену сделанную "полароидом" фотографию тела судьи Эйдсона, а также его водительские права и удостоверение личности. Далее он сказал, что передал Каллену пистолет марки "ругер" 22-го калибра с глушителем и быстро проверил содержимое лежавшего в багажнике "кадиллака" конверта с 25000 долларов 100-долларовыми банкнотами. Чуть позже присутствовавшим в зале была проиграна магнитофонная запись беседы, происходившей между Маккрори и Калленом в воскресенье, включая следующий фрагмент:

Маккрори: Судья Эйдсон мертв, как ты хотел.

Каллен: Хорошо.

Маккрори: Остальные тоже будут трупами, как ты хочешь. Ты же хочешь, чтобы были убиты сразу несколько человек, да?

Каллен: Да.

Чуть раньше они, по-видимому, говорили о следующих жертвах.

Маккрори: Ладно. Кто должен быть следующим?

Каллен: Ну, те. Мы уже о них говорили.

Маккрори: Бубба...

Каллен: Трое сосунков.

Маккрори: Бев, Бубба...

Каллен: Ну да.

Было неясно, кого именно имел в виду Каллен, когда говорил о "трех сосунках", хотя обвинение высказало предположение, что третьим неназванным лицом была Ди Дэвис. Хотя она и не выступала в качестве свидетельницы на процессе в Амарилло, но все же была потенциальной свидетельницей на возможном уголовном или гражданском процессе. Неясно было также, с какой целью Каллен приобрел пистолет с глушителем. Окружной прокурор Тим Карри заметил в этой связи: "Глушитель ставится на оружие с одной-единственной целью - совершить убийство". Но кого? Обвинение считало, что Дэвис хотел убить Маккрори и тем самым устранить последнего свидетеля его кровавого замысла. Хотя агенты ФБР и укоротили боек на "ругере", Маккрори все же опасался за свою жизнь. Он сказал следователям, что, когда Каллен остановился у полицейского фургона и стал внимательно его осматривать непосредственно перед их встречей в воскресенье, он потянулся за своим пистолетом 38-го калибра, спрятанным за поясом брюк. "Он был напуган до смерти, - рассказывал Толли Уилсон. - Увидев, что Дэвис заглянул в фургон, он действительно решил, что ему теперь придется убить его. Он подумал, что Дэвис раскусил его". Когда же Каллен засмеялся и сказал: "Паранойя какая-то", Маккрори потихоньку убрал руку с пистолета и продолжил игру.

Хотя видео- и звукозаписи были, казалось, неопровержимыми, 100-процентными уликами, слабым местом в деле обвинения был сам Дэвид Маккрори. Как заметил Фил Бэрлсон, "его репутация настолько подмочена, что его не принимают даже в клуб "Бук-оф-зе-манс"^*. Как и ожидалось, Ричард Хейнс постарался при перекрестном допросе Маккрори дискредитировать его как свидетеля, подобно тому как это уже было сделано на процессе в Амарилло, когда защита обрушилась на трех очевидцев преступления. Уже было доказано, что Маккрори - лгун. Более того, даже обвинение вынуждено было признать в Амарилло, что Маккрори "не заслуживает доверия как свидетель". Защита уже разрабатывала план, призванный показать, что Маккрори, Присцилла и Пэт Бэрлсон (дальний родственник Фила Бэрлсона) вступили в сговор, чтобы сфабриковать новое дело против Каллена.

^* (Клуб по распространению книжной продукции. Членом такого клуба может стать любой человек, изъявивший желание приобрести несколько рекомендуемых клубом книг почти бесплатно, а затем согласившийся покупать в течение года определенное количество книг в дешевом издании, но уже по полной стоимости. - Прим. перев.)

Маккрори быстро признался, что украл деньги у Каллена Дэвиса, был постоянно не в ладах с Налоговым управлением и уже не раз давал ложные показания по тем или иным вопросам. Хейнс старался не упоминать обличительных видео- и звукозаписей, стараясь, при этом подготовить почву на будущее. Он по опыту знал, что записанные на пленку беседы не всегда являются автоматическим доказательством виновности.

Хейнс подробнейшим образом расспрашивал Маккрори об их поездке в Лас-Вегас в конце июня. Маккрори уже говорил, что Каллен дал ему 50000 долларов для обмена. Вместо этого часть денег он проиграл, 5000 долларов прикарманил, а остальные, так и не обменяв, вернул Каллену. Хейнс, однако, не стал спрашивать, почему тот не обменял деньги. Хейнс забрасывал Маккрори бесконечными и подробнейшими вопросами об этих деньгах, о его банковских операциях, о занятиях в прошлом, о неприятностях с Налоговым управлением и о личной жизни. Периодически Маккрори говорил "не знаю" или "не помню". Он даже не мог вспомнить девичью фамилию одной из своих бывших жен и название города, где они поженились.

Хейнс спросил, не говорил ли кому-нибудь Маккрори о том, что ему удалось утрясти свои проблемы с Налоговым управлением за 13000 долларов.

- Может, и говорил, - ответил свидетель. - Но если я это действительно сделал, то соврал. Я много баек насочинял по этому поводу.

Маккрори признался, что в течение последних четырех лет не платил подоходного налога, в связи с чем, когда был в Амарилло, получил несколько анонимных телефонных звонков с угрозами.

- Одни говорили, что если я подпишу одну бумагу, то обо мне заявят в Налоговое управление, другие угрожали сделать то же самое, если я не подпишу этой бумаги, - сказал Маккрори.

Хейнс спросил, в чем конкретно выражались его неприятности с Налоговым управлением.

- Все началось с того, что в Амарилло вы и Стив Самнер пообещали мне все устроить, - ответил Маккрори.

- Я вас спрашиваю не об этом! - отрезал Хейнс. - Вам что, кто-нибудь уже дал инструкцию говорить так?

- Ошибаетесь, сэр, - ответил Маккрори.

В течение последующих нескольких дней Маккрори являлся в суд в сопровождении двух внушительного вида полицейских. ФБР включило его как главного свидетеля в специальную "Федеральную программу защиты свидетеля", которая предусматривала также предоставление его жене и другим членам его семьи другого места жительства под другой фамилией.

Защита продолжала подробнейшим образом расспрашивать Маккрори о 5000 долларов, которые, по его собственному признанию, он украл у Каллена, когда тот дал ему 50000 и попросил обменять их в Лас-Вегасе, а также еще об одной сумме в 5000 долларов, которую Каллен якобы дал ему, чтобы он шпионил за Басе, Гаврелом и двумя адвокатами Присциллы. Маккрори заявил, что часть денег отдал своему 17-летнему сыну, сказал ему, что, если со мной что-то случится, пусть у него будут деньги, чтобы заплатить за обучение колледже. Оставшиеся деньги, продолжал Маккрори, отдал своей жене. Защита пыталась доказать, что ли Маккрори действительно держал все эти деньги на ином банковском счете, то получил он их не от Каллена Дэвиса, а от кого-то другого. При этом подразумевалось, что деньги дала ему Присцилла с целью фабрикации дела против Каллена.

Хейнс пытался выяснить у Маккрори, сколько раз Каллен обсуждал с ним вопрос о точной стоимости убийства каждого из "списка смертников".

Вопрос: Сколько раз вы обсуждали вопрос о стоимости устранения того или иного лица?

Ответ: Насколько я помню, каждый раз, когда встречались.

Вопрос: Называвшиеся вами суммы были подсказаны вам властями?

Ответ: Нет, я их сам придумал.

Вопрос: Вы их брали с потолка?

Ответ: Нет, я думал над ними.

Вопрос: Но вы же их выдумали?

Ответ: Я пытался назвать такую сумму, которая была бы ему не по карману.

Вопрос: Но вы же знали, что г-н Дэвис - весьма богатый человек?

Ответ: Да, знал. Но он говорил мне, что испытывает финансовые трудности в связи с разводом.

Хейнс продолжал настойчиво выяснять мельчайшие подробности, мимоходом вскрывая незначительные противоречия и пытаясь выяснить характер взаимоотношений между Маккрори и Присциллой. Казалось, адвокат сознательно пытается внести в протокол допроса не ясность, а путаницу. Его вопросы в несвойственном ему стиле были сформулированы коряво. Он часто останавливался на середине предложения и менял тему. В ходе допроса Хейнс спросил Маккрори о его разговоре с адвокатом Стивом Самнером. Тот ответил, что всего разговора не помнит.

Вопрос: Ну хорошо. Вы говорили с ним, например, о добрачном договоре?

Ответ: Извините, но этого я не помню. И пожалуйста, г-н Хейнс, не злитесь на меня так.

Вопрос: Вы действительно думаете, что я злюсь на вас? Может быть, вы чего-то боитесь? Испытываете какую-то неловкость?

Ответ: Возможно.

Вопрос: Ну, тогда скажите мне, чего вы боитесь и чем вы смущены?

Ответ: Видите ли, если бы вы были на моем месте к на вас насел человек с таким огромным опытом, как у вас, разве вы сами не испугались бы?

На этом Хейнс неожиданно закончил допрос Дэвида Маккрори. Кое-кто в зале подумал, уж не теряет ли тот своей формы, не раскис ли он. Другие же терялись в догадках, пытаясь понять, что же на самом деле задумал адвокат. Маккрори отказался было назвать имя человека, связавшего его с ФБР, но затем по приказу судьи Типпса признался, что это был Пэт Бэрлсон, давнишний друг Присциллы Дэвис. Хейнс выяснил, что Маккрори впервые обо всем рассказал Бэрлсону в среду 16 августа. В тот же день Присцилла отправилась в школу каратэ, которой заведовал Бэрлсон. В четверг Бэрлсон встретился с агентом ФБР Роном Дженнингсом, а затем навестил Присциллу в особняке. Маккрори и Бэрлсон встречались в тот день еще два раза, а позже, вечером, опять виделись с Дженнингсом. В пятницу 18 августа, когда Маккрори вновь встретился с агентами ФБР, Бэрлсон посетил особняк Присциллы еще раз.

Это была знакомая песня, но этого было недостаточно для освобождения Каллена Дэвиса под залог. Если предположить, что и на сей раз он стал жертвой заговора (как это утверждала защита), то следовало сделать вывод, что в этом заговоре были замешаны ФБР, техасские рейнджеры, полицейское управление Форт-Уэрта, окружной прокурор и его сотрудники. В пятницу 2 сентября судья Типпс постановил, что Каллен Дэвис должен оставаться в тюрьме до суда над ним по обвинению в подстрекательстве к убийству. Бледного и явно потрясенного Каллена под конвоем вывели из зала суда.

Сразу же после этого Джо Эйдсон дал себе отвод и отказался от дальнейшего ведения судебного дела о разводе. Судья Том Кейв принял аналогичное решение, хотя и не говорил об этом в течение нескольких недель. Было совершенно очевидно, что Кейв не мог председательствовать на суде по делу, в котором фигурировал как возможная жертва. И все же сначала он решил добиться перенесения процесса в какой-нибудь другой город и лично председательствовать на судебном разбирательстве, связанном с решением этого вопроса. Он уже вошел в контакт с судьями из других городов. Как и следовало ожидать, адвокаты Каллена упорно не желали переносить суд в другой город, поэтому связанное с этим разбирательство длилось так же долго, как и рассмотрение вопроса об освобождении обвиняемого под залог. В самую последнюю минуту Кейв вдруг заявил о своем отводе и пригласил вместо себя судью Артура Типпса. Тот решил, что в родном городе Каллена Дэвиса справедливый и беспристрастный суд над ним невозможен, и поэтому постановил перенести слушание дела в Хьюстон.

Судья Типпс направил дело на рассмотрение своему старому другу Питу Муру - судье округа Харрис. Хотя тот и водил дружбу с Ричардом Хейнсом, его считали жестким и бескомпромиссным судьей, не склонным проявлять личные симпатии к кому бы то ни было. Пит Мур квалифицировал это дело как "обычную фелонию" и заявил, что с Калленом Дэвисом будут обращаться точно так же, как с любым другим лицом, обвиненным в совершении такого преступления. Так получилось, что в день своего 45-летия Каллен был доставлен в Хьюстон и помещен в маленькую и душную камеру, где ему предстояло дожидаться начала нового судебного процесса.

Судья Пит Мур имел репутацию человека сурового, и шутить с ним было опасно. В течение почти десяти лет он председательствовал в суде 184-го округа в Хьюстоне, и за все это время ни разу не проявил себя ни мягкотелым, ни малодушным.

С самого начала он дал понять, что не позволит превращать суд под его председательством в подобие инквизиции или балаган. Заявив, что с Калленом Дэвисом будут обращаться как с обыкновенным заключенным, он не собирался отступаться от своих слов. Заключенным разрешалось иметь при себе лишь одну пару белья, поэтому каждый день рано утром Карин Мастер приносила Каллену в местную тюрьму округа Харрис чистую смену. Всякий раз, когда он появлялся в зале суда или покидал его, его неизменно сопровождал конвой. Разговаривать он мог лишь со своими адвокатами и судебными чиновниками. Представителей прессы заранее предупредили о том, чтобы они не пытались вступать с ним в разговор и не покидали специально отведенные для них места. Никому не делалось никаких поблажек. Живописная стайка группи, присутствовавшая на всех судебных заседаниях в Амарилло, на сей раз либо затерялась где-то на полпути в Хьюстон, либо отказалась от попыток помочь Каллену, поняв их безнадежность. По соображениям безопасности обвиняемого поместили в одиночную камеру, которая ничем не отличалась от других таких же. Это была мрачная, душная комнатушка без телефона и без телевизора. Количество личных вещей было сведено до минимума. В замкнутом пространстве, окруженном толстыми зеленоватыми стенами, была та же обстановка, что и в других камерах: нары, а рядом с ними крохотный умывальник и унитаз. Там была еще полка для бумаг Каллена и газетных вырезок. Чтобы хоть как-то уединиться, Каллен закрыл решетку наволочкой. Ел он то же, что и все другие заключенные, а после каждого судебного заседания снимал с себя дорогие костюмы и облачался в арестантскую одежду.

Хьюстон не был Амарилло или Форт-Уэртом, а судья Пит Мур не был судьей Джорджем Доуленом. Еще до начала отбора присяжных Мур вынес несколько постановлений, которые буквально потрясли защиту. Он запретил снимать какие бы то ни было показания с целью опорочить или очернить свидетеля. Чтобы доказать свою версию о наличии заговора, защите, казалось бы, нужно было допросить Присциллу. Однако защита попыталась отказаться от своей привилегии, позволяющей ей возражать против допроса жены, если она дает показания против собственного мужа. Мур не принял этот отказ во внимание. Обвинение не собиралось вызывать Присциллу в качестве свидетельницы. Поэтому, как отметил судья, если бы он удовлетворил ходатайство защиты, то адвокаты Каллена на более позднем этапе судебного разбирательства "воспользовались бы этим, для того чтобы спросить, Почему обвинение, если ему действительно нечего скрывать, не вызвало Присциллу в суд". Закон не запрещал защите вызывать Присциллу в качестве собственного свидетеля, но, если она будет выступать в качестве свидетельницы не обвинения, а защиты, адвокаты Каллена уже не смогут ставить под сомнение правдивость ее показаний или задавать ей компрометирующие вопросы. Защита надеялась, что Мур позволит ей опросить каждого кандидата в присяжные лично и только после этого 12 отобранных кандидатур будут изолированы. Мур, однако, отказался предоставить ей это право и распорядился, чтобы обе стороны закончили отбор присяжных как можно быстрее. Мур предупредил всех 50 кандидатов в присяжные, чтобы те не распространяли за пределами суда информацию о предстоящем процессе и выполняли все распоряжения суда, как если бы это были 10 заповедей. "Если вы будете следовать моим указаниям, - предупредил их Мур, - мы все будем дома уже вечером".

Никого не удивило то, что все 50 кандидатов в присяжные уже слышали о деле Каллена Дэвиса. К концу первого дня отбора присяжных (это было в понедельник 30 октября) Мур отпустил сразу 12 человек - либо потому, что они уже имели определенное суждение по этому делу, либо потому, что судья опасался, как бы затянувшийся процесс не явился для некоторых из них слишком тяжелым испытанием. И обвинение, и защита хотели предупредить кандидатов в присяжные, что процесс может продлиться 4-5 недель. Но судья Мур прервал их и сказал: "Суд закончится гораздо раньше". К концу второго дня список кандидатов сократился до 34. Поскольку каждая сторона имела право вычеркнуть из списка по 10 кандидатов без объяснения причин, получалось, что в нем оставалось на два человека больше, чем было необходимо для укомплектования состава жюри из 12 присяжных. Обе стороны полагали, что из-за этого придется допрашивать еще 50 кандидатов, но Мур с этим не согласился и сказал, что допрос свидетелей начнется уже в следующий понедельник. И он оказался прав.

Через четыре с половиной дня все присяжные были отобраны. В Амарилло на эту процедуру ушло два месяца.

Та быстрота, с которой судья Мур провел обе стороны через этап отбора присяжных, несомненно, поставила защиту в невыгодное положение. Не в ее пользу были и огромные размеры Хьюстона, как, впрочем, и разнородный состав его жителей. В отличие от Амарилло защита не имела теперь возможности произвести детальный анализ положения, занимаемого в обществе будущими членами жюри. Она, конечно, попыталась сделать это и здесь. Группа Стива Самнера проверила справочники и другие имевшиеся материалы и проехала мимо дома каждого кандидата, но такая проверка носила лишь поверхностный характер и не шла ни в какое сравнение с работой, проделанной в Амарилло. Хьюстон - город не только огромный, но и не поддающийся никакому контролю, крайне неоднородный и практически необъятный.

Семь мужчин и пять женщин, на чью долю выпало вновь решать судьбу Каллена Дэвиса, оказались, однако, удивительно однородной по составу группой. Это указывало на то, что обе стороны стремились включить в состав жюри лиц одной и той же категории. Все они были белыми, людьми среднего достатка, протестантами (за исключением одного католика). По возрасту все они приближались к 50. Семь присяжных когда-то учились в колледже, а трое окончили университет. Десять человек работали по найму или представляли свободные профессии (так, например, среди них был один член правления нефтяной компании, один фармацевт, один сотрудник службы обеспечения полетов космических кораблей "Шаттл" - Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства, один торговец, занимавшийся скупкой и продажей редких марок). И все они слышали о Ричарде Хейнсе.

Весь уикенд обвинение изучало и пересматривало список своих свидетелей. Все у них было в образцовом порядке. Обвинители уже решили, что роль их главного свидетеля будут исполнять сами видео- и звукозаписи что Маккрори будет отведена вспомогательная роль статиста в широкомасштабной и тщательно организованной следственной работе ФБР. Помощник прокурора Джек Стрикленд тоном человека, абсолютно уверенного в успехе, предсказал обвинению легкую победу, хотя в его словах и чувствовалась некоторая осторожность. "Пленки - это неопровержимое доказательство, - сказал он. - Если с таким материалом мы не сможем доказать виновность Каллена Дэвиса, то во всей стране вряд ли найдется суд, способный сделать это. Если и на сей раз присяжные позволят ему выйти на свободу, то этот человек докажет, что он стоит над законом, и тогда он сможет делать все, что ему заблагорассудится".

Первым в качестве свидетеля Толли Уилсон решил допросить агента ФБР Рона Дженнингса, который руководил проверкой и расследованием заявлений Маккрори. Но уже через два дня стало ясно, что обвинение начало процесс далеко не блестяще, Дженнингс рассказал о том, как вступил в контакт с Пэтом Бэрлсоном (который давал ему уроки каратэ), о целой серии встреч с Дэвидом Маккрори, о записях разговоров Маккрори с Калленом Дэвисом, о фотографии "окровавленного" тела притворившегося мертвым Эйдсона и, наконец, об обмене пистолета с глушителем на 25000 долларов. Допрос вел Уилсон. Он методически задавал один вопрос за другим, а Дженнингс отвечал на них голосом, лишенным всяких эмоций. Когда наступила очередь Хейнса вести теперь уже перекрестный допрос, он постарался действовать обдуманно и не спеша. Вместо того чтобы пойти в атаку на Дженнингса, он постарался использовать его, чтобы создать свою собственную версию. Он спросил у Дженнингса о расследовании, предпринятом ФБР в связи с письмом, полученным Калленом от анонимного вымогателя вскоре после окончания процесса в Амарилло. При этом он постарался довести до сознания присяжных, что Дэвис был чрезвычайно недоволен и расстроен тем, как велось это расследование. В ходе разбирательства в связи с освобождением Каллена под залог, а также во время предварительных слушаний Хейнс уже упоминал имя загадочного торговца подержанными автомобилями Дэвида Биньона. При этом Хейнс намекал, что защита располагает доказательствами, свидетельствующими о попытке Присциллы нанять Биньона для убийства Дэвиса. Теперь Хейнс вновь попытался воскресить это имя в памяти присяжных. Биньон работал тарным осведомителем у Дженнингса. Тот, однако, отказался отвечать на вопросы, касающиеся Биньона, на том основании, что действующие в ФБР инструкции разрешали давать показания об осведомителях лишь в тех случаях, когда те имели самое непосредственное отношение к рассматриваемому делу. В данном же случае Биньон, по твердому убеждению Дженнингса, имел никакого отношения к делу Дэвиса. Хейнс изобразил на лице крайнее удивление, давая понять присяжным, что сам он так не считает. Затем Хейнс спросил у Дженнингса, не кажется ли тому странным, что даты встреч Присциллы с Пэтом Бэрлсоном, а Бэрлсона - с Маккрори совпадают. Дженнингс ответил, что ничего об этих встречах не знал. На этом Хейнс закончил перекрестный допрос свидетеля.

Защита предложила присяжным две различные, хотя отчасти и взаимопереплетающиеся версии: 1) дело против Каллена Дэвиса было сфабриковано; 2) он сам мог оказаться жертвой заговора с целью его убийства. В одном из интервью, которое Стив Самнер дал за пределами суда, он подробно изложил обе эти версии. По его словам, в те критические для него августовские дни Каллен находился в таком состоянии, что искренне опасался за свою жизнь и весьма скептически относился к желанию или способности ФБР устранить нависшую над ним угрозу. Письмо от вымогателя было лишь одним из звеньев заговора. Защита намеревалась показать, что это была отнюдь не единственная угроза расправиться с Дэвисом, почему он и принял чрезвычайные меры предосторожности. "Очень скоро все станет на свои места", - сказал Самнер, загадочно улыбнувшись. Но на следующий день произошло нечто такое, чего е мог предвидеть даже Самнер. Толли Уилсон снабдил Дженнингса "расписанием", желая тем самым освежить его памяти события, происходившие с 16 по 20 августа. Когда на другой день Дженнингс по неосмотрительности прихватил с собой все записи и начал давать лазания, сверяя их с тем, что было написано на бумаге, Хейнс неожиданно для обвинения потребовал копию документа, на который ссылался Дженнингс. Стрикленд заявил протест на том основании, что цитируемые записи были всего лишь "рабочим документом обвинения". Но законы штата Техас предоставляют защите право изучать любые записи, которыми пользуется свидетель при даче показаний, поэтому судья Мур разрешил Хейнсу снять для себя копию.

В результате такой неожиданной удачи Хейнс получил возможность загнать Дженнингса в угол и начать "избиение".

Толли Уилсон пытался представить Дженнингса как высококвалифицированного тайного агента, имевшего большой опыт в проведении сложнейших расследований. Хейнс же изобразил его эдаким недотепой со слабой памятью, да к тому же еще стремившимся отомстить Каллену Дэвису. В действительности Дженнингс был весьма компетентным агентом, но теперь у Хейнса появилась возможность доказать, что в очень многих случаях память все же изменяла Дженнингсу. На десятки произнесенных скороговоркой вопросов тот мог лишь отрицательно качать головой и отвечать: "Не помню", "Не уверен" или "Это трудно припомнить". Хейнс выслушивал ответы с терпением врача, посвятившего себя обучению умственно отсталых детей. Когда Дженнингс никак не мог вспомнить какую-нибудь деталь произведенного им расследования, Хейнс брал в руки его записи или протокол его прежних показаний, медленно проходил вдоль скамьи присяжных, направляясь к месту для дачи свидетельских показаний, наклонялся к свидетелю и зачитывал ему текст мягким голосом. После этого он тихо и спокойно спрашивал: "А теперь вы вспоминаете, что тогда произошло? Вы помните, что говорили под присягой?"

В Форт-Уэрте Дженнингс показал, что 18 августа на встречу с агентами ФБР Маккрори приехал в гостиницу "Рамада-инн", а в Хьюстоне он уже сказал, что встретился с Маккрори в гостинице "Холидей-инн", а затем отвез его в гостиницу "Рамада-инн".

Дженнингс: Я подобрал его [на стоянке для автомашин] у гостиницы "Холидей-инн".

Хейнс (указывая на протокол допроса свидетелей во время слушаний об освобождении подсудимого под залог): Но ведь тогда речь шла о гостинице "Рамада-инн ".

Дженнингс: Извините.

Хейнс: Дело не в извинении. Речь сейчас идет о свидетельских показаниях под присягой.

Дженнингс: Но вы должны помнить, мистер Хейнс, то мы очень спешили, чтобы предотвратить возможные убийства.

Хейнс: А разве нельзя спешить и в то же время быть точным?

Дженнингс: Я старался быть точным.

Хейнс: В ваших записях вы также не упомянули о том, что Маккрори остановился у винной лавки [после встречи с Калленом Дэвисом 18 августа] и купил там полдюжины пива. Я правильно говорю?

Дженнингс: Да, правильно. Но мы ведь спешили и не могли записать все подробности.

Хейнс: Но ведь ваш отчет был составлен через четыре дня после ареста Дэвиса.

Дженнингс: Вы правы.

Хейнс стал настойчиво доказывать, что Дженнингс включал в свой официальный отчет (называемый "формой № 302") лишь специально подобранную информацию. Так, например, в своих предварительных записях, сделанных от руки, Дженнингс зафиксировал, что Каллен хотел похитить своего младшего брата Билла и убить его из-за каких-то "биржевых махинаций". Там же были записаны суммы, которые, по словам Маккрори, Каллен готов был заплатить за убийство 15 человек. Однако, когда агент диктовал свой отчет по форме № 302, эти сведения он опустил.

Вопрос: Вы умышленно опустили эти сведения, Думая, что дальнейшие показания свидетелей могут опровергнуть их, не так ли?

Ответ: Нет, не так. Я это сделал потому, что Маккрори сам в этом не был уверен.

Дженнингс утверждал, что нет ничего необычного том, что некоторые детали при составлении официально отчета опускаются, поскольку, согласно существующей практике, агенты ФБР вместе с официальным отчетом, составленным по форме № 302, сдают в прокуратуру и оригинал своих записей. Позже, однако, в ходе перекрестного допроса тайного агента Джеральда Хаббелла выяснилось, что по "протоколу" ФБР все предварительные записи агентов должны включаться в форму № 302. Хаббелл отвечавший за установку звукозаписывающей аппаратуры, добавил, что рукописный оригинал обычно регистрируется и хранится в местном отделении ФБР и в прокуратуру не направляется.

Хейнс также не оставил камня на камне от утверждения обвинения о том, будто Каллен Дэвис вырази готовность заплатить миллион долларов за убийство 15 человек, включенных в якобы имевшийся у него список. На слушаниях об освобождении подсудимого под залог Маккрори показал, что видел, как Каллен перетасовывал имена в этом списке, но что в руки ему он его никогда не давал. В конце концов обвинение вынуждено было признать, что списка в действительности не было (по крайней мере обвинение им не располагало). Таким образом получалось, что все сведения о нем были почерпнуты из рассказов Маккрори.

К концу первой недели судебного процесса обвинение вызвало для дачи показаний судью Эйдсона Джордж Ридгли, фотограф из ФБР, уже представил снимок тела Эйдсона, поэтому теперь настал момент подкрепить все это показаниями самого судьи. Эйдсон, уже пожилой человек, рассказал суду о том, как вечером 18 августа после записи на пленку первого разговора между Калленом и Маккрори он впервые встретился с агентами ФБР. На следующее утро, поставив обо всем в известность судебные органы, он прослушал звукозапись. "Откровенно говоря, - признался судья, - все это меня просто потрясло". Далее он рассказал, как его отвели в самый темный угол гаража, как он снял там с себя пиджак, сорочку и майку и как агенты ФБР горящей сигаретой прожгли в ней "следы от пуль", а из кетчупа сделали "кровавые пятна". Переполненный зал затаил дыхание, когда Эйдсон сказал, обращаясь к присяжным: "Затем я залез в багажник своей машины и лег, после чего фотограф сделал несколько снимков".

Пока присяжные рассматривали эту фотографию, а также 22 других снимка, сделанных во время встречи Маккрори с Калленом 18 и 20 августа, судья Мур уже обдумывал другую проблему. В ходе первоначального допроса, который вел Толли Уилсон, свидетель показал в суде, что, несмотря на категорические возражение адвокатов Каллена, он [судья Эйдсон] всего лишь за 10 дней до ареста Дэвиса постановил перенести окончательную дату бракоразводного процесса. Затем Уилсон вдруг задал Эйдсону следующий опрометчивый опрос: "Ваша честь, а до этого предпринимались ли еще попытки [со стороны Каллена Дэвиса] отстранить ^с от этого дела?" Услышав слово "отстранить", Ричард Хейнс вскочил как ужаленный. Он сказал, что ходатайство, внесенное адвокатами Каллена прошлой весной, вовсе не преследовало цели "отстранить" Эйдсона. В нем излагалась лишь просьба передать дело в другой суд. Возможно, это и казуистика, но, по мнению защиты, употребление такого слова может заронить в умах присяжных мысль, будто Каллен хотел "избавиться от судьи" и тем самым повлиять на окончательное решение присяжных. Хейнс потребовал прекратить дальнейшее разбирательство из-за его неправильного ведения. Мур, однако, отказался сделать это, хотя втайне и признал, что обвинение, по-видимому, допустило ошибку, которая может послужить основанием для пересмотра дела.

Процесс продолжался еще менее недели, а защита уже вынудила Мура вынести десятки постановлений и решений, которые (что было совершенно очевидно) лишь готовили почву для обжалования в том случае, если Каллен будет признан виновным. Все это очень не нравилось Муру, но сделать что-либо он был бессилен. У судьи уже появились дурные предчувствия.

Прежде чем наступил уикенд, обвинению пришлось вынести еще один удар. Правда, оно знало, что удар этот рано или поздно будет нанесен, но от этого было не легче. Все обвинение было построено на вещественных Доказательствах: видео- и звукозаписях, фотографии тела судьи Эйдсона, 25000 долларов, пистолете и глушителе. И все же самого убедительного вещественного доказательства - отпечатков пальцев Каллена Дэвиса - у него не было. Их не было нигде - ни на Деньгах, ни на пистолете, ни на фотографии, которую Каллен якобы рассматривал при заключении сделки.

Это последнее обстоятельство было самым неприятным. Джек Стрикленд даже прикрыл глаза руками, когда фотограф ФБР Ридгли стал рассказывать, как посыпал фотографию флюоресцентным порошком, прежде чем Маккрори отправился на встречу с Калленом 20 августа. Пылинки этого порошка должны были задержаться в складках кожи у Каллена на пальцах. А это, как говорится, вбило бы последний гвоздь в крышку его гроба. Однако в те суматошные часы сразу же после ареста Каллена случилось то, что обычно случается в немых фильмах. Ничего не подозревая о флюоресцентном порошке, один чересчур добросовестный полицейский из Форт-Уэрта снял, как водится в таких случаях, отпечатки пальцев Каллена Дэвиса, после чего отослал его вымыть руки в лигроине. Даже если бы на пальцах у Каллена и сохранились следы этого порошка, теперь от них не осталось и следа. И на самой фотографии не было даже намека на отпечатки пальцев Дэвиса. Выявление такой элементарной небрежности обвинения и подытожило первую неделю судебного разбирательства.

Джек Стрикленд все же считал, что оснований для пессимизма пока нет. Толли Уилсон обещал предоставить ему возможность показать себя в деле, и он ждал этого момента. По мнению Толли, обвинение проиграло процесс в Амарилло потому, что пыталось принимать решения коллегиально. ("У нас было слишком много вождей и слишком мало простых индейцев", - говорил он). И хотя у Стрикленда были собственные суждения относительно того, как вести дело дальше, молодой прокурор все же вынужден был пока мириться с ролью простого индейца. "Мы не позволим, чтобы на успех нашего дела влияли самолюбие, разногласия или усталость, - сказал Стрикленд. - Это было бы непростительно". Когда он стал искать основания для более оптимистического настроения, то обнаружил, что в пользу обвинения говорит очень многое. Защита, например, ссылалась на "состояние психики" Каллена в те роковые августовские дни. Что ж, этим можно было воспользоваться, если посмотреть на все под другим углом. Например, как в таком случае можно объяснить то обстоятельство, что, перед тем как встретиться с Маккрори 20 августа, Каллен Дэвис остановился у стоявшего по другую сторону улицы фургона ФБР, тщательно осмотрел его, а затем сказал Маккрори: "Паранойя какая-то"? По мнению Стрикленда, это было классическим примером поведения человека, отдающего отчет в своих действиях.

Надо учитывать и личные качества судьи. Пит Мур вел корабль правосудия более уверенной и твердой рукой, чем Джордж Доулен. Мур не позволял Хейнсу залезать в дебри своих теорий о заговоре. Хейнс, конечно, попытается притащить в суд целую толпу призраков, однако прежде чем сделать это, он должен будет доказать, что те имеют непосредственное отношение к процессу. Однако главным козырем обвинения были сами пленки. В Амарилло у обвинения было мало вещественных доказательств, в Хьюстоне же - совсем другое дело. Видео- и звукозаписи были его острейшим и эффективнейшим оружием, и оно чувствовало, что настал час им воспользоваться.

В понедельник утром Джо Грей уже был готов начать представление. Грей был агентом отделения ФБР в Далласе и ведал техническими средствами наблюдения. От качества его последней работы во многом зависел успех или провал возбужденного против Каллена Дэвиса дела. Звукозапись разговора, состоявшегося 20 августа, была сделана магнитофоном, прикрепленным клейкой лентой к телу Маккрори. Видеозапись этой встречи была произведена самим Греем, укрывшимся в автофургоне напротив кафе "Кокоуз". После слушаний по поводу освобождения Каллена под залог Грей отправился в центральную лабораторию ФБР в Вашингтоне и смонтировал целый черно-белый звуковой фильм. На получение "Оскара" он, конечно, претендовать не мог, но тем не менее это был убийственный для Каллена Дэвиса киноматериал. Пока обвинение готовилось вызвать в зал суда Дэвида Маккрори, Грей занимался установкой довольно сложной аппаратуры для показа своего фильма. Он установил две дюжины наушников, с тем чтобы все присяжные, судья, стенографистки и представители сторон могли лучше слышать звуковое сопровождение. Кроме того, в зале суда были установлены громкоговорители для публики и четыре телевизора.

Всего в распоряжении суда было пять пленок: одна с записью беседы в пятницу 18 августа, три с записью телефонных разговоров в субботу и одна озвученная видеозапись последней, и самой важной, встречи в воскресенье. Самой плохой по качеству была запись разговора 18 августа. Порой просто невозможно было разобрать слов. Каллен говорил тихо, и голос Маккрори, который был ближе к микрофону, иногда заглушал его слова.

Мур еще раньше разрешил предъявить пленки суду в качестве вещественного доказательства. Теперь же он вынес решение, которое было, пожалуй, самым важным на всем этом процессе. Он разрешил присяжным, прослушивая плохую запись беседы 18 августа, следить за ее ходом по заранее напечатанному тексту. Это чрезвычайно спорное решение могло иметь негативные последствия, поэтому Мур разрешил защите представить собственную версию записанной на пленку беседы. Защита делать это отказалась на том основании, что, по ее мнению, использование печатного текста разговора представляло собой серьезнейшую ошибку, дававшую основание для отмены приговора, и защита не собиралась прикрывать ее своим участием. Хейнс заявил, что насчитал 77 несоответствий между текстом, представленным обвинением, и текстом, рассматривавшимся в Форт-Уэрте во время слушаний об освобождении под залог. Эти изменения, однако, были несущественны. В некоторых случаях в длинных предложениях было добавлено какое-то слово для связи, а там, где из-за плохой записи голоса наслаивались друг на друга, было вставлено слово "продолжение".

Судья отдавал себе отчет в том, что его решение почти наверняка послужит основанием для обжалования в уголовном апелляционном суде штата Техас. Федеральные суды уже несколько раз разрешали пользоваться напечатанными текстами в аналогичных случаях, но в суде штата это допускалось впервые. В своем недавнем постановлении уголовный апелляционный суд указал, что использование печатных текстов может рассматриваться как ошибка, дающая основание для отмены приговора. Мур, однако, тщательно изучил это постановление и пришел к выводу, что его решение все же содержало одно существенное отличие. "В том случае, - сказал он, - о котором говорилось в постановлении уголовного апелляционного суда, присяжным разрешили взять тексты с собой в комнату для совещаний. При этом им не сказали, как ими пользоваться". В данном же случае присяжным будет разрешено, прослушивая магнитофонную запись разговора, следить за его ходом по тексту - и не более. Брать их с собой в комнату для совещаний они не будут. Кроме того, добавил Мур, "я предупрежу присяжных, что это лишь версия обвинения и что именно в этом свете ее и нужно воспринимать". Если присяжные обнаружат какие-либо расхождения между тем, что услышат, и тем, что прочтут, правильным они должны будут считать то, что услышат. Мур также постановил, что тексты будут использованы при прослушивании лишь разговора, состоявшегося 18 августа. Обвинение не возражало: остальные четыре записи были достаточно высокого качества.

Одетый в темно-синюю тройку, Дэвид Маккрори вошел в зал суда в сопровождении семи полицейских. В течение всего периода, пока Маккрори давал показания, по распоряжению судьи Мура соблюдались строжайшие меры безопасности. Еще в самом начале он запретил вносить на седьмой этаж здания суда, где проходил процесс, любую фотоаппаратуру или звукозаписывающие устройства. Теперь же он запретил находившимся в зале художникам делать какие-либо наброски портрета Маккрори. Пересказывая в основном то, что он уже говорил во время слушания об освобождении под залог, Маккрори лишь изредка поглядывал на присяжных, явно избегая смотреть в сторону Каллена Дэвиса.

Хейнс знал, что одних записей будет недостаточно и что обвинению придется подкрепить их рассказом Маккрори. Какими бы серьезными уликами ни были пленки, Хейнс решил сделать все, чтобы представить свидетеля обвинения в самом неприглядном свете. Поэтому он неоднократно вскакивал и протестовал, когда производивший допрос Толли Уилсон задавал свидетелю вопрос, который не нравился адвокату. Он чуть ли не 60 раз заявлял протест в связи с тем, что Уилсон задавал вопросы, не соблюдая последовательности событий, и Мур удовлетворял большинство его протестов. Пререкания приняли такой характер, что присяжные вскоре начали хихикать.

Всем, однако, было уже не до смеха, когда Маккрори стал рассказывать, как Каллен попросил его организовать убийство 15 человек и строил различные планы осуществления этого замысла. После убийства Бев Басе и Буббы Гаврела, сказал Маккрори, Каллен хотел, чтобы убийца разбросал на том месте героин или кокаин, смешанный с суррогатом сахара. Тем самым он хотел дать понять, что убийства совершены из-за наркотиков. Был и другой план убийства Гаврела, сказал свидетель, в соответствии с которым убийца должен был "подождать, пока тот не объявится в магазине своего отца, а потом вбежать туда и прикончить всех на месте". Ответственность за убийство судьи Эйдсона предполагалось возложить на "коричневые береты".

Маккрори не помнил всех дат, но сказал, что его "деловые отношения" с Калленом начались, когда тот дал ему 5000 долларов на слежку за некоторыми лицами, которые позже были включены в "список смертников". Позже Каллен дал Маккрори 50000 долларов и попросил его отправиться в Лас-Вегас, чтобы обменять их там на другие купюры. "Он велел мне придумать какую-нибудь историю, например сказать всем, что я выиграл там двадцать или тридцать тысяч долларов, поскольку, как он сказал, когда "все это закончится, у тебя будет очень много денег и все будут интересоваться, откуда они у тебя"". Когда Дэвис хотел договориться о встрече, он звонил в компанию "Джет эйр" и просил передать, что звонил Дан Эдварде. Кодовое имя Маккрори было Фрэнк Джонсон. Маккрори сказал, что сначала он согласился продолжать игру, надеясь хитростью вынудить Дэвиса отказаться от своего замысла, но в конце концов решил связаться со своим другом Пэтом Бэрлсоном, который в свою очередь свел его с агентом ФБР Роном Дженнингсом. Дэвис попросил также достать ему пистолет с глушителем, поэтому 18 августа Маккрори снял со своего счета в банке 9500 долларов, купил автоматический пистолет "ругер" 22-го калибра и стал готовиться к своей будущей роли свидетеля обвинения.

К середине недели обвинение уже было готово начать прослушивание пленки. Зал суда, обшитый темными деревянными панелями, был до отказа набит водителями автобусов, юристами, школьниками, домохозяйками, служащими и газетчиками, многие из которых прибыли туда издалека (даже из Лондона). Во время прослушивания Каллен делал какие-то записи. Его адвокаты не стали оспаривать, что голоса действительно принадлежали Дэвиду Маккрори и Каллену Дэвису. Невозможно было прочесть на лицах присяжных, что они в это время думали, но, когда они услышали, как Каллен сказал: "Надо прикончить судью, а затем его жену - и концы в воду", некоторые из них обменялись мрачными взглядами.

Пожалуй, как самое тяжкое доказательство обвинения из всей 25-минутной беседы прозвучало ее окончание.

Маккрори: Вполне возможно, что он прикончит их всех разом. Он такой. Пришьет всех скопом - и поминай как звали.

Каллен: Вот и хорошо.

Маккрори: Если...

Каллен: Меня это вполне устраивает.

Прослушав запись разговора, происходившего 18 августа, присяжные перешли к записям трех телефонных разговоров: двух - в субботу и одного - в воскресенье рано утром, когда Маккрори сообщил Каллену, что первый удар нанесен.

Маккрори: Он сделал свое дело и хочет сматывать отсюда.

Каллен: А где доказательства?

Маккрори: Все в порядке. Они у меня.

Каллен: Вся информация у меня в конторе.

Маккрори: Надо взять ее оттуда. Больше не хочу говорить об этом. Резину больше тянуть нельзя.

Каллен: Неужели нельзя подождать до утра?

Маккрори: Он хочет отчаливать. Минутку. [Говорит кому-то другому.] Он хочет съездить к себе в контору. [Снова Каллену.] Встречаемся завтра в девять утра. Не заставляй меня ждать.

Каллен: Ничего, все будет в порядке.

Покидая в конце дня зал суда, присяжные хранили непроницаемый вид. Однако никто из тех, кто слушал пленки и следил за их текстом, не мог не сознавать всей серьезности положения. И сами пленки, и текст разговора производили ошеломляющее впечатление. Что бы ни замышляли оба этих человека, они, без сомнения, говорили об убийстве. С несвойственным ему оптимизмом Толли Уилсон заявил: "Если и на сей раз мистер Хейнс вызволит его, то это будет просто чудо". В беседе с репортерами адвокаты Каллена заявили, что наступит время и они дадут объяснение всем этим странным разговорам. И в этом никто не сомневался. Записанные на пленку беседы можно было, конечно, объяснить, но вряд ли кто мог отрицать само их существование. Видавшие виды судебные репортеры в один голос заявили, что пленки были самым обличительным вещественным доказательством, с которым им когда-либо приходилось сталкиваться в судах.

На другое утро Ричард Хейнс попытался воспрепятствовать показу присяжным видеозаписи, сделанной 20 августа. Он вызвал в суд свидетеля-эксперта Джона Аллисона, который заявил, что синхронизация видео- и звукозаписей, произведенных аппаратами, которыми пользовались агенты ФБР, невозможна. Аллисон, продавший местному отделению ФБР и магнитофон "Награ", и видеомагнитофон "Сони", заявил суду, что последний представляет собой аппарат самого низкого качества из всех, производимых данной фирмой.

"Согласно техническим характеристикам, допуск у этой машины - плюс-минус 0,25 микросекунды", - добавил он.

Судья Мур подумал немного, а затем сказал: "Я всегда считал, что этого вполне достаточно для работы в официальных учреждениях".

Судья отклонил протест Хейнса и приказал агенту ФБР Грею опустить шторы и показать фильм.

Самая важная часть началась после того, как Маккрори якобы показал Каллену фотографию тела судьи Эйдсона, его водительские права и удостоверение личности.

Каллен: Ну ладно. Что собираешься делать со всем этим?

Маккрори: Уничтожить.

Каллен: Прекрасно. Рад слышать это.

Маккрори: Ладно. Кто должен быть следующим?

Каллен: Ну, те. Мы уже о них говорили.

Маккрори: Бубба...

Каллен: Трое сосунков.

Маккрори: Бев, Бубба...

Каллен: Ну да.

Присяжные видели на экране, как Каллен и Маккрори вышли из "кадиллака" и подошли к багажнику, как Каллен открыл его, а Маккрори что-то взял оттуда. При этом послышался звук шуршащей бумаги. Похоже было, что Маккрори быстро прикинул, сколько денег было в пачке. Затем они увидели, как Маккрори направился к своей машине и вернулся с чем-то завернутым в белое полотенце. По-видимому, это был пистолет с глушителем. В этот момент Каллен произнес: "Черт, отличная штука!" Было видно, что Каллен восхищен. "Ты только посмотри на эту чертовщину!" - воскликнул он. Через несколько минут Маккрори сказал Каллену, что его человек собирается работать и сегодня ночью. После небольшой паузы Каллен ответил: "Небольшая загвоздка. У меня нет сейчас всей суммы наличными".

Маккрори: Сколько это займет времени?

Каллен: Постараюсь добыть деньги на этой неделе. Нужно дня два.

Маккрори: Не знаю, удастся ли уговорить его подождать два дня.

Каллен: А что, ему далеко ехать? Через пол-Америки?

Маккрори: Он живет где-то под Новым Орлеаном. Так он сам сказал. А где на самом деле - черт его знает.

Каллен: Он что, не может приехать еще раз?

Поговорив немного об Арте Смите, Маккрори сказал: "Да, все эти мокрые дела - не шуточки".

Каллен: Это верно.

Маккрори: Ты сам меня втянул в это... дело, разве нет?

Каллен: Ну ладно. Только сообщай мне обо всем... заранее.

Маккрори: Судья Эйдсон мертв, как ты хотел.

Каллен: Хорошо.

Маккрори: Остальные тоже будут трупами, как ты хочешь. Ты же хочешь, чтобы были убиты сразу несколько человек, да?

Каллен: Да.

Маккрори: Я правильно говорю?

Каллен: Правильно, но...

Поговорив еще немного, Маккрори сказал Каллену, что ему пора ехать.

Каллен: Спроси у него, как он хочет: уехать, а потом вернуться или сделать все, а затем дня три подождать денег?

Маккрори: Он не будет ждать.

Каллен: Что же делать?

Маккрори: Послушай, если он прикончит всех троих, ему надо будет побыстрей уносить ноги.

Каллен: Это верно. Он, конечно, не виноват. Но дело в том, что... Мне нужно...

Маккрори: Понятно. Ты имеешь в виду большие...

Каллен: Не лучше ли уехать, а потом снова вернуться?

Маккрори: Ты имеешь в виду большие... Да. Ты имеешь в виду большие деньги. Подумай сам.

Когда "кадиллак" Каллена стал удаляться, присяжные услышали, как Маккрори медленным и размеренным голосом произнес: "Деньги - у меня, пистолет - у него". Последним на пленке был записан голос агента ФБР Грея, который сказал: "Говорит тайный агент ФБР Джозеф Б. Грей. Сегодня - 20 августа 1978 года, 9.03 утра. Сейчас я снимаю с Дэвида Маккрори магнитофон "Награ", который был установлен мною ранее сегодня же".

Когда вновь зажгли свет, Ричард Хейнс, казалось, отнюдь не был обескуражен. Во время перерыва, попыхивая трубкой и протирая шелковым носовым платком свои старомодные очки, он заметил, обращаясь к группе обступивших его репортеров, что все это в равной мере позволяет развивать собственную версию обеим сторонам и что очередь защиты пока еще не наступила. Он обещал, что защита подробно изложит свою версию о заговоре, к которому причастны сам Маккрори, Присцилла, Пэт Бэрлсон и другие. Все они участники заговора с целью разорить, а возможно, и убить Каллена Дэвиса. Он не стал распространяться насчет "других", но вновь составленный список свидетелей, которых защита намеревалась вызвать в суд, включал Билла Дэвиса и Тима Карри, окружного прокурора округа Таррент.

Дело в том, - сказал Хейнс, улыбнувшись, - что спектакль еще не окончен".

В течение последующих пяти дней Хейнс производил перекрестный допрос Маккрори, ни разу при этом не упомянув ни пленок, ни пистолета с глушителем, ни 25000 долларов. Это была демонстрация профессиональной жестокости. Хейнс был похож на сумасшедшего дантиста, вырывавшего пациенту зубы ржавыми клещами. Он задавал свидетелю множество вопросов о его постоянных финансовых затруднениях, о его конфликтах с Налоговым управлением, о его всем известной репутации лжеца и интригана. Хейнс расспрашивал о льготах и благах, предоставленных ему в результате включения в "Федеральную программу защиты свидетелей", намекая на то, что Маккрори получал теперь от правительства жирный куш в виде 900 долларов в месяц. Одного этого уже было достаточно для того, чтобы плясать под дудку обвинения.

Хейнсу, по-видимому, нравилось вступать в стычки с Маккрори, и, как это ни странно, тому, казалось, тоже. Маккрори искренне верил в свою способность одурачить даже такого мэтра и не сомневался в своей победе. Как и в Амарилло, когда с показаниями выступала Бев Басе, Хейнс развесил огромные (метр на полтора) календари, желая точно фиксировать дату и время всех событий, о которых рассказывал Маккрори. Когда казалось, что Хейнсу наконец удалось загнать Маккрори в угол, тот неизменно изворачивался, заявляя: "Вообще-то я точно не помню" или "Я понятия об этом не имею". Хейнс показал ему билеты на самолет, на которых было четко проставлено число его вылета (вместе с одним чиновником из "Джет эйр") в Атланту. Но даже в этом случае Маккрори отказался признать и дату, и город.

Вопрос: Разве на билете не указано, что вы вылетели туда 25 мая?

Ответ: Я в этом не уверен. Может быть, это было 35 мая, а может, 25-го.

Был момент, когда Хейнс задал два вопроса подряд, на что Маккрори ответил: "Когда-нибудь, может быть". Когда же Хейнс стал фиксировать один из ответов на своем календаре, Маккрори крикнул со своего места для дачи показаний: "Что вы там бормочете, г-н Хейнс, вопрос, что ли? Когда вы там стоите, я ничего не слышу. Принесли бы календарь побольше". Из-за частых стычек между адвокатом и свидетелем стало почти невозможно следить за логической последовательностью допроса, если она вообще была. В какой-то момент судья Мур прервал очередную перебранку словами: "Прошу занести в протокол, что эти два джентльмена недолюбливают друг друга". И это была сущая правда, с одной лишь поправкой: Хейнс не просто недолюбливал Маккрори - он ненавидел его.

Неприязнь Хейнса к свидетелю усиливалась еще и тем, что обвинение часто прерывало допрос протестами, заявляя, что все эти вопросы, относящиеся к личной жизни Маккрори, - не что иное, как инсинуация, а Пит Мур неоднократно напоминал Хейнсу о необходимости перейти к другой теме. Судья уже не раз вступал в конфликт со знаменитым адвокатом. В какой-то момент Хейнс вынудил Маккрори признать, что он действительно оставался владельцем двух автомашин, что, как он утверждал, противоречило условиям включения его в "Федеральную программу защиты свидетеля". Хейнс собирался было нанести свидетелю окончательный удар, как вдруг судья прервал его и сказал: "Мы уже двадцать минут мусолим это. Хватит". Давно сложившиеся дружеские отношения между Муром и Хейнсом были поставлены под угрозу. Судья дал ясно понять, что не потерпит нападок на личность свидетелей, поэтому всякий раз, когда Мур считал вопрос адвоката не относящимся к делу, он выговаривал Хейнсу в присутствии присяжных: "Вас снова куда-то заносит. Перейдем к другому вопросу".

Через пару дней допроса сложилась такая ситуация, при которой судья мог уже заранее предвидеть протесты обвинения. Однажды он удовлетворил протест еще до того, как Джек Стрикленд его изложил.

- Я все же хотел бы выслушать протест обвинения? - рявкнул Хейнс.

- Я и так знаю, что он хотел сказать, - спокойно ответил Мур. - Он встал не для того, чтобы просто потянуться.

Мур разрешил защите коротко допросить Маккрори о его действиях сразу же после убийства в 1976 году. Но когда Хейнс попытался выяснить подробнее характер взаимоотношений между Маккрори и Присциллой, судья резко оборвал его. "Вы вправе задавать вопросы обо всем, что имеет отношение к данному конкретному делу, - сказал Мур. - Но вы не вправе бросать тень на свидетеля, обвиняя его в действиях, не имеющих отношения к предмету разбирательства".

Стремясь во что бы то ни стало расправиться с Маккрори, связав его с Присциллой, Хейнс предпринял обходной маневр и представил в качестве вещественных доказательств какие-то документы (их содержание так и осталось неизвестным), надеясь, что они откроют ему путь к выяснению прошлого Маккрори. Мур, однако, решил, что эти документы к делу не относятся и могут лишь дискредитировать свидетеля. Тогда Хейнс попытался добиться своего иным путем. Он вернулся было к более ранним показаниям Маккрори, но обвинение заявило протест на том основании, что адвокат повторяется. Таким образом, Хейнс попал в заколдованный круг.

Во время перерыва Стив Самнер объяснил журналистам, с какими проблемами столкнулась защита. "Мы пытаемся доказать, что некоторые из наших вопросов имеют прямое отношение к делу, полностью не раскрывая свои карты. Судья Мур находится в невыгодном положении, поскольку ему пока трудно до конца понять нашу версию о заговоре и все, что с ним связано. В Амарилло судья был в более выгодном положении, так как там мы начали с первых шагов. Данное же дело уходит своими корнями в далекое прошлое и затрагивает гораздо больше событий, чем те, которые произошли за несколько дней до ареста Каллена".

Хотел ли этим Самнер сказать, что истоки заговора ведут к убийству, совершенному летом 1976 года?

"Мы считаем, что события 1976 года имеют самое прямое отношение к рассматриваемому делу, поскольку Дэвид Маккрори был связан с некоторыми людьми в течение длительного периода".

Прошло уже четыре дня с начала перекрестного допроса Маккрори, а тот еще не ответил ни на один вопрос о событиях, имевших место 17 августа и после этого дня. Несмотря на протесты обвинения, Хейнсу было разрешено снова вернуться к неизвестному пока источнику доходов Маккрори в начале 1978 года. При этом подразумевалось, что он получил эти деньги как часть платы за участие в заговоре с целью фабрикации дела против Каллена Дэвиса. Маккрори признал, что присвоил 5000 долларов из той суммы, которую, по его словам, дал ему Каллен для обмена в Лас-Вегасе. Кроме того, он получил от Каллена еще 5000 долларов в уплату за слежку. Маккрори заявил, что в конце июня и в начале июля дал своему сыну Майку 9500 долларов, а 2900 долларов положил на свой счет в банке. "Меня так и подмывало взять эти 50000 долларов, бросить все и куда-нибудь скрыться", - признался Маккрори. Каллен перестал делать записи и слушал Маккрори с необычайным спокойствием. Когда тот сказал, что Дэвис "приказал" ему позвонить из Лас-Вегаса в Форт-Уэрт, Каллен даже хмыкнул.

Неожиданно Хейнс стал задавать вопросы, касавшиеся Присциллы.

Вопрос: Вы знали о том, что за несколько недель до вашего приезда в Лас-Вегас там побывала Присцилла?

Он не стал выяснять, с какой целью была совершена эта поездка, а только задал несколько вопросов, имеющих отношение непосредственно к Присцилле.

Вопрос: Вы говорили Каллену Дэвису, что Присцилла Дэвис собиралась нанять кого-то для пальбы в доме № 4200 на Мокингберд, с тем чтобы впоследствии свалить все на Каллена?

Ответ: Я ему уже столько всего наговорил, что и не упомнишь.

Вопрос: А какова была самая большая ложь, которую вы сказали Каллену Дэвису до августа 1978 года?

Ответ: Я сказал, что нашел профессиональных убийц из Канзас-Сити, которые помогут ему решить все его проблемы.

Вопрос: А какова была ваша вторая самая большая ложь?

Ответ: Я сказал ему, что изо всех сил стараюсь организовать для него убийства.

Вопрос: Вы говорили кому-нибудь, что Присцилла Дэвис пыталась нанять кого-то из другого города, чтобы убить Каллена Дэвиса?

Ответ: Нет, не говорил.

Вопрос: Вы говорили кому-нибудь, что Присцилла пыталась нанять кого-нибудь, похожего на г-на Дэвиса, для того чтобы тот пришел в особняк и устроил пальбу?

Ответ: Нет, я этого что-то не припомню.

Вопрос: Вы хотите сказать, что в жизни ничего подобного не говорили?

Ответ: Да, я действительно не помню, чтобы когда-нибудь говорил что-либо подобное. Через несколько минут Маккрори сказал Хейнсу: "Я не разговаривал с Присциллой Дэвис целый год. Я ее недолюбливаю".

Казалось, ответ этот сразил Хейнса на месте. "Как? Вы недолюбливаете Присциллу Дэвис?" - спросил он скептически.

Прежде чем Маккрори успел что-нибудь ответить, Мур прервал допрос и твердым голосом сказал: "Давайте не будем отвлекаться".

Хейнс задал затем несколько вопросов о встрече Маккрори с Пэтом Бэрлсоном 16 августа.

Вопрос: Вы ведь знали в то время, что Пэт Бэрлсон - друг Присциллы Ли Дэвис, не так ли?

Ответ: Да, знал.

Вопрос: Вы знали в то время, что между Пэтом Бэрлсоном и Присциллой Ли Дэвис существовали какие-то деловые отношения?

Ответ: Да, знал.

Затем Хейнс задал как-то длинный и весьма туманный вопрос. Маккрори перефразировал его и сказал: "Мне приходится вас все время поправлять, чтобы не искажать факты".

"Вам приходится все время поправлять меня, чтобы не искажать факты?" - переспросил Хейнс, не скрывая сарказма.

Мур вновь прервал допрос и сказал, обращаясь к Маккрори: "Если вы будете слишком натягивать узду, он будет кусаться".

В другой раз Маккрори обвинил Хейнса в том, что тот умышленно задает повторные и туманные вопросы, с тем чтобы запутать его, "как это уже бывало".

На этот раз Пит Мур не прибегал к председательскому молотку, но голос его был и без того достаточно суровым, когда он приказал Маккрори не говорить того, о чем его не спрашивают. "Сегодня утром я уже пять раз просил вас не делать этого, - сказал он гневным голосом. - Еще раз повторяю: не говорите того, о чем вас не спрашивают".

Судья чувствовал, что вот-вот взорвется. Защита, конечно, имела полное право подвергнуть главного свидетеля обвинения перекрестному допросу, но теперь стало ясно, что адвокаты Каллена ходят кругами. Они умышленно злоупотребляют этим своим правом. Мур вынес еще одно решение, которое существенно ограничивало свободу маневра Хейнса. Судья запретил защите задавать вопросы о процессе в Амарилло, а также о любых событиях, имевших место до 1976 года.

"Если не делать этого, - гневно ответил Хейнс, - то, может быть, вообще все прекратить?"

"Мы делать этого не будем", - твердо повторил судья.

Прежде чем закончить допрос Маккрори, Хейнс хотел задать ему еще серию косвенных вопросов. Речь шла об одном объявлении, которое было помещено 16 августа в газете "Стар телеграм" и в котором предлагалось продать пистолет. Маккрори сказал, что ничего об этом объявлении не знает. Хейнс спросил тогда, знает ли он номер телефона, указанный в объявлении. Маккрори ответил, что не знает. Позже один из адвокатов пояснил, что этот вопрос был задан для того, чтобы подготовить почву для дальнейших показаний. В объявлении был указан телефон одного из тренировочных залов школы каратэ, которой заведовал Пэт Бэрлсон. Хотя вряд ли кто-нибудь обратил на это внимание, но когда был назван номер телефона, Каллен Дэвис с любопытством взглянул на адвоката, а затем быстро записал что-то себе в блокнот.

Процесс продолжался уже три недели. Пит Мур предсказывал, что к этому времени он уже закончится, но из-за затянутого защитой перекрестного допроса не было пройдено и половины пути. Уже приближался День благодарения, то есть прошел почти год с момента оправдания Каллена Дэвиса в Амарилло. Следующим своим свидетелем обвинение собиралось вызвать тайного агента ФБР Джо Грея, который должен был опознать "окровавленную" майку судьи Эйдсона и, разумеется, воспользоваться возможностью еще раз прокрутить пленку. Мур совершенно справедливо предположил, что это будут долгие часы скучнейшего перекрестного допроса с выяснением множества сугубо специальных деталей, необходимых для определения точности произведенных записей. Принимая все это во внимание, судья Мур объявил перерыв на четыре дня по случаю праздников и отправил всех присяжных домой.

Обвинение обещало Муру закончить допрос всех своих свидетелей в течение недели после праздников и слово свое сдержало. Как и предполагал судья, перекрестный допрос тайного агента ФБР Грея, производившийся Хейнсом, был настолько нудным и скучным, что все это время зал был почти пуст, а несколько присяжных просто-напросто дремали. Тем не менее Хейнс задавал свидетелю все новые и новые вопросы технического порядка, пытаясь поставить под сомнение ого утверждение о том, что синхронизация записей была почти идеальной, и намекая при этом на возможность многочисленных искажений, пропусков слов и даже целых предложений. Грей, однако, настаивал на их правильности. Хейнсу все же удалось заставить того признать, что после встречи у кафе "Кокоуз" 20 августа Грей чуть ли не на пять минут выпустил Маккрори из виду, а этого было вполне достаточно, чтобы, скажем, заскочить в дом № 4200 на Мокингберд и взять там 25000 долларов. Подобные утверждения были рассчитаны на легковерных, и обвинение уже успело к этому привыкнуть. "Мне кажется, я явственно слышу крик отчаяния", - заметил в этой связи Джек Стрикленд.

Обвинение приготовило собственные сюрпризы. Следующими в качестве своих свидетелей оно вызвало двух несколько озадаченных и явно смущенных секретарш, работавших в главном управлении "Кендэвис индастриз". Бренда Эдкок, личный секретарь Каллена, буквально вся дрожала, когда отвечала на вопросы Джека Стрикленда о Дэвиде Маккрори и о толстом загадочном конверте, который она заперла по просьбе Дэвиса у него в сейфе. По ее словам, Маккрори впервые появился где-то в начале 1978 года. Она лично разговаривала с ним по телефону несколько раз. Однажды он назвал себя Фрэнком Джонсоном, но это было только раз. В начале августа, сказала свидетельница, Каллен передал ей белый конверт и попросил положить его в сейф. Шифр от сейфа был известен только ей и секретарю Кена Дэвиса Мэри Энн Картер. 19 августа, за день до ареста Каллена, Эдкок уехала отдыхать в Акапулько. Вернувшись через 10 дней на работу, конверта в сейфе она уже не нашла.

Когда начала давать показания Мэри Энн Картер, всем стало ясно, куда клонит Стрикленд: он хотел показать, что именно в этом загадочном конверте были те 25000 долларов.

По словам Мэри Картер, в воскресенье 20 августа примерно в 8 часов утра ее разбудил звонок Каллена Дэвиса. Он интересовался шифром сейфа. Она сказала, что шифр записан на листке, который лежит в ящике ее стола.

Вопрос: Дэвис говорил что-нибудь такое, из чего можно было бы заключить, что он находится у себя в кабинете?

Ответ: Нет.

Вопрос: Он не сказал: "Подождите минутку. Я сейчас попробую его отыскать"?

Ответ: Да, сказал.

Вопрос: Он вернулся к телефону и сказал, что нашел листок?

Ответ: Да.

Вопрос: Значит, в это время он должен был быть у себя в кабинете?

Ответ: Да.

Вопрос: Вы говорили ему еще что-нибудь?

Ответ: Я лишь сказала: если что-то будет нужно - пусть позвонит.

Вопрос: И он позвонил?

Ответ: Нет.

Кроме единственного раза, когда, как показала Бренда Эдкок, Маккрори назвался по телефону Фрэнком Джонсоном, больше он себя так не называл. Маккрори же заявил (а Фил Бэрлсон постарался сейчас об этом напомнить), что звонил Каллену Дэвису часто, называясь при этом Фрэнком Джонсоном. Отвечая на вопросы защиты, обе секретарши показали также, что, когда Маккрори не удавалось поговорить с Калленом по телефону, он очень "огорчался". Это опровергало утверждение Маккрори о том, будто в течение нескольких месяцев до ареста Каллена он легко и просто общался с ним по телефону. И все же показания обеих свидетельниц о пухлом конверте, несомненно, были не в пользу защиты. Покидая зал суда, Бренда Эдкок слабо улыбнулась и нерешительно помахала рукой своему боссу. Выражение лица Каллена было по-прежнему непроницаемым, но желваки его ходили так, словно он пережевывал жесткий кусок мяса.

Последними свидетелями обвинения были следователи прокуратуры, которые рассказали об аресте Каллена Дэвиса и о произведенном ими обыске "кадиллака".

Родни Хинсон, следователь прокуратуры округа Таррент, рассказал, что сразу же после ареста Дэвиса он произвел самый поверхностный обыск в его машине, проследил за тем, чтобы ее отвели в гараж полиции, подождал несколько часов, пока не был выписан ордер на обыск, а потом открыл и тщательно осмотрел багажник. Мур попросил присяжных временно покинуть зал суда, когда Хейнс заявил, что первый, даже поверхностный обыск в машине был незаконным, а это "ставит под сомнение" результаты последующего обыска. Адвокат попросил судью запретить Хинсону давать показания о том, что в "кадиллаке" Каллена был обнаружен "ругер" с глушителем. Мур, однако, отклонил его протест и разрешил Хинсону рассказать присяжным, что тот нашел в машине.

Другой следователь прокуратуры, Моррис Хауэт, детально рассказал суду о том, при каких обстоятельствах 20 августа, через несколько минут после встречи с Маккрори, Каллен был арестован. Сначала Каллен пытался было петлять, стараясь "замести следы" на тот случай, если за ним вдруг окажется "хвост". Но, как пояснил присяжным следователь, за передвижением сине-белого "кадиллака" было установлено наблюдение с борта самолета ФБР, откуда его маршрут передавался по радио агентам на земле. Полиция схватила Каллена в тот момент, когда он выходил из телефонной будки у закусочной "Кентукки фрайд чикен".

"В тот момент, когда мы подъехали к его машине, - сказал Хауэт, - Дэвис выходил из телефонной будки. Увидев нас, он закрыл лицо руками. Вот так. - И следователь, показывая, как тот сделал это, нагнул голову вниз и закрыл часть лица рукой. - Я громко сказал: "Каллен, вы арестованы! Руки на капот!"".

Вслед за этим обвинение представило свое последнее вещественное доказательство - 25000 долларов 100 долларовыми банкнотами - и вызвало своего послед него свидетеля. Им был техасский рейнджер Джон Хогг, который подтвердил показания других полицейских, заявивших, что перед встречей с Калленом Дэвисом сам Маккрори и его машина были тщательно обысканы. Хогг нанес тяжелый удар защите, утверждав шей, будто после этой встречи Маккрори выпал из поля зрения полиции на пять или более минут. Хогг, которые первым увидел конверт с 25000 долларов, сказал что догнал Маккрори уже "через две минуты" после того, как тот расстался с Калленом. Затем он стал описывать состояние, в котором находился Маккрори. При этом его доселе громыхавший голос затих, а на лице появилось выражение сострадания и сочувствия.

"Он явно был потрясен, - сказал Хогг. - По щекам у него текли слезы, а сам он походил на выжатый лимон".

Показания Хогга впервые представили Маккрори в несколько ином свете, поскольку до этого складывалось впечатление, будто тот был хладнокровным и расчетливым человеком. Вот почему слова рейнджера даже растрогали кое-кого из присяжных.

Ричард Хейнс понимал, что рискует, но все же набросился на рейнджера, как бульдог. Он метал громы и молнии, делал крайне саркастические замечания и даже разорвал в клочья письменный рапорт, составленный Хоггом сразу же после ареста Каллена. Не ожидавший такого натиска, рейнджер вынужден был признать, что в его рапорте действительно было много домыслов, ошибок и пропусков. Позже Толли Уилсон заметил, что, если бы ему не довелось присутствовать при этом лично, он никогда бы не поверил, что со свидетелем можно обходиться так грубо, особенно когда в этой роли выступает техасский рейнджер Хогг неоднократно извинялся за очевидную непоследовательность и неточность изложения, но Хейнс всяких раз обрывал его грубым окриком: "Извиняться не надо! Отвечайте на вопрос!".

Когда Хогг покинул место для дачи показаний, обвинение заявило, что на этом оно прекращает вызов своих свидетелей. В ходе перекрестного допроса Хейнс сделал все, что мог. Если не считать вопросов технического порядка, он ни разу даже не упомянул видео- и звукозаписи - самое весомое доказательство обвинения. Его жестокая расправа с Дженнингсом и Хоггом (первым и последним свидетелями обвинения) оставила у всех впечатление, будто полиция проделала свою работу небрежно, кое-как. Что же касается Маккрори, то Хейнс представил его как далеко не образцового гражданина. И все же когда наступила очередь защиты вызывать своих свидетелей, Хейнс понял, что ему придется туго: пленки были настолько серьезной уликой, что будущее Каллена представлялось весьма мрачным.

То, что первыми двумя свидетелями защиты, вызванными в суд, были Присцилла Дэвис и Пэт Бэрлсон, изумило многих, поскольку и Присцилла Дэвис, и Пэт Бэрлсон были настроены откровенно враждебно по отношению к Каллену Дэвису. Хейнс, конечно, предпочел бы подвергнуть обоих перекрестному допросу, но наученное горьким опытом процесса в Амарилло обвинение не собиралось вызывать Присциллу в качестве собственного свидетеля, а Пэт Бэрлсон, по мнению обвинения, имел лишь косвенное отношение к делу. Поэтому, считало оно, если Хейнс хочет допросить этих людей, пусть вызывает их сам. Хейнса, конечно, раздражала необходимость подчиниться процессуальным правилам, согласно которым он не мог опровергать показания собственных свидетелей. Но иного выхода у него не было: оба эти свидетеля нужны были ему, чтобы подвести базу под версию о наличии заговора. "Мы просто обязаны показать их присяжным", - пояснил Майк Гибсон.

Изложение позиции защиты Хейнс начал с того, что постарался подготовить присяжных к моменту, когда перед ними предстанет Присцилла Дэвис. Сначала он разъяснил им, что Маккрори вовсе не был другом Каллена Дэвиса - он был другом Присциллы, этой алчной интриганки, решившей не останавливаться ни перед чем, лишь бы завладеть состоянием Каллена. Незадолго до того, как, по словам Маккрори, тот получил от Каллена 25000 долларов, Присцилла где-то раздобыла большую сумму наличными. Даже тогда, когда агенты ФБР уже охотились за Калленом, Присцилла тайно встретилась с Маккрори, Пэтом Бэрлсоном и другими. Хейнс напомнил присяжным, что год тому назад Каллен Дэвис сообщил ФБР о том, что автор письма, занимавшийся вымогательством, поставил инициалы "Д. М.", что наводило на мысль, уж не Дэвид ли Маккрори послал его. "То, что нам иногда кажется, не всегда соответствует действительности", - сказал в заключение Хейнс.

После принятия присяги Присцилла начала давать показания. Она признала, что 18 августа (в тот день, когда Маккрори впервые встретился с Пэтом Бэрлсоном) побывала в школе каратэ, которой заведовал Бэрлсон. На следующее утро примерно в то же время, когда Маккрори первый раз встретился с агентами ФБР, она снова увиделась с Бэрлсоном у себя в особняке. В тот момент, когда в воскресенье утром арестовывали Каллена Дэвиса, Присцилла была с Бэрлсоном. Однако она отрицала, что знала о том, что все это время делал Маккрори, и подтвердила его заявление, что по меньшей мере в течение года они друг с другом не виделись. Она сказала, что все ее встречи с Пэтом Бэрлсоном были связаны с обеспечением ее охраны в период бракоразводного процесса. Присцилла и не собиралась отрицать, что в 1978 году действительно взяла в долг 47000 долларов. С Бэрлсоном она встретилась как раз потому, что находилась на грани разорения и была больше не в состоянии оплачивать услуги телохранителей.

"Это был единственный человек, - сказала Присцилла, - к которому я еще могла обратиться за помощью. Мне уже никто не одалживал денег. Развод оказался гораздо более затяжным, чем я предполагала. Но теперь процесс приближался к концу, и суд должен был состояться менее чем через две недели. Я хорошо понимала, что снова нанимать для своей охраны полицейских мне уже было не по средствам".

Хейнс хотел было задать Присцилле несколько вопросов, касавшихся ее взаимоотношений с Бэрлсоном чуть ли не 10-летней давности, но Мур остановил его. Тогда он попытался задать несколько вопросов в связи с бракоразводным процессом, но судья вновь прервал его. Присцилла призналась, что как-то в июле случайно увидела Маккрори в одном из ресторанов Форт-Уэрта, но решительно отказалась признать, что разговаривала с ним или вступала в какие-то иные контакты. Хейнс попытался заставить ее набросать схему расположения столиков в ресторане, но Мур снова остановил его. Защита запросила с телефонной станции сведения о всех телефонных переговорах Присциллы, Билла Дэвиса, Маккрори и некоторых других лиц, но когда Хейнс попытался заняться более подробным их анализом, Мур сказал, что сначала тому придется доказать, что все это относится к делу. Как и в случае с Маккрори, а позже и с Пэтом Бэрлсоном, Хейнс прикрепил к стене гигантские календари и заставил свидетельницу дать почасовой отчет о всех своих действиях, что привело лишь к тому, что один присяжный уснул и проспал всю эту скучнейшую часть допроса, а несколько других еле сдерживали зевоту. Если защита хотела доказать свою версию о заговоре, ей следовало делать это без помощи Присциллы. Хорошо это понимая, Хейнс вызвал в зал суда Дэвида Биньона и спросил у Присциллы, знает ли она его.

"Лично я с ним никогда не встречалась, - сказала Присцилла и улыбнулась. - Я лишь видела его по телевидению, в программе новостей". Присцилла намекала на пресс-конференцию, созванную Биньоном для опровержения заявлений, сделанных в его адрес Хейнсом.

Адвокат понимал, что маленькую победу он все же одержал (ранее Биньон признал, что побывал в особняке), но по одному выражению его лица, когда он проходил мимо свидетеля, уже было ясно, что победа эта весьма незначительна.

Во время перекрестного допроса обвинители воспользовались предоставившейся им возможностью прокружить пленки в пятнадцатый раз. Слушая, как двое Мужчин договаривались о ее убийстве, Присцилла вся дожала, а в глазах у нее стояли слезы.

Когда были прослушаны и просмотрены все пять пленок, Толли Уилсон спросил у Присциллы:

- Вы вступали в сговор с Пэтом Бэрлсоном с целы заставить вашего мужа сказать хоть что-нибудь и записанного на этой пленке?

- Нет, не вступала, - твердо ответила Присцилла.

- Вы вступали в сговор с Дэвидом Маккрори с целью заставить вашего мужа сказать хотя бы что-нибудь из того, что было записано на этой пленке

- Нет, не вступала, - повторила она.

Допрос Присциллы был закончен уже без присяжных. Мур сказал, что защита может внести в протокол свои возражения против его действий, но не разреши; задавать Присцилле вопросы о ее взаимоотношениях с У. Т. Рафнером и другими лицами. Стив Самнер продолжал утверждать, что защита может доказать, что между Бэрлсоном и Присциллой уже давно был роман и что Дэвид Маккрори был "связным" Присциллы по меньшей мере лет десять. Но возможности доказать это защита так и не получила: судья Мур этого не позволил. Самнер раскрыл журналистам еще один существенный момент версии защиты. Он сказал, что его коллеги собираются доказать, что Маккрори использовал свои собственные 25000 долларов для фабрикации дела против Каллена. На вопрос, означает ли это, что защита отказывается от своего первоначального утверждения, будто эти 25000 долларов Маккрори получил от Присциллы, Самнер ответил с улыбкой: "Следите за тем, что мы будем делать дальше".

Защита не надеялась добиться от своего следующего свидетеля Пэта Бэрлсона большего, чем она добилась от Присциллы, - и не ошиблась. С не свойственной ему неловкостью Ричард Хейнс вновь извлек свои гигантские календари и приступил к нуднейшему допросу свидетеля, заставляя его по часам рассказывать обо всем, что он делал до ареста Каллена. К величайшей досаде Хейнса, Пэт Бэрлсон оказался очень толковым и терпеливым свидетелем. Теперь уже Хейнс выглядел упрямым и неуверенным в своих действиях. Он сумел лишь продемонстрировать присяжным, что Бэрлсон не мог точно сказать, когда он встречался с Присциллой и Маккрори. В ходе слушаний об освобождении под залог он заявил, что встреча произошла в 10 часов утра. Теперь же он утверждал, что это было просто "утром". "Ну, - настаивал Хейнс, - когда же все-таки это произошло?" Бэрлсон посмотрел в сторону присяжных, вздохнул и сказал: "Думаю, где-то утром".

Хейнс также установил, что номер телефона, указанный в объявлении с предложением о продаже пистолета, помещенном в одном из августовских номеров газеты, действительно принадлежал одному из тренировочных залов школы Бэрлсона. Как утверждала защита, этот факт сыграет впоследствии важную роль, хотя в данный момент его значение оставалось загадкой.

Защита все время пыталась внушить мысль, что Присциллу, Бэрлсона и Маккрори связывала какая-то тайная и зловещая близость. Короткий перекрестный допрос Бэрлсона Джеком Стриклендом стал своеобразным противовесом длинному и нудному его допросу со стороны защиты. Бэрлсон рассказывал, что рано утром 16 августа Маккрори позвонил ему и сказал, что хочет встретиться. Когда Стрикленд спросил его о цели этой встречи, тот ответил: "Он сказал мне, что попал в большую беду, что компания, в которой он работает, принадлежит Каллену Дэвису и что все его беды связаны с ним. На это я ему сказал, что сыт уже всем по горло и слышать больше ничего об этом не желаю. Когда мы встретились, я стал ругать его за то, что он опять связался с этим Калленом Дэвисом".

Вопрос: А как реагировал на это Маккрори?

Ответ: Он весь как-то сник.

Вопрос: Почему?

Ответ: Он был до смерти напуган.

Вопрос: Что заставило вас прийти к такому заключению?

Ответ: Его бледность, да еще какая-то сыпь на руках.

К тому же он весь дрожал.

Слегка смягчив тон, Стрикленд стал расспрашивать Бэрлсона о его давнишней дружбе с Маккрори. В свое время Бэрлсон ходил в одну школу и дружил со старшим братом Маккрори, которого все звали "верзилой". После того как много лет назад тот погиб в автомобильной катастрофе, Бэрлсон стал относиться к Маккрори как к незадачливому младшему брату который вечно попадает в какие-то истории.

Вопрос: Вы много времени проводили вместе?

Ответ: Нет. Дэвида я знал значительно хуже, чем его старшего брата.

Вопрос: Верно ли, что Маккрори часто обращался к вам за советом?

Ответ: Постоянно.

Вопрос: Верно ли, что ваши взаимоотношения очень похожи на взаимоотношения между старшим и младшим братьями?

Ответ: Наши отношения носили довольно странный характер. Мне даже трудно дать им определение.

Вопрос: Когда Маккрори попросил вас встретиться с ним, вы не подумали: "Ну вот. Дэвид опять влип в какую-то историю"?

Ответ: Да, именно так я и подумал.

Вопрос: И вы попытались помочь ему выбраться из этой неприятной истории?

Ответ: Я попытался сделать то, что считал правильным.

Далее Бэрлсон рассказал суду, как он связался с Роном Дженнингсом, агентом ФБР, тренировавшимся в одном из залов его школы, и договорился, что тот встретится с Маккрори. На этом его причастность к делу и закончилась, сказал в заключение Бэрлсон.

Хейнс обещал представить серьезные доказательства наличия заговора против Каллена Дэвиса и 7 декабря предпринял первую попытку сдержать свое слово. Следующим в качестве свидетеля он вызвал Дэвида Биньона, загадочную личность, о которой он уже упоминал в ходе перекрестного допроса Рона Дженнингса. Хотя последний и отказался отвечать на вопросы, касавшиеся Биньона, было и так ясно, что тот был тайным осведомителем ФБР.

Биньон был мускулистым лысеющим человеком средних лет с несколько помятым лицом. Хотя он и занимался скупкой и продажей подержанных автомобилей, его легко можно было принять за наемного убийцу, о чем и заявила защита. Вопрос о том, удастся ли ей это доказать, стал предметом многочасовых дебатов без присяжных. Биньон признал, что работал платным осведомителем полиции и ФБР и что за ним утвердилась репутация человека, причастного к преступному миру. Осенью 1977 года, а затем зимой 1978 года Присцилла пыталась встретиться с Биньоном, но безуспешно. Когда она позвонила ему в третий раз, он решил зайти к ней в особняк. Биньон утверждал, что Присцилла, "возможно", хотела нанять его для убийства Каллена Дэвиса. Более того, в течение их 20-минутной встречи он сам попытался направить разговор в нужное русло. Из этого, однако, ничего не получилось. Один хьюстонский адвокат по имени Джуэл Леммон позже привел Биньона к Хейнсу. Биньон сам высказал предположение, что, если бы Присцилла не находилась тогда в таком "отключенном" состоянии из-за слишком большого количества принятых ею лекарств, она, как ему казалось, "сама подняла бы этот вопрос". Он также заявил адвокатам Каллена, что человек по имени Герреро сказал ему, что другой человек, по имени Родригес, утверждал, будто Присцилла предложила ему деньги за убийство Каллена. Судья Мур, конечно, не мог допустить, чтобы в его суде ссылались на такого рода информацию - даже не из вторых, а из третьих рук, - а обвинение в свою очередь заявило, что показания Биньона вообще не имеют отношения к делу. Биньон недвусмысленно заявил, что в разговоре с ним Присцилла не поднимала вопроса об убийстве Каллена Дэвиса или вообще о причинении ему какого-либо вреда. Более того, Биньон и Хейнсу сказал, что этого не было. Таким образом, получалось, что тот был вызван в суд в качестве свидетеля защиты лишь для того, чтобы опровергнуть показания Присциллы, утверждавшей, будто она с ним никогда не встречалась. Хейнс заявил, что дело вовсе не в этом. Защита хотела лишь "показать, что другой свидетель ошибся в одном конкретном вопросе". Мур предложил Биньону повторить свой рассказ о посещении особняка присяжным и попросил снова пригласить их в зал суда.

Допрос Биньона длился значительно меньше, чем Препирательства по поводу его допуска в качестве свидетеля. Хейнс решил использовать черную доску, чтобы присяжным было лучше видно, какие события происходили перед тем, как Биньон посетил Присциллу в особняке. Биньон, однако, вел себя невозмутимо даже тогда, когда Хейнс попытался заставить его рассказать кое-что об убийстве.

Вопрос: Говорила ли вам Присцилла Дэвис, что "он [Каллен] свое получит"?

Ответ: Нет.

Вопрос: А что именно она вам сказала?

Ответ: Я уже не помню. Что-то о религии. На религиозную тему.

Вопрос: Но она ведь пригласила вас к себе не потому, что вы священник, не так ли?

Ответ: Это верно.

Вопрос: И наверное, не для покупки подержанной автомашины?

Ответ: Нет.

Вопрос: Она вам говорила, что Каллен Дэвис будет убит?

Ответ: Нет. Я же вам уже это говорил.

Вопрос: Ну, а что же она тогда сказала?

Ответ: Она сказала, что бог все рассудит и что всем придется держать перед ним ответ.

Вопрос: Бог все рассудит?

Ответ: Мне кажется, мы по-разному понимаем смысл этой беседы.

Хейнс заставил Биньона признать, что, как тому показалось, во время их встречи Присцилла была в несколько "отключенном" состоянии из-за большой дозы принятых лекарств. Однако в ходе перекрестного допроса Толли Уилсон отыграл несколько очков, коснувшись этой темы более подробно. Биньон сказал, что ему показалось, будто Присцилла испытывает какую-то неловкость, замешательство и вообще находится в одурманенном состоянии "гроги". В течение всего разговора она оставалась в постели. Ему показалось, что ока вообще его не узнала и даже не могла припомнить, приглашала ли к себе. "Вам приходилось когда-нибудь говорить с человеком с еще не зажившей пулевой раной?" - спросил вдруг Толли, прежде чем защита успела заявить протест. Уилсон знал, что вторгается в запретную зону: упоминать об убийстве в особняке в присутствий присяжных запрещалось, но ему все же удалось вставить этот вопрос. Хейнс еще раз энергично запротестовал по поводу следующего вопроса обвинения, но Мур отклонил протест.

Вопрос: До этого суда вы когда-нибудь говорили г-ну Хейнсу, что Присцилла Ли Дэвис не обращалась к вам с просьбой подыскать ей такого человека, который мог бы убить ее мужа?

Ответ: Да, говорил.

Сам того не подозревая, Уилсон предоставил Хейнсу возможность начать допрос свидетеля уже в другой плоскости. Поскольку Биньону разрешили отвечать на вопросы, касающиеся части его показаний защите до этого суда, заявил Хейнс, то он не видит причины, по которой этот свидетель не может отвечать на вопросы, касающиеся всех его прежних показаний. Мур не разрешил Хейнсу задавать вопросы, касавшиеся человека по имени Герреро, но позволил продолжить эту тему вообще.

Вопрос: Вспомните, не подумали ли вы тогда, что она приглашает вас к себе потому, что вы пользуетесь репутацией человека, который может нанять кого-то для убийства?

Ответ: Я подумал, что это вполне возможно.

Вопрос: Что вы мне сказали по поводу ее... "отключенного" состояния... и по поводу того, что если бы не это ее состояние, то она непременно сама подняла бы этот вопрос?

Ответ: Я уже не помню, что вам говорил.

Хейнс также дал понять, что прокуратура округа Таррент заключила какую-то "сделку" с Биньоном, пообещав тому прекратить расследование по некоторым предъявленным ему обвинениям. Когда Биньон закончил дачу показаний, обе стороны заявили, что допрос был успешным. "Мне кажется, - сказал Джек Стрикленд, - Дэвид Биньон - отличный стрелок. Он пришел и одним выстрелом уложил защиту наповал".

Вскоре, однако, выяснилось, что этот вывод Стрикленда был несколько преждевременным. У защиты было припасено нечто из ряда вон выходящее. После вызова нескольких приходящих нянь, домработниц и секретарш из корпорации "Кендэвис индастриз", показания которых должны были опровергнуть заявление Маккрори, будто тот поддерживал постоянный контакт с Калленом Дэвисом, защита пригласила в качестве свидетельницы Дороти Нильд, секретаря по приему Посетителей одной из компаний, размещавшихся в том же здании, что и компания "Джет эйр". Она сказала, что в середине июля видела, как Маккрори, уезжая на обед, садился в "меркурий" или "линкольн" темно-вишневого цвета, где уже сидело трое пассажиров. Она узнала женщину с платиновыми волосами и в очках от солнца. Это была Присцилла Дэвис. Позже она узнала и водителя. Это был Пэт Бэрлсон. Третьего человека она не узнала, но видела, что это был мужчина, Известно было, что адвокат Присциллы Рон Олтман ездил на "линкольне" темно-вишневого цвета выпуска 77-го года.

Свидетеля, способного дать более сенсационные показания, чем Дороти Нильд, защита пока не имела. По правде говоря, когда адвокаты вызывали ее в Хьюстон, они даже не подозревали, что Дороти может дать столь неожиданные показания. Первоначально она была включена в список чуть ли не дюжины секретарш, чьи показания в совокупности должны были установить, что, хотя Маккрори и звонил Каллену Дэвису довольно часто, тот редко отвечал на эти звонки. Но получилось так, что всего за несколько дней до ее допроса она практически случайно рассказала Стиву Самнеру о том, что увидела в середине июля. "Мне показалось престо странным, что Маккрори, будучи служащим одной из компаний г-на Дэвиса и его другом, разъезжает на машине с г-жой Дэвис", - сказала секретарша. Она и думать не думала, что этот случай будет иметь столь большое значение. Это были самые важные показания, которыми пока располагала защита: первый раз свидетель защиты оспаривал показания Присциллы, Бэрлсона и Маккрори о том, что все вместе они никогда не встречались.

В ходе перекрестного допроса Толли Уилсону не удалось опровергнуть ее показания, а попытки дискредитировать ее при помощи целой серии утомительных и нудных вопросов о ее прошлом тоже не дали никаких результатов. Джек Стрикленд назвал ее показания "невероятными", а Толли Уилсон едва удержался от того, чтобы не назвать их лжесвидетельством. Если Нильд действительно видела то, о чем она здесь рассказала, спрашивали обвинители, почему же тогда она молчала все это время? А Уилсон заметил: "По ее утверждению, она подошла к окну и посмотрела, с кем уезжает Маккрори, лишь потому, что ей было любопытно. Возникает вопрос: как могла столь любопытная женщина хранить столь долго (целых пять месяцев) в тайне свой секрет?" Стрикленд же спросил: "Если они действительно готовили заговор против Дэвиса, почему бы тогда Маккрори не отойти на пару кварталов и не постараться, чтобы никто из сотрудников компании Дэвиса его не увидел?" Обвинение могло лишь надеяться, что присяжные будут задаваться теми же вопросами.

Какими бы неопровержимыми уликами ни располагало обвинение, у Ричарда Хейнса было одно бесспорное преимущество: он не обязан был доказывать невиновность своего клиента - ему было достаточно посеять семена "разумного сомнения" в его виновности. Поэтому в течение последующих двух недель он разбрасывал такие "семена" с рвением фермера-фанатика. Хейнс ускорил темп отчасти потому, что надеялся завершить всю работу к рождеству (а до него оставалось всего две недели), а отчасти потому, что быстрый темп сам по себе был его союзником, так как приводил к спешке и создавал путаницу. В течение ближайших двух недель ему предстояло допросить более дюжины свидетелей. Если он хорошо все организует, думал адвокат, то рождество Каллен будет встречать уже за семейным столом, а обвинители вынуждены будут отправиться обратно в Форт-Уэрт и снова зализывать свои раны.

Первой в суд была вызвана Мэри Рамсей, жена коммерческого директора "Мид-континент саплай компани", которая показала, что случайно встретилась с Присциллой в Лас-Вегасе 13 июня 1978 года. Присцилла же утверждала, что в Лас-Вегасе в том году не была. Мэри Рамсей, однако, настаивала, что прекрасно помнит, как в течение полуминуты разговаривала с Присциллой в казино отеля "Алладин". О чем они разговаривали, она не сказала. Во время перекрестного Допроса Стрикленд вынудил Мэри Рамсей признаться, что та иногда "плохо помнит даты". Когда же он спросил, почему та так долго молчала и ничего об этом не говорила судебным властям, свидетельница отвечала, что сделала бы это лишь в том случае, если бы к ней пришли с судебной повесткой, что было вполне понятно, учитывая безграничную преданность ее мужа Каллену Дэвису. Сами по себе показания Мэри Рамсей не имели какого-то особого значения, если не считать того, что они опровергали заявление Присциллы - 13 июня Маккрори в Лас-Вегасе не было. Стив Самнер, однако, напомнил репортерам, что "Лас-Вегас - идеальное место для того, чтобы припрятать там деньги. Кто-то мог их там оставить, а Маккрори мог потом взять". Слово "мог" в данном случае играло важную роль в обеспечении успеха защиты.

Дэвид Маккрори, например, вполне "мог" оказаться тем загадочным человеком, подписавшимся "Д. М." под письмом, полученным от анонимного вымогателя, которое было отправлено Каллену Дэвису через две недели после окончания процесса в Амарилло. Это полуграмотное, отпечатанное на машинке письмо, полученное Карин Мастер 7 декабря 1977 года, было теперь зачитано в суде:

"Я уже подрядился пришить тебя до рождества. Если ты этого не хочешь, собери десять тыщ по двадцатке и дай объявление в "Стар телеграм", чтобы Д. М. позвонил домой. Только без дураков. Никаких легавых. Тогда будешь жить и я скажу, кто меня нанял".

Тайные агенты ФБР Джеймс Акри и Бобби Оукли в течение двух с половиной месяцев пытались выяснить, кто отправил письмо, но так и не напали на след этого загадочного "Д. М.". Защита утверждала, что агенты ФБР проводили расследование спустя рукава и что они не имели права снимать специальное детекторное устройство, подключенное к телефону Карин Мастер, без ее или Каллена ведома. Карин Мастер высказала предположение, что письмо могло быть отправлено ее бывшим мужем. Защита также стала утверждать, что Каллен попросил агентов проверить Дэвида Маккрори, но Акри отрицал это. Кроме того, добавил агент, когда они проверили отпечатки пальцев, сохранившиеся на письме, оказалось, что Маккрори они не принадлежат. Что же касается утверждения, будто Каллен Дэвис заявил им, что подозревает Маккрори, то, по словам Акри, этого просто не было. После этого защита не стала продолжать допрос - по ее мнению, Акри свою миссию уже выполнил.

Затем с показаниями выступил самый странный свидетель - некий Лэрри Джин Лукас, неудачник без определенных занятий. Он просто шокировал и парализовал обвинение, сказав, что Дэвид Маккрори предложил ему 20000 долларов за убийство Каллена Дэвиса. По словам Лукаса, предложение было сделано в Форт-Уэрте в баре "Сильвания" клуба "Бильярде" как раз в тот отрезок времени, который был крайне важен для защиты, - в июне или июле 1978 года. Лукас - жалкий субъект с серым лицом и растрепанными соломенными волосами, в пестрой, не застегнутой гавайской рубахе, поверх которой был надет зеленый с отливом костюм, - рассказал, как в тот вечер Маккрори развлекался в баре "Сильвания" клуба "Бильярде". Он много болтал и разгуливал в шикарном костюме за 300 долларов и ботинках за 100 долларов. Лукас был в этом абсолютно уверен, так как однажды сам стащил несколько таких же костюмов из магазина.

По словам Лукаса, все происходило так.

Маккрори с видом франта вошел в бар "Сильвания" в своих шикарных обновках и похвастался, что недавно выиграл 5000 долларов. На это Лукас сказал, что очень рад за него, поскольку теперь Маккрори сможет одолжить ему десятку. Тот протянул ему бумажку и сказал: "Ты, я вижу, не прочь подзаработать. Выйдем поговорим". Лукас сказал, что, когда Маккрори предложил ему 10000 долларов за убийство Каллена Дэвиса, он был просто поражен. "Я сказал ему: "Да ты с ума сошел! У него ведь охрана лучше, чем у президента""" Тогда Маккрори удвоил сумму. На это я ему сказал: "Послушай, Дэвид, у тебя двадцатки-то никогда не водилось, не то что двадцати тысяч". А он и говорит: "Деньги при мне". Тогда я ответил: "Пусть они при тебе и остаются. Я к ним не притронусь". Затем, как вспоминал Лукас, Маккрори проводил его до автомобиля, в котором Лукаса дожидался его дружок Джо Эспиноза. И Лукас, и Эспиноза утверждали, что слышали, будто Маккрори сказал: "Мы все равно его достанем". Защита уже отправила Джо Эспинозе повестку в суд.

Показания Лукаса ошеломили обвинение. Еще до того, как тот покинул место для дачи свидетельских показаний, следователи прокуратуры в Форт-Уэрте стали опрашивать всякого рода темных личностей и наносить неожиданные визиты во всевозможные притоны. Обвинение было уверено, что Лукас лжет, но оно должно было доказать это. Бешеный темп, предложенный Хейнсом, мог привести к тому, что обвинению просто не хватило бы на все времени. В ту же ночь два следователя наведались к неофициальной жене Лукаса Мэри Уэйр, а также к Джо Эспинозе и нескольким другим завсегдатаям бара "Сильвания".

Показания Лукаса были странными сами по себе, но всех ожидали еще более странные вещи. На следующий день, как раз в то время, когда 17-летний сын Маккрори рассказывал, как положил в банк 9500 долларов, полученных от отца, в зал суда с чемоданом и полдюжиной пива ввалился У. Т. Рафнер. На сей раз, однако, в суде председательствовал Мур, и тому не удалось превратить допрос в балаган, но в пререкания он все же вступил, правда, в отсутствие присяжных. Все показания Рафнера свелись, в сущности, к ответам на несколько обычных вопросов, которые не продвинули дело вперед ни на йоту. По словам Боба Брауна (следующего свидетеля защиты), который работал в одной из компаний Каллена и был женат на бывшей супруге Рафнера, последний как-то позвонил им в июне или июле и сказал, что в ближайший уикенд в город прибывает человек, который убьет Каллена. Рафнер, однако, утверждал, что никому не звонил. Все его показания на этом и закончились.

Вслед за Рафнером показания стал давать и сам Браун. Он вспомнил о телефонном разговоре в конце июня или начале июля. Рафнер был очень краток, сказал Браун. Он лишь предупредил: "Должно случиться что-то очень важное". Эта фраза всем напомнила хорошо знакомые слова Санди Майерс, когда та, давая показания в Амарилло, заявила, будто Присцилла сказала ей, что "должно произойти нечто ужасное".

"Рафнер сказал, что в ближайший уикенд в город должен приехать человек, который займется мистером Дэвисом, - продолжал Браун, обращаясь к присяжным. - Еще он сказал, что все будет происходить долго, потому что они хотят посмотреть, как этот подонок будет мучиться". Далее Браун добавил, что тут же передал эту информацию Стиву Самнеру, который в то время руководил затянувшимся бракоразводным процессом Каллена.

В ходе перекрестного допроса Браун сказал, что сообщение Рафнера его "потрясло".

- Если все это вызвало у вас такую реакцию, то почему же вы сразу не сообщили об этом полиции? - спросил Стрикленд.

- По правде говоря, в то время я не подумал, что это так важно... Я это понял, лишь рассказав обо всем своей жене.

- Ах вот что?! - воскликнул Стрикленд, бросив многозначительный взгляд в сторону жюри. - Значит, в полицию вы позвонили только потом?

- Я вообще не звонил в полицию, - ответил Браун.

Чего же добивался всем этим Ричард Хейнс? Обвинению и многим присутствовавшим в зале было ясно, что адвокат, по-видимому, вызывает в качестве свидетелей всех, кому хоть что-то известно о деле Каллена Дэвиса. Казалось, что на Лукасе, Рафнере и Брауне адвокат иссякнет. Но не тут-то было! В длинный список лиц, которые, по его мнению, вступили в сговор, чтобы сфабриковать новое дело против Каллена Дэвиса, он включил теперь и прокуратуру округа Таррент. Чтобы доказать это, защита вызвала в суд трех заключенных, которые должны были показать, что окружная прокуратура предложила им заключить "сделку" добыть ложные показания о том, что Дэвис нанял их, убить чтобы Присциллу. Хейнс сказал, что показания этих свидетелей послужат подтверждением того, что прокуратура "в течение длительного времени предпринимала неустанные попытки доконать Каллена Дэвиса". Вся троица производит отталкивающее впечатление, но, сказал Хейнс, это лишь подчеркивает всю низость падения окружной прокуратуры (хотя кое-кто считал, что это лишь показывало всю отчаянность положения защиты).

Судья Мур заявил, что, прежде чем допускать заключенных к даче показаний, он хотел бы заслушать их в отсутствие присяжных. Первым стал давать показания Рэндалл Крейг, приговоренный к 10 годам тюремного заключения за ограбление. Он сказал, что 17 августа следователь окружной прокуратуры Дон Эванс спросил у него, пытался ли Каллен Дэвис нанять его для убийства. Крейг ответил отрицательно, и тогда следователь сказал: "Стыдно забывать, что Каллен просил тебя об этом. Ну хорошо. Я отправлю тебя обратно в тюрьму, а ты хорошенько там обо всем поразмысли на досуге". Крейг добавил: следователь обещал ему, что прокуратура прекратит возбужденное против него дело, если он придумает что-нибудь такое, что поможет прижать Каллена Дэвиса к ногтю. В ходе перекрестного допроса Крейг (которому было 20 с небольшим) признал, что уже был судим за ограбления в 1972, 1975 и 1978 годах, но что для этого была причина - он был наркоманом.

Затем с показаниями выступили Джон Флорио и его племянник Сальвадор. Эти двое прибыли прямо из камеры и рассказали еще одну удивительную историю о злоупотреблениях властью. Сальвадор Флорио не выходил из тюрьмы практически всю свою жизнь и в настоящее время в местной тюрьме округа Таррент отбывал 20-летний срок за ограбление при отягчающих вину обстоятельствах. Он заявил, что сотрудники окружной прокуратуры в мае зашли к нему в камеру. "Они сказали, что получили анонимное письмо, в котором говорилось, что нас с Джоном будто бы наняли для убийства Присциллы Дэвис. Услышав это, я рассмеялся и сказал, что знать не знаю никакого Каллена Дэвиса". Далее Сальвадор Флорио сказал, что эти люди предложили ему с Джоном какую-то сделку, детали которой они не уточнили, если те подтвердят, что Каллен пытался нанять их в качестве убийц. "Они хотели, чтобы мы сами придумали что-нибудь такое, что могло бы помочь состряпать дело против Дэвиса", - добавил Сальвадор Флорио. Его дядя Джон, отбывавший 60-летний срок за то же преступление и признавший, что ранее был судим за вооруженное ограбление, простое ограбление и незаконное приобретение наркотиков, подтвердил рассказ своего племянника.

Толли Уилсон, который удивительно спокойно для юриста реагировал на только что высказанное в его адрес обвинение в подстрекательстве к лжесвидетельству, сказал, что и дядя, и племянник "исказили" всю эту историю. Окружная прокуратура действительно получила анонимное письмо, сказал Толли Уилсон. Когда следователи приехали в тюрьму штата Техас в Хантсвилле, чтобы проверить полученную информацию, дядя и племянник заявили, что у них имеются пленка и фотографии, доказывающие, что Каллен однажды пытался нанять их в качестве убийц. "Я не верил им с самого начала, - продолжал следователь, - но нам все равно нужно было все это проверить". По рекомендации Флорио два следователя были командированы в Нью-Йорк, чтобы попытаться, если повезет, разыскать пленку и фотографии, но сделать это им так и не удалось. Что же касается самого письма, то "Джон Флорио в конце концов признался, что написал его сам".

К концу дня судья Мур вынес неожиданное решение. Он сказал, что как Крейг, так и оба Флорио могут дать показания в присутствии присяжных. "Ведь это версия защиты, - сказал он. - Если уж она решилась пуститься в плаванье вместе с ними, то мешать ей мы не будем". Адвокаты, однако, уже стали задумываться, стоит ли связываться с тремя уголовниками. Майк Гибсон признал, что защита хотела бы "еще раз изучить" их показания, а пока все трое должны возвратиться в тюрьму. Через несколько дней после того, как с показаниями выступило еще несколько свидетелей, защита все же вызвала Сальвадора Флорио. Но к тому времени она стала вести себя значительно более осмотрительно, поэтому показания Флорио, в сущности, не дали никаких результатов. И все же споры по поводу показаний трех заключенных возымели свое действие. Процесс, который по подсчетам Пита Мура должен был закончиться через три недели, все еще продолжался, и обе стороны начали проявлять признаки раздражительности. Очень скоро эта раздражительность переросла в откровенную враждебность.

Теперь уже все чаще высказывалось предположение, что Каллену Дэвису придется, видимо, самому выступить с показаниями. Это мнение получило еще более широкое распространение после того, как за 10 дней до рождества с показаниями выступила Карин Мастер. В Амарилло она снабдила своего возлюбленного алиби. На этот раз, однако, для его освобождения необходимо было что-нибудь более существенное. Достоверность пленок не подвергалась сомнению, и только один Каллен мог объяснить, что означал этот странный разговор об убийстве.

Защита продолжала утверждать, что, учитывая печальный опыт расследования, связанного с вымогательством, Каллен Дэвис больше не доверял ни ФБР, ни какому-либо иному правоприменительному органу. Поэтому он был склонен действовать по собственному усмотрению в тех случаях, когда, по его мнению, ему угрожали расправой или пытались сфабриковать против него дело. Карин поддержала этот довод. Она показала, что специальное устройство, подключенное к ее телефону, с тем чтобы быстро определить, откуда звонит загадочный "Д. М.", было снято без каких-либо разъяснений в то время, когда они с Калленом с 17 декабря по 2 января 1978 года катались на лыжах. 9 января, продолжала она, позвонил "Д. М.". Как только он повесил трубку, она поступила так, как ей сказали в свое время агенты ФБР. Однако, к ее величайшему удивлению и огорчению, служащий телефонной компании заявил, что узнать, откуда им звонили, уже не представляется возможным.

- А как вам объяснили то, что узнать откуда звонят, уже невозможно? - спросил Хейнс.

Срывающимся от волнения голосом Карин Мастер сказала, что служащий телефонной компании сообщил ей, что ФБР приказало снять следящее устройство. "Я просто не могу поверить, - ответила она ему на это, - что ФБР действительно приказало вам снять устройство. Ведь нам оно настоятельно рекомендовало не отключать его!" После этого, продолжала Карин, она позвонила агенту ФБР Джиму Акри и высказала крайнее недовольство тем, что Каллену Дэвису угрожают расправой, а ФБР не принимает никаких мер.

Обращаясь с улыбкой к жюри, Карин подтвердила также заявление защиты о том, что с января по июль Каллен категорически отказывался отвечать на неоднократные телефонные звонки Дэвида Маккрори. Затем она неожиданно сделала следующее сенсационное сообщение: 13 июля Маккрори позвонил ей домой и Каллен Дэвис согласился с ним переговорить. Карин объяснила причины, побудившей Каллена неожиданно передумать, но вспомнила, что вскоре после этого он отправился на встречу с Маккрори. Когда он вернулся домой, в руке у него был пакет с деньгами. На следующее утро Каллен отвез пакет к себе в контору.

Карин сказала кое-что еще. Например, она подтвердила тезис защиты о том, что после получения письма от анонимного вымогателя Каллен перестал доверять ФБР и предпринял собственные шаги для самозащиты, включая приобретение пуленепробиваемого жилета. Но не это было главным. Внимание всех привлек загадочный конверт с деньгами. Карин не могла прямо заявить, что, как ей сказал Каллен, конверт ему дал Маккрори, поскольку в таком случае это были бы показания с чужих слов. Но она подготовила хорошую почву для показаний самого Каллена.

Защита больше уже не говорила, что дело закончится еще до рождества. Джек Стрикленд в свою очередь считал, что с этого момента начнется новый раунд игры. Теперь он был уверен, что Каллен Дэвис выступит с показаниями лично. Вопрос состоял лишь в том, когда именно. "Я подумал было, что защита попытается доказать свою версию через Карин, - сказал Стрикленд. - Именно поэтому мы и старались не допустить, чтобы она давала показания со слов Каллена". К этому моменту защита уже заслушала более 40 свидетелей. Но все их показания свелись к серии выпадов и намеков, связать которые воедино мог только Каллен Дэвис.

Так, в отсутствие присяжных Карин показала, что в марте Каллен отказался подходить к телефону, когда узнал, что звонит Маккрори, сказав: "Я не желаю разговаривать с этим подонком". Однако присяжным об этом мог сказать лишь сам Каллен. Карин рассказала о том, что сама терпеть не могла Дэвида Маккрори, но не объяснила присяжным, что причиной тому был его отказ подписать аффидевит в Амарилло. По словам Карин, Маккрори сказал ей, что вынужден был лгать на суде в Амарилло, так как в противном случае прокуратура якобы грозила заявить о нем в Налоговое Управление.

В апреле по рекомендации Гарри Книффа, одного из его охранников, Каллен стал носить пуленепробиваемый жилет. Книфф сказал присяжным, что, согласно имевшимся у него сведениям, Каллену "грозила опасность", но Мур не разрешил ему рассказать подробно о его разговоре с Дэвисом.

Карин показала, что 23 мая Каллен сказал ей, что решил нанять Маккрори, но судья не разрешил ей объяснить, с какой целью.

По словам Карин, в июне Маккрори сказал ей: "У меня есть для тебя кое-какая информация. Думаю, ты должна об этом знать. Мне известно, что Присцилла Дэвис и Гэс Гаврел-старший наняли одного человека убить Каллена. Думаю, что вам с детьми следовало бы принять меры предосторожности". При этом она добавила, что Каллен "уже говорил ей что-то в этом роде".

В августе какой-то человек, назвавшийся агентом ФБР, позвонил Карин Мастер домой и попросил к телефону г-на Дэвиса. Защита утверждала, что этот человек был самозванцем. Он сообщил Каллену о заговоре против него и посоветовал ему всячески подыгрывать его участникам до тех пор, пока все они не будут раскрыты. Если Каллен в самом деле поверил в то, что ему звонил агент ФБР, то тогда можно было объяснить все то, что он наговорил Маккрори и что теперь фигурировало в магнитофонных записях. Но можно ли было предположить, что это Каллен пытался устроить ловушку Маккрори, а не наоборот? Разумеется, поверить этому было трудно, так же, впрочем, как и тому, что упоминавшиеся 25000 долларов в действительности принадлежали Маккрори и что Каллен хранил их у себя из простой любезности.

Хейнс не хотел, чтобы Каллен Дэвис выступал с показаниями лично. Он просто в нем не был уверен. Уж слишком тот был бесстрастен, расчетлив и высокомерен. Но Каллен был еще и гордецом, и именно эта-то гордыня и побудила его занять место для дачи свидетельских показаний. Никто не знает, о чем он думал все эти несколько дней перед рождеством. Но уж он-то наверняка знал, виновен он или нет.

Через два дня после рождества несколько растерянный Каллен Дэвис принял присягу и направился к месту для дачи показаний. Публика в основном уже знала, что он собирался сказать, потому что за три дня до этого, как раз в то самое время, когда все 12 присяжных, должно быть, потягивали эгног^* и болтали за праздничным столом со своими близкими и родственниками, кто-то из стана защитников намекнул обо всем газетчикам. Утечка информации широко обсуждалась по всему Техасу. Конечно, никто не мог поклясться, что кто-то из присяжных тоже слышал об этом, но такая возможность не исключалась.

^* (Напиток из взбитых яиц с сахаром, ромом или вином. - Прим. перев.)

Вся версия защиты о контрзаговоре строилась на следующем. Каллен должен был показать, что 10 августа ему позвонил какой-то человек, назвавшийся тайным агентом ФБР Джимом Акри. Он сказал, что Маккрори с компанией вступили в заговор, чтобы сфабриковать против него дело, и посоветовал ему "подыгрывать им". "Ему тогда казалось, - сказал представитель защиты в интервью корреспонденту агентства Ассошиэйтед Пресс, - что он ничем не рискует. Ведь за всем этим [за обсуждением вопроса об убийстве] наблюдал кто-то из ФБР, поэтому все было в порядке". Защита не собиралась доказывать, что по телефону действительно звонил агент ФБР Акри. Ей остаточно было лишь показать, что Каллен поверил тому, что звонил именно он. Все это напоминало классическое описание защиты, о котором любил рассказывать Ричард Хейнс: "Вы подаете на меня в суд, утверждая, что вас покусала моя собака. Я защищаюсь так: во-первых, в тот вечер моя собака была на привязи; во-вторых (если этого не было), моя собака не кусается; в-третьих, я не верю, что вас вообще кто-то покусал; в-четвертых, у меня нет никакой собаки". Кое-кто может поинтересоваться, почему Каллен не выступил со свидетельскими показаниями сразу, а ждал целых два месяца (он был 47-м свидетелем защиты). Объяснение, видимо, следует искать в притче Хейнса - возможно, это был его четвертый способ защиты.

Прежде чем Каллен приступил к даче показаний, судья предложил защите и обвинению избегать вопросов, хотя бы косвенно относящихся к процессу в Амарилло, что сильно раздосадовало Толли Уилсона. В своем безукоризненном бледно-голубом костюме Каллен был похож на манекен в витрине универсального магазина. Поначалу он несколько суетился и говорил сбивчиво, но по мере того, как Хейнс спокойным и ровным голосом направлял его рассказ в нужное русло, Каллен, казалось, обретал уверенность и непринужденность. В течение первых шести часов невероятно запутанного допроса Каллен говорил отточенными, четкими фразами, избегая лишних слов. Он с поразительной точностью помнил все даты и события. По словам Хейнса, впервые за все это время публика смогла получить представление о "математическом складе ума" его клиента. Тот рассказал, не вдаваясь в подробности, о своем бурном браке с Присциллой и о чисто случайном (дружбой это вряд ли можно было назвать) знакомстве с Дэвидом Маккрори. Каллен сказал, что после разрыва с Присциллой виделся с ним редко. О процессе в Амарилло говорить было нельзя, и Хейнс искусно перескочил сразу на события 16 января. В тот день, по словам Каллена, к нему в контору без всякого приглашения заявился Маккрори и напросился на встречу.

"Он сказал, что хочет быть моим другом и что ему нужна работа", - сказал Каллен, повернувшись к присяжным и изобразив на лице нечто похожее на улыбку. Затем, в течение последующих трех месяцев, Каллен отказывался отвечать на звонки Маккрори. Но даже несмотря на то, что Каллен сменил номер телефона, тот продолжал ему названивать. Наконец 1 мая Каллен согласился встретиться с Маккрори на автомобильной стоянке у кафе "Кокоуз". "Он сказал, что сидит без денег и без работы, - продолжал Каллен, - жена его - проститутка, а ему самому приходится заниматься сводничеством. Затем он расплакался и предложил мне свою помощь в деле о разводе, если я дам ему работу".

В июне Маккрори уже работал коммивояжером в компании "Джет эйр", получая оклад 20000 долларов в год. Он был принят на работу не потому, что хорошо знал свое дело, сказал Каллен, а потому, что якобы имел нужную информацию о Присцилле, о ее злоупотреблениях наркотиками и любовных связях. "В основном я исходил [при его найме] из того, что сумею быстрее довести до конца дело о разводе с помощью его информации, особенно когда речь пойдет о Присцилле".

- Присцилле и еще об одном человеке? - быстро поправил его Хейнс.

- Да.

Каллен вспомнил, что в июне встречался с Маккрори дважды. Оба раза Маккрори говорил, что жизни Каллена угрожает опасность. Он также сказал, что продолжает "видеться с Присциллой Дэвис". Маккрори утверждал, что у него есть информация, полученная от старых друзей, согласно которой "Присцилла собирается сделать что-то такое, что будет потом приписано мне". Во время одной из встреч Маккрори, по словам Каллена, показал ему пистолет с глушителем и предложил "подарить" ему такой же.

13 июля, продолжал Каллен, Маккрори дал ему 25000 долларов и попросил положить их к себе в сейф. Каллен отрицал утверждение Маккрори, будто он посылал того в Лас-Вегас для обмена 50000 долларов. Каллен сказал, что вообще не знал, что Маккрори был там, до тех пор, пока тот не дал ему 25000 долларов, которые, как он заявил, он там выиграл. После встречи 13 июля Каллен не виделся с Маккрори до 11 августа. 10 августа он имел "странный" телефонный разговор с человеком, назвавшимся агентом ФБР Джимом Акри.

"Тот сказал, что, по имевшимся у него сведениям, Маккрори замешан в заговоре с целью вымогательства. И добавил: "Нам кажется, что жертвой заговора являетесь вы. Мы хотим, чтобы вы ему подыграли. Только так нам удастся его поймать. Делайте все, что он вам будет советовать"". На следующий день позвонил Маккрори и попросил еще раз встретиться с ним у кафе "Кокоуз".

Затем Каллен сообщил еще об одной странной и неожиданной детали, которая станет играть ключевую Роль в его дальнейшем рассказе. На встречу с ним 11 августа Маккрори явился с портативным магнитофоном "Норелко". Четыре обвинителя слушали откровения Каллена, затаив дыхание. В зале воцарилась такая тишина, что и муха не могла пролететь незамеченной. Один присяжный, клевавший до этого носом, тут же встряхнулся и стал внимательно слушать. Каллен сообщил, что, как ему сказали, Присцилла наняла кого-то, чтобы "прикончить" его. Если бы ему удалось это доказать, продолжал он, это оказало бы ему неоценимую помощь во время бракоразводного процесса. Маккрори сказал, что наемные убийцы могут выступить с показаниями, но только в том случае, если будут уверены, что Каллен их не обманет. Пленка с записью разговора могла бы стать своего рода гарантией: если на ней будут записаны изобличающие Каллена высказывания, то эти люди смогут заставить его выполнить условия сделки. Именно поэтому Каллен и согласился сделать магнитозапись. К тому же он полагал, что тем самым поможет ФБР поймать Маккрори в ловушку.

"Я поступал так, - сказал Каллен, - как мне подсказал агент ФБР. Маккрори сам говорил большую часть времени о том, что я хочу убить Присциллу, судью Эйдсона и Беверли Басе, а я лишь поддакивал ему. При этом я уводил его от разговора о Присцилле. Я не говорил, сколько денег готов заплатить, поскольку это могло бы повредить мне".

После встречи 11 августа, продолжал Каллен, он набрал номер телефона, который ему дал агент Акри, и рассказал обо всем, что произошло. По словам Каллена, человек на другом конце провода, которого он принял за Акри, сказал ему: "Очень хорошо. Продолжайте игру. Мы скоро с вами свяжемся".

Примерно через неделю Маккрори позвонил снова и договорился об очередной встрече у кафе "Кокоуз". При этом Маккрори якобы заявил, что им нужно будет сделать еще одну запись, поскольку та, которую они сделали 11 августа, "оказалась неудачной". Каллен вновь согласился подыгрывать. Встреча состоялась 18 августа, то есть в тот день, когда агенты ФБР сделали свою первую запись при помощи магнитофона, прикрепленного к телу Маккрори. Они сидели в машине и разговаривали о различных планах убийства, сказал далее Дэвис, а Маккрори в это время держал в руках свой портативный магнитофон "Норелко". Говорили они примерно о том же, что и 11 августа, добавил он.

"Маккрори сказал, что, для того чтобы его люди мне поверили, я должен говорить больше. Он сказал, что, если спросит меня о сумме, я должен назвать 25000 или что-то в этом роде". Можно было предположить, что, прежде чем была сделана запись этого разговора, его участники должны были обменяться какими-то предварительными замечаниями, а может быть, и обсудить запись разговора 11 августа, чтобы выявить те места, где Каллен должен был подправить свои замечания. Если это действительно имело место, то весь предварительный разговор должен был быть записан на втором магнитофоне, спрятанном под сорочкой у Маккрори. Как это ни странно, обвинение почему-то так и не выяснило этот момент. Объяснение, возможно, и было, а возможно, и нет. Никто не объяснил, почему агенты ФБР не нашли магнитофон "Норелко", когда обыскивали Маккрори и его машину до и после его встречи с Калленом 18 августа.

История с этим загадочным магнитофоном была, однако, не единственным новым поворотом в деле о заговоре. Каллен рассказал еще об одном неожиданном моменте, который оказался самым важным из всех показаний, полученных защитой. Каллен заявил, что обещал Маккрори вернуть его 25000 долларов в любое время. Поэтому, когда 20 августа Маккрори позвонил ему по телефону в три часа ночи, Каллен сказал: "Вся информация у меня в конторе", подразумевая под словом "информация" те 25000 долларов. Через 6 часов после этого звонка Каллен вновь встретился с Маккрори у кафе "Кокоуз". И здесь Каллен сделал поразительное заявление: в то утро Маккрори показал ему не фотографию тела судьи Эйдсона, а пару мини-кассет, на которых был записан их предыдущий разговор. Затем Каллен сообщил еще кое-что интересное. Он сказал, что Маккрори расстегнул сорочку и показал на что-то у себя на груди.

"Он не сказал, что это, - продолжал Каллен, - но я и так понял. Было похоже, что это подслушивающее Устройство". Поэтому, сказал Каллен, ему пришлось продолжить игру и отвечать на вопросы Маккрори об Убийстве. В конце первого дня показаний Каллена Дэвиса Джек Стрикленд встал, недоуменно покачивая головой и всем своим видом показывая, что никак не может разобраться в этом странном нагромождении совершенно противоречивых заявлений. "Мой 8-летний мальчишка и тот придумывает более складные истории. Мне как-то трудно уследить даже за общей канвой его рассуждений. Все это пустые разговоры". Фил Бэрлсон настойчиво просил репортеров попытаться "понять, что хотел установить Каллен". Ну, и что же он хотел? "Он хотел выяснить, кто же совершил убийства в особняке", - ответил Фил Бэрлсон. Услышав об этом, Толли Уилсон сказал: "Это уже что-то новое. До этого Каллен и пальцем не пошевельнул, чтобы выяснить, кто убил Андрию. Да ему и не нужно было ничего делать - ведь он и так все знал".

Прежде чем передать своего клиента обвинению для перекрестного допроса, Хейнс попытался предупредить грозу, которая могла разразиться над головой Каллена, попросив вновь воспроизвести некоторые места из записанных на пленку бесед и предложив Каллену пояснить их. Этого момента ждали все. Когда же Каллен признал, что записи были сделаны точно, в зале не было человека, который слушал бы его с большим вниманием и облегчением, чем судья Пит Мур. С того момента, когда он разрешил присяжным следить за ходом бесед по напечатанному тексту, судья не переставал думать, не совершил ли он ошибку, которая может привести к пересмотру дела. Но теперь уже сам обвиняемый признал подлинность записей. Когда Каллен приступил к своим объяснениям, почти все присутствовавшие в зале, за исключением Стрикленда, стали делать записи. Стрикленд же откинулся на спинку стула и стал неотрывно наблюдать за Калленом.

Запись беседы 18 августа. Говорит Маккрори: "Человек, который должен убрать судью, уже здесь... Но он хочет 100000 долларов". Ответ Каллена: "Наглость какая".

Объяснение Каллена: "Я никогда не говорил Маккрори, что буду кому-то платить за что-то". Далее он пояснил, что фраза "наглость какая" относилась не к запрашиваемой сумме, а ко всему плану.

Запись беседы 18 августа. Говорит Маккрори: "Присцилла - совсем другое дело... Он говорит, что это легко сделать". Каллен отвечает: "Легко? Дудки! Около Присциллы всегда кто-нибудь торчит, а судья разгуливает один".

Объяснение Каллена: "Он то же самое пытался говорить о ней и во время нашей встречи 11 августа. Но я не хотел говорить о Присцилле, опасаясь, как бы он снова не обратил все это против меня".

Запись беседы 18 августа. Поговорив еще немного о "цене" за Присциллу, Каллен сказал Маккрори, что нужно "вернуться к первоначальному плану". Маккрори спрашивает к какому, и Каллен отвечает: "Надо разделаться с той. Ну, ты знаешь, с которой мы начали". Маккрори спрашивает: "А, Бев?", и Каллен отвечает: "Ну, да".

Объяснение Каллена: "Это было сказано в связи с тем, что встречи с ним не давали никаких результатов. Я хотел, чтобы он действовал, как мы договорились, он же стремился продолжить запись на пленку. У нас не было плана кого-то убивать. Первоначальный план предполагал лишь переманить людей Присциллы на мою сторону".

Запись беседы 18 августа. Говорит Маккрори: "А ты что, все еще хочешь прикончить всех троих сразу?" Каллен отвечает: "Делай как знаешь. Как будет удобно".

Объяснение Каллена: "Он сказал мне, что разговорами об убийстве мы убедим людей Присциллы в том, что я их не обману".

Запись беседы 18 августа. Говорит Каллен: "Надо прикончить судью, затем его жену - и концы в воду". Объяснение Каллена: "Я просто подыгрывал ему. Я делал, как мне казалось, то, что от меня хотело ФБР. Я просто поддакивал ему. В действительности же мы вовсе не собирались никого убивать. Я всего-навсего пытался переманить на свою сторону ее людей. Повторяю: я делал то, что, как мне казалось, от меня хотело ФБР".

Запись беседы 18 августа. Каллен говорит: "Я прикрыт всегда..."

Объяснение Каллена: "Меня все это очень беспокоило" так как уже из четырех источников я получил сведения о том, что моя жизнь в опасности. Я хотел оставаться под прикрытием". Затем он добавил, что обещал Маккрори заплатить 25000 долларов, если наемные убийцы Присциллы помогут ему. "Я был не прочь продолжить игру. Если бы она дала конкретные результаты, я бы заплатил".

Запись беседы 19 августа. Маккрори говорит Кал-лену по телефону: "Мой человек работает. Он уже на деле". Каллен отвечает: "Хорошо, это теперь самое главное".

Объяснение Каллена: "Мне совершенно непонятно, что он этим хотел сказать. Я знал: никто ни в кого не стрелял. К тому же я думал, что нас подслушивают".

Запись беседы 19 августа. Маккрори вновь звонит Каллену в три часа ночи и говорит, что его человек сделал свое дело и хочет уезжать. Каллен спрашивает: "А где доказательства?" Маккрори отвечает, что они у него, после чего Каллен говорит: "Вся информация у меня в конторе".

Объяснение Каллена. Под "информацией" он подразумевал 25000 долларов, которые хранил у себя по просьбе Маккрори. Каллен употребил это слово, поскольку в тот момент в комнате была Карин. Он сказал, что Маккрори просил его принести деньги, как только они ему понадобятся. "Я сам ему предложил звонить в любое время, но я не думал, что он позвонит в три часа ночи".

"Я знать не знал, что он имел в виду, когда говорил, что кто-то сделал свое дело. Мне и в голову не приходило, что кто-то мог кого-то убить. Я не знал, что он собирался делать дальше".

Запись беседы 20 августа. Через 6 часов после телефонного разговора Каллен прибывает на условленное место с деньгами. Однако перед тем, как встретиться с Маккрори на стоянке для автомашин у кафе "Кокоуз", Каллен останавливается у автофургона ФБР на другой стороне улицы и внимательно его осматривает. Первое, что он говорит, увидев Маккрори, - "Паранойя какая-то".

Объяснение Каллена. Сначала он подумал, что фургон принадлежит его собственным детективам. Однако затем ему в голову пришла другая мысль: "А может быть, это ФБР?" Как бы там ни было, оснований для отмены своей встречи с Маккрори он не видел.

Запись беседы 20 августа. Маккрори говорит Каллену, что "кое-что" для него привез, и протягивает Каллену фотографию тела "убитого" судьи и его удостоверение личности. Каллен спрашивает, что тот собирается со всем этим делать, и Маккрори отвечает: "Уничтожить". Каллен замечает на это: "Прекрасно. Рад слышать это".

Объяснение Каллена: "Он вытащил белый конверт, открыл его и показал лежавшие там две мини-кассеты. Я подумал, что это те кассеты, на которые мы пытались записать наш разговор в первый раз. Их-то я и имел в виду". Каллен сказал, что не видел ни фотографии тела Эйдсона, ни его удостоверения. Он, однако, не объяснил, почему был рад слышать, что Маккрори собирался уничтожить кассеты - ведь, по его же словам, предполагалось, что нанятые Присциллой убийцы сохранят их для себя.

Запись беседы 20 августа. Маккрори спрашивает Каллена, кто должен стать следующей жертвой, потому что его человек "собирается работать и сегодня ночью". Каллен отвечает: "Небольшая загвоздка. У меня нет сейчас всей суммы наличными".

Объяснение Каллена: "Я пытался как-то помешать ему. Ведь в любом случае я не мог раздобыть денег без ведома Присциллы, ее адвокатов и судьи. И потом, я вообще не знал, о какой сумме он говорил".

Запись беседы 20 августа. Маккрори говорит: "Судья Эйдсон мертв, как ты хотел". Каллен на это отвечает: "Хорошо".

Объяснение Каллена: "Я лишь поддерживал начатый им разговор. Я думал, что так нужно. У меня не было оснований желать судье Эйдсону смерти. Я не думал, что речь действительно шла о том, что кто-то мог бы кого-то убить".

Хейнс задавал вопросы уже 12 часов подряд, но Каллен, казалось, с безразличием относился ко всему происходящему. На его лице была заметна даже какая-то скука. Хейнс подошел теперь к главной проблеме - к телефонному звонку самозваного агента ФБР 10 августа.

Вопрос: Сколько раз вы разговаривали с агентом Джимом Акри лично?

Ответ: Один раз.

Вопрос: Сколько раз вы разговаривали с ним по телефону?

Ответ: Два-три раза.

Вопрос: Вы слышали, как агент Акри давал показания в этом зале. Вы можете подтвердить под присягой, что голос, который вы слышали по телефону 10 августа 1978 года, принадлежит ему?

Ответ: Я почти на 100 процентов уверен, что это были разные голоса.

Далее Каллен заявил о своей уверенности в том, что голос, услышанный им 10 августа, не принадлежал ни Биллу Дэвису, ни Дэвиду Маккрори, ни Пэту Бэрлсону. "В данный момент, - сказал он, - я понятия не имею, кто мне тогда звонил, представившись Акри". Но, добавил Каллен, здесь, в этом зале, он услышал кое-что еще, что может оказаться чрезвычайно важным. Он услышал номер телефона, который ему дал "Акри". Именно по этому номеру он звонил, чтобы информировать его о встречах с Маккрори 11 и 18 августа. И именно по нему он звонил, когда в то воскресное утро его окружила полиция.

Вопрос: Вы слышали этот номер телефона здесь, в ходе судебного разбирательства?

Ответ: Да.

Вопрос: Это произошло во время дачи показаний Пэтом Бэрлсоном?

Ответ: Да.

Номер телефона, который, как утверждал Каллен, он услышал здесь и запомнил и который должен был, на его взгляд, многое прояснить, был номером, указанным в газетном объявлении о продаже пистолета, а это, как выяснилось, был номер телефона одного из тренировочных залов школы каратэ Пэта Бэрлсона. Хотя школа была закрыта в конце июля или начале августа, Бэрлсон установил там специальное устройство, автоматически переключавшее поступавшие звонки на другой номер.

Во время перерыва Джек Стрикленд сказал, что признание Каллена его вовсе не удивило. "Они не раз уже называли этот номер в присутствии присяжных, поэтому вчера ночью мы даже побились об заклад, что он непременно окажется номером домашнего телефона Пэта Бэрлсона. Как видите, мы почти угадали". Теперь, когда Каллен заявил, что его надули, что несколько раз он разговаривал по телефону совсем не с агентом ФБР Акри, а с каким-то самозванцем, пытавшимся сфабриковать против него дело, напрашивался другой вопрос: если Каллен действительно не доверял ФБР (как это утверждали он сам и Карин Мастер), почему же тогда он с такой готовностью последовал совету самозваного Акри и стал подыгрывать в начавшейся игре и даже записывать на магнитофон изобличающие его заявления? Почему он молчал все два месяца, пока шел процесс, и лишь сейчас рассказал об этом поразительном факте? Когда в то воскресное утро его окружили полицейские, для него было бы вполне естественным тут же сказать что-нибудь вроде: "Подождите! Это же ошибка! Пусть кто-нибудь соединит меня с Акри. Он подтвердит, что это лишь ужасное недоразумение". Но он этого не сделал. Этих вопросов Ричард Хейнс своему клиенту не задал. Как это ни странно, не задало их и обвинение.

Хейнс закончил допрос свидетеля следующим вопросом: "Вы признаете себя виновным в том, что вступили в сговор с Чарльзом Дэвидом Маккрори... чтобы лишить жизни судью Джозефа Эйдсона?"

"Бог тому свидетель, - ответил Каллен, - конечно, нет".

Толли Уилсон мечтал не о рождественском ужине, а о "судном дне", когда ему наконец можно будет лично допросить Каллена Дэвиса. Произвести перекрестный допрос Каллена Дэвиса Толли было поручено еще в Амарилло, и тогда он много времени готовился к нему. Когда же этот важный для него момент в Амарилло так и не наступил, Толли воспринял это как тяжкий удар. Никто так, как он, не осознавал всей глубины виновности Каллена и всей праведности гнева обвинения, никто так хорошо не понимал чудовищной озлобленности этого человека и абсолютной необходимости положить конец этой истории раз и навсегда. Толли был обуреваем не просто чувствами - го было как наваждение. Поначалу он вел перекрестный допрос так, словно отел выявить главное противоречие в показаниях Каллена: было просто немыслимо, чтобы человек, который был настроен враждебно против ФБР и не доверял его агентам, позволил манипулировать собой, как дрессированным тюленем. Толли задавал Каллену вопросы о его работе и о тех чрезвычайно сложных и важных решениях, которые человеку его положения приходится принимать ежедневно.

Вопрос: Таким образом, принятие решений не является для вас чем-то новым?

Ответ: Совершенно верно.

Затем Толли стал спрашивать его о письме анонимного вымогателя, об угрозе взорвать одну из компаний Каллена в 1976 году и о предъявленных Биллом Дэвисом претензиях на сумму 100 миллионов долларов. Но потом вместо того, чтобы подойти к главному противоречию в показаниях обвиняемого, он внезапно изменил направление допроса. Обвинитель выразил сомнение в том, что Каллен будто бы сделал магнитофонные записи для того, чтобы убедить нанятых Присциллой убийц в необходимости перейти на его сторону.

Вопрос: Это Дэвид Маккрори подбросил вам идею поговорить об убийстве, чтобы доказать им, что вы действительно хотите, чтобы они работали на вас, а вы потом будете работать на них?

Ответ: Для них это было гарантией, что я их не обману.

Вопрос: Как же вы могли их обмануть, если им предстояло всего-навсего дать показания [на бракоразводном процессе]?

Ответ: Не знаю. Ведь это был не мой план.

Вопрос: Говорил ли вам Дэвид Маккрори, что это порядочные и уважаемые люди?

Ответ: Нет.

Вопрос: Говорил ли он вам, что эти люди вас не подведут?

Ответ: Я понял, что они могут перейти на сторону того, кто больше заплатит. Если они были готовы обмануть Присциллу, чтобы помочь мне, то с таким же успехом могли обмануть и меня и перейти на сторону Присциллы, если бы та пообещала им больше.

Вопрос: Вы что, действительно полагали, что они явятся в суд и скажут, что их наняли для убийства?

Ответ: Я не очень-то верил в успех всего предприятия. Вот почему я и не стал его оплачивать.

Вопрос: Однако вы настолько хорошо все обдумали, что выразили готовность записать свои высказывания на пленку... и тем самым вверили ей свою судьбу?

Ответ: Я думал, мне ничто не будет грозить, если сделка так и останется незавершенной или если я не соглашусь на убийство.

Вопрос: А вам не приходила в голову мысль, что они могут воспользоваться этими пленками, чтобы шантажировать вас потом всю жизнь?

Ответ: Приходила. Поэтому-то я и проявлял некоторую осторожность.

В течение последующих нескольких часов Толли прошелся по всем записям, фраза за фразой, останавливаясь лишь для того, чтобы отметить на доске самые важные из изобличающих Каллена заявлений.

"Человек здесь. Он готов убрать судью".

Вопрос: Разве вам было не ясно, что речь здесь шла об убийстве?

Ответ: Нет.

Вопрос: Вы не подумали тогда, что эта фраза может причинить вам вред?

Ответ: Нет, не подумал.

Эти два вопроса Толли задавал по каждому из более чем дюжины изобличающих Каллена заявлений, и всякий раз тот давал на них один и тот же отрицательный ответ. Нет, он не думал, что они действительно обсуждали план убийства. Нет, он не считал, что его заявления могут причинить ему вред, поскольку не собирался доводить сделку до конца. Каллен неожиданно сообщил, что в своих действиях руководствовался советами адвоката Гершела Пейна - его близкого друга и партнера. Еще в самом начале игры, сказал Каллен, он обсуждал все эти проблемы с Гершелом Пейном.

"Я рассказал Гершелу о том, что Дэвид хочет поговорить со мной об убийстве. Я спросил у него: "Могут ли за это меня с Дэвидом привлечь к ответственности?" Гершел ответил: "Если вы не намерены делать этого и если ваша сделка не будет доведена до конца, законы этого штата не будут нарушены. Ведь люди часто говорят о том, что кого-то готовы убить, хотя делать этого в действительности вовсе не собираются. Законом это не воспрещается". Адвокат, однако, предупредил его об осторожности, поскольку его могут потом шантажировать. Каллен добавил, что рассказал Пейну и о другом - о том, что Маккрори дал ему 25000 долларов, которые тот якобы выиграл, и о том, что Маккрори предложил ему в качестве подарка пистолет с глушителем. По словам Каллена, адвокат сказал ему, что он может иметь глушитель на законном основании, если только зарегистрирует его в Управлении по контролю над спиртными напитками, табачными изделиями и огнестрельным оружием. Насколько ему помнится, сказал Каллен, он также говорил Гершелу Пейну о нанятых Присциллой убийцах, а также еще минимум о двух угрозах расправиться с ним. Но, конечно, самым важным было то, что Каллен якобы сказал своему другу Гершелу о телефонном звонке тайного агента ФБР Джима Акри 10 августа. Каллен сказал Пейну, что Акри посоветовал ему подыгрывать Маккрори и что они с Маккрори записали на пленку изобличающие их разговоры. Он даже назвал Пейну "имена всех людей, о которых они говорили, когда записывали разговор на магнитофон... Присциллу, Беверли, Буббу, Гаврела-старшего и судью Эйдсона".

Это было неожиданное и ошеломляющее заявление. Толли Уилсон настолько растерялся, что спросил лишь, почему Дэвис обратился за советом к Гершелу Пейну, а не к его многочисленным адвокатам по уголовным делам, услугами которых он уже пользовался.

Присяжные хихикнули, когда Каллен, криво улыбнувшись, ответил: "Гершел не берет с меня за это денег".

В течение всего этого "испытания огнем" Каллен Дэвис вел себя как настоящий президент крупной корпорации: не терял самообладания, был спокоен, целеустремлен, краток и даже скромен. В своих показаниях он часто повторял, что сам ни разу не предложил и цента собственных денег для финансирования безумной затеи Маккрори. Он был готов заплатить только за результаты. Маккрори даже предложил собственные 25000 долларов в счет будущего "гонорара" на финансирование плана по переманиванию нанятых Присциллой убийц на сторону Каллена. Как и подобает в подобных случаях осторожному главе корпорации, прежде чем соглашаться подыгрывать этой затее, он обратился сначала за советом к адвокату Гершелу Пейну. Когда Толли Уилсон спросил у Каллена, пересчитал ли он те 25000 долларов, по всему было видно, что тому вопрос понравился. Да, ответил он, он пересчитал деньги один раз, когда Маккрори давал их ему, и еще раз, когда он их ему возвращал. Когда Толли спросил, удивило ли его то, что Маккрори не стал пересчитывать деньги 20 августа, Каллен сказал: "Нет. Это было уже его дело". Когда Дэвис говорил обвинителю, что на пленке был записан "всего лишь разговор" и что "законом это не возбраняется", в его голосе уже слышались нотки высокомерия.

Одной из причин такого высокомерия было то, что Каллен надеялся, что, как только присяжные будут отпущены на уикенд, его самого освободят под залог. Была пятница, 29 декабря. Формально судья Мур мог вынести решение об освобождении под залог лишь на следующий день, но накануне он уже предупредил представителей обеих сторон быть готовыми к слушанию этого вопроса в пятницу после обеда. В кармане Фила Бэрлсона уже лежал заверенный чек на огромную сумму. Из последних 28 месяцев Каллен Дэвис провел за решеткой целых 19, но Новый год он рассчитывал встретить на свободе. И вдруг, не вдаваясь ни в какие объяснения, защита взяла обратно свое ходатайство об освобождении обвиняемого под залог. Никто не мог сказать, почему она это сделала, но многие высказывали Предположение, что причиной тому стала какая-то Неожиданно возникшая процессуальная неувязка. Лишь месяц спустя Пит Мур объяснил настоящую Причину. Дело в том, что судья намекнул адвокатам Каллена, что не отпустит их подзащитного под залог. Руководствуясь чувством справедливости по отношению к обвиняемому, Мур не хотел ухудшать положение Защиты, поскольку в ходе открытого судебного разбирательства он должен был бы изложить причины, по вторым отказывает обвиняемому в праве на освобождение под залог. Ведь в таком случае кое-кто мог расценить его слова как свидетельство того, что он считает Дэвиса виновным. Защита могла, конечно, не обращать на это внимания и настаивать на рассмотрении своего ходатайства. Однако она сочла целесообразным снять ходатайство, опасаясь, что дело может приобрести нежелательную огласку на завершающей стадии.

Таким образом, единственным знаменательным событием, которое пришлось отметить Каллену Дэвису в канун Нового года, было завершение 588-го дня его пребывания в тюрьме с тех пор, как он впервые был арестован в августе 1976 года. Пока другие заключенные местной тюрьмы округа Харрис голосовали, какой футбольный матч смотреть по тюремному телевизору, в голове у Каллена Дэвиса стала обретать реальные очертания новая и, без всякого сомнения, внушающая страх перспектива. Когда несколько репортеров позвонили Гершелу Пейну в Форт-Уэрт и рассказали о последних показаниях Каллена, тот был крайне удивлен.

"Кое-что из всего этого действительно имело место, но многое - нет, - сказал Пейн. - У меня на руках повестка в суд, поэтому мне лучше пока воздержаться от дальнейших комментариев".

Когда на другой день после Нового года судебные заседания возобновились, защита вновь вызвала Каллена Дэвиса. За прошедший уикенд он "проанализировал" свои прежние показания и хотел теперь пояснить некоторые моменты. Никого не удивило, что пояснения касались двух основных эпизодов, связанных с его разговорами с Гершелом Пейном.

Каллен вспомнил теперь, что Карин Мастер была единственным человеком, которому он рассказал о телефонном звонке агента ФБР Акри 10 августа. Кроме того, он заявил, что семь дней тому назад ошибочно утверждал, будто рассказывал Гершелу Пейну об этом звонке, а также о том, что агент ФБР посоветовал ему подыгрывать Маккрори. Каллен также вспомнил, что не назвал Пейну имен лиц, об убийстве которых они говорили тогда с Маккрори, не упоминал он и о магнитофонных записях. "Насколько мне помнится, - сказал Каллен, - я ничего этого не говорил, а если и говорил, то совсем в другом смысле".

Предполагалось, что присяжные не могли знать, что Каллен изменил свои показания после того, как в газетах было напечатано опровержение Гершела Пейна. Выступление Каллена с новыми показаниями дало обвинению возможность задать ему вопрос: сообщал ли он о своей договоренности с Акри кому-нибудь еще, например полицейским? До сих пор обвинение воздерживалось от попыток выяснить, что именно Каллен мог или не мог сказать во время ареста: ведь в таком случае пришлось бы напомнить Дэвису о его правах, вытекающих из "правила Миранды"^*. Теперь Толли Уилсон поинтересовался, просил ли тот при аресте разрешения связаться с Акри. Каллен признался, что не просил. Но Толли не стал продолжать выяснение противоречий в его показаниях.

^* (В 1966 году Верховный суд США вынес решение по делу некоего Миранды, в соответствии с которым любой обвиняемый перед допроси в полиции должен быть предупрежден, что имеет право отказаться от дачи показаний, поскольку все, что он скажет, может быть использовано против него. - Прим. перев.)

На следующий день защита вызвала в суд Гершела Пейна. Обе стороны уже знали, что именно тот собирается рассказывать. Хотя Пейн и успокоился после первого шока, ему все же пришлось достаточно долго промучиться в ожидании своего часа, поэтому на суде он выглядел несколько растерянным. После того как Каллен порвал с Роем Риммером, Пейн стал, пожалуй, его самым близким другом. Вот почему тот прекрасно понимал, что от его показаний будет во многом зависеть будущее столь ценного для него знакомства.

Пейн подтвердил, что Каллен действительно рассказывал ему о Дэвиде Маккрори, который говорил ему что-то о наемных убийцах и обещал подарить глушитель. Но, добавил Пейн, советы он давал не как "адвокат Каллена, а как его деловой партнер и личный Друг. "Я сказал ему, что, на мой взгляд, закон не запрещает иметь пистолет с глушителем, если соответствующее правительственное учреждение дало на то Разрешение и зарегистрировало это оружие. Я также сказал ему, что нет ничего преступного в разговорах об убийстве, если при этом он не собирается делать этого и если сделка не будет доведена до конца". Пейн подтвердил, что Каллен говорил ему о "большой сумме денег", которую Маккрори дал ему на хранение, но отрицал, что Каллен когда-либо называл при этом цифру 25000 долларов.

В ходе перекрестного допроса Джек Стрикленд попросил свидетеля рассказать о его четырех беседах с Калленом Дэвисом, в ходе которых тот упоминал либо имя Маккрори, либо глушитель. Все беседы, сказал Пейн, начинались с обсуждения состояния дел на урановых рудниках, в которые они вложили свой капитал, а затем "почти случайно" переходили к вопросам, которые в данный момент рассматриваются в суде. Впервые Каллен упомянул имя Дэвида Маккрори в январе или феврале. "Я ему тогда еще посоветовал держаться от Маккрори подальше, - сказал Пейн. - Но Каллен лишь усмехнулся и ответил: "Не волнуйся. Дэвиду я доверяться не буду"". В конце мая или начале июня Каллен сказал Пейну: "Послушай, Дэвид Маккрори снова говорил со мной. Он сказал, что, если я хочу, он может организовать для меня убийство. Ведь меня не могут арестовать или посадить в тюрьму за то, что я разговаривал об убийстве с Дэвидом, правда?"

Далее Пейн пояснил: "Я подумал, что Каллен Дэвис просто шутит. Да и сам он, по-видимому, не предполагал, что Маккрори говорит обо всем этом серьезно. У меня не возникло впечатления, будто Каллен намерен вступать с Дэвидом Маккрори в какую-то сделку. Скорее, это был случайный разговор. Если бы я подумал, что речь тогда шла о серьезном сговоре с целью лишить кого-то жизни, я непременно сообщил бы об этом окружному прокурору".

Как-то в июле, продолжал Пейн, Каллен стал снова интересоваться глушителем. Между ними состоялся примерно такой разговор:

Пейн: Почему ты об этом спрашиваешь?

Каллен: Не волнуйся, я тебе потом все расскажу.

Пейн: Надеюсь, ты хочешь приобрести его не для себя, потому что тебе-то как раз и нельзя иметь при себе пистолет, да еще с глушителем.

Каллен: Да ты не волнуйся, Гершел.

Пейн: Если тебя серьезно все это интересует, советую тебе переговорить с кем-нибудь, кто в этом больше разбирается.

Позже в том же месяце Каллен как-то сказал, что

Маккрори дал ему крупную сумму денег. "Я посоветовал ему вернуть деньги обратно, - продолжил

Пейн, - но в ответ Каллен сказал лишь что-то вроде

"Успокойся. С Дэвидом я как-нибудь справлюсь"".

Далее Пейн заявил, что Каллен Дэвис ни разу не говорил ему ни о магнитофонных пленках, ни о ФБР, ни об угрозах в его адрес, ни о вымогательстве, ни о пуленепробиваемом жилете, ни о планах убийства судьи Эйдсона. Он также сказал, что Каллен никогда не говорил ему о телефонном звонке 10 августа и не упоминал имени Джима Акри. "Имя Акри, - сказал он, - я впервые услышал лишь здесь, в суде". Свидетель также опроверг утверждения Каллена, будто тот звонил ему после записи разговора с Маккрори 11 августа.

Стрикленд спросил у свидетеля: "Вам не кажется, что все это было специально подстроено для того, чтобы вы обеспечили Каллену Дэвису алиби?"

Ответ: Я не думаю, чтобы Каллен Дэвис - человек, с которым я дружу вот уже десять или двенадцать лет, - что-то мне подстраивал.

Вопрос: А разве вы не говорили как-то, что не хотите стать шестнадцатой жертвой в его списке?

Хейнс тут же гневно заявил протест, и Стрикленд, посмотрев в сторону присяжных, перефразировал свой вопрос.

Вопрос: Вы не думаете, что ваш друг Томас Каллен Дэвис в состоянии подстроить вам что-то или как-то иначе воспользоваться вами, чтобы обеспечить себе прикрытие? Разве вам в течение последних пяти-Шести месяцев не приходила в голову мысль, что такое может случиться?

Ответ: Возможно, такая мысль и приходила мне в голову. Особенно после того, как я стал свидетелем Целого ряда следовавших друг за другом событий.

Вопрос: Вы не догадывались, почему именно вам, Неспециалисту по уголовным делам, задавались вопросы, касавшиеся вещей, связанных с нарушением Уголовного законодательства?

Ответ: Здесь следует учесть, что я, возможно, самый близкий друг Каллена. Если помнить об этом, то мой ответ на ваш вопрос будет утвердительным.

Вопрос: Не делая никаких выводов и не давая никакой оценки характера этих событий, вы все же сумели обнаружить определенную их последовательность, не так ли?

Ответ: Я думаю, что могу лишь рассказать об этих событиях - не более. Факты есть факты.

Стрикленд постепенно подходил к моменту, который, на его взгляд, был решающим. Он напомнил Пейну, что утром 21 августа тот имел свидание с Калленом в его камере. Можно было предположить, что Каллен не стал настаивать на разговоре с агентом ФБР Акри во время своего ареста или в ходе последовавшего затем допроса, так как не доверял задержавшим его властям. Но ведь Гершелу Пейну он доверял. Потому-то Стрикленд и спросил у свидетеля, упоминал ли Каллен утром в понедельник имя Акри и не говорил ли он своему другу чего-нибудь вроде: "Все это какое-то ужасное недоразумение... Ведь я действовал по указанию ФБР".

- Нет, - сказал Гершел Пейн. - Об этом мы не говорили.

Отправляясь в тот вечер на свидание с Калленом, Пейн дрожал от страха, поскольку не знал, как тог отнесется ко всему этому. Каллен, однако, сказал лишь: "Спасибо тебе. Огромное спасибо". По его мнению, Гершел Пейн здорово помог защите. Толли Уилсон, однако, был уверен, что Пейн помог обвинению.

Когда адвокаты Каллена неожиданно бросили все свои силы на раскрытие другого, второстепенного заговора, кое-кто решил, что это было актом отчаяния или по меньшей мере попыткой отвлечь внимание от показаний Пейна. Хейнс вновь обвинил Билла Дэвиса в том, что именно он финансировал заговор против Каллена, и заявил, что защита готова теперь доказать это. Оплата связанных с этой операцией расходов, заявил Хейнс, производилась тайно, чеками, выписанными на одну компанию, якобы находившуюся в городе Ларамай (штат Вайоминг). Деньги получала адвокатская контора в Денвере, в прошлом представлявшая интересы Билла Дэвиса. Затем они поступали к бывшему обвинителю Джо Шэннону, нанявшему бригаду следователей, которые, в частности, "тайно подслушивали телефонные разговоры" Каллена с его адвокатами, его адвокатов - со свидетелями и адвокатов - друг с другом. Хейнс сказал судье, что на автомашинах были тайно смонтированы специальные электронные устройства для слежки и что за всеми адвокатами и свидетелями защиты было установлено наблюдение по всему Хьюстону. Помещения, в которых жили и работали защитники, заявил Хейнс, тоже находились под наблюдением. И наконец, добавил адвокат, он может представить доказательства, подтверждающие, что Присцилла, Пэт Бэрлсон и Дэвид Маккрори имели прямое отношение к этому наблюдению.

Несмотря на то, что процесс и так уже затянулся, Пит Мур решил, что иного выбора у него нет, и разрешил Хейнсу вызвать большую группу новых свидетелей, хотя с показаниями перед присяжными из них выступило лишь несколько человек. В ходе допроса выяснилось, что заявление Хейнса имело один весьма существенный недостаток - что бы там ни замышляли осведомители и следователи Шэннона, к работе они приступили лишь после ареста Каллена 20 августа. Пит Мур был на пределе. К тому времени он уже выкуривал чуть ли не по две пачки сигарет ежедневно, и порой казалось, что дым валит у него прямо из ушей. Когда судья решился наконец на открытое столкновение со своим старым другом Ричардом Хейнсом, лицо его побагровело, а в голосе зазвучала сталь.

- Мне кажется, вы злоупотребляете всей системой правосудия, и мне это не нравится! - сказал он Хейнсу.

Хейнс надулся, как рыба-шар, и быстро парировал:

- Я хочу знать, кто платил этим людям, кому понадобилось следить за нами и почему!

- А кому это интересно?! - прорычал Мур, еле сдерживая ярость. - Мне, например, нет! Мы просто впустую тратим время! Я не понимаю, какое отношение имеет наблюдение, проводившееся в октябре, к событиям, имевшим место до 20 августа.

Хейнс, по-видимому, все понял. Через два дня защита вызвала своего последнего свидетеля. Им оказалась бывшая официантка из Лас-Вегаса, которая заявила, что в 1975 году Дэвид Маккрори долго расспрашивал ее о льготах, предоставляемых по "Федеральной программе защиты свидетеля" (с ней она была хорошо знакома). Защита, видимо, хотела показать, что Маккрори сам выдумал всю эту историю, чтобы стать федеральным свидетелем и получать все вытекающие отсюда льготы.

После пяти недель допроса своих свидетелей защита заявила, что на этом прекращает представление доказательств со своей стороны, после чего обвинение тут же вызвало новых свидетелей для опровержения показаний, данных свидетелями защиты. Тем самым оно стремилось восполнить ущерб, нанесенный обвинению защитой. Обе стороны заявили, что через неделю присяжные приступят к обсуждению окончательного приговора. Никто, однако, не знал, кто выиграл дело.

В понедельник 8 января по всем подсчетам наступала последняя неделя судебного разбирательства, однако даже беглого взгляда на заголовки газет было достаточно, чтобы понять, что до окончания процесса еще далеко. "Свидетель Дэвиса брошен в тюрьму за лжесвидетельство", - гласил один из заголовков. Этим свидетелем был Лэрри Джин Лукас, который не смог внести залог в сумме 100000 долларов и был упрятан в тюрьму округа Харрис после того, как против него было выдвинуто обвинение в лжесвидетельстве при отягчающих вину обстоятельствах. Большое жюри вынесло вердикт еще 20 декабря, но обвинение хотело держать его в секрете до окончания процесса. Однако получилось так, что два свидетеля обвинения, которые должны были выступить с опровержением показаний свидетелей защиты, отказались делать это до тех пор, пока Лукаса не упрячут в тюрьму. Когда по Хьюстону разнесся слух, что Лукаса посадили, Ричард Хейнс пришел в бешенство.

Одним из свидетелей большого жюри, помогшим упрятать Лукаса в тюрьму, был Джо Эспиноза, который по расчетам Хейнса должен был как раз подтвердить его показания. Другим свидетелем была Кимберли Вандайвер, невестка Мэри Уэйр, сожительницы Лукаса. Третьим свидетелем была сама Мэри Уэйр. Все трое заявили, что Лукас лгал, когда 11 декабря заявил в присутствии присяжных, что Дэвид Маккрори будто бы предложил ему 20000 долларов за убийство Каллена Дэвиса.

Ким Вандайвер представила суду письмо, написанное Лукасом своей "даме сердца" Мэри Уэйр. На нем стоял почтовый штемпель от 13 ноября, что означало, что письмо было отправлено меньше чем за месяц до того, как Лукас дал показания в суде. Содержание письма было весьма красноречивым. В нем, в частности, говорилось:

"Привет, крошка!

Позвони Биллу Моррису. Он занимается залогами... Скажи ему, что ты моя жена. Скажи, что со мной встретился Дэвид Маккрори и попросил убрать Каллена Дэвиса. Скажи ему, что я знаю Дэвида 14 лет. Могу доказать, что он действительно говорил со мной. Скажи ему также, что мне нужно много денег, чтобы умотать отсюда. ФБР поднимет такой хай, что мне нельзя будет здесь оставаться. Если он скажет, что моя информация может пригодиться, свяжись со мной... Сделай это, потому что здесь можно сорвать большой куш.

Целую, Джин.

P.S. Сделай все, что я прошу, хочется тебе или нет".

Лэрри Джин Лукас был довольно частым гостем в тюрьме, однако, судя по тому, с каким негодованием и рвением Хейнс бросился его защищать, можно было подумать, что тот чуть ли не невинная жертва инквизиции. Хейнс заявил, что обвинение нарочно предало Гласности факт ареста Лукаса для того, чтобы настроить Присяжных против обвиняемого, и потребовал, чтобы Пит Мур объявил о нарушении судебной процедуры, ведущей к роспуску суда присяжных. Тот отказался сделать это. Тогда Хейнс потребовал, чтобы судья опросил каждого присяжного в отдельности и выяснил, знают ли они об этом, после чего все присяжные должны быть изолированы до самого конца процесса. Мур снова отказал ему, хотя и рекомендовал присяжным не обращать внимания на любую информацию, которую они могут прочитать или услышать о том или ином свидетеле. Но Хейнс продолжал упорствовать. Он заявил, что рассматривает все это как личное оскорбление, и потребовал, чтобы суд расследовал, каким образом произошла утечка информации.

Мур снова отказался удовлетворить его требование, хотя и разрешил допросить Толли Уилсона под присягой.

Хейнс спросил у главного обвинителя, каким образом факт ареста Лукаса просочился в прессу, на что Уилсон ответил: "Первый позвонивший мне репортер сказал, что узнал об этом из анонимного источника".

- Все тот же старый анонимный источник, да? - заметил Хейнс злобным, саркастическим тоном.

- Уверен, что вам-то он хорошо известен, - парировал Уилсон.

- Не хотите ли вы этим сказать, что тем анонимным лицом был я?

- Этого я сказать не хочу, - ответил Уилсон. - Но мне кажется, вы способны все это подстроить.

- Вы хотите сказать, что все это подстроил я? - спросил Хейнс, не веря своим ушам.

- Да, сэр!

- Вы что, недавно чем-то переболели? - спросил Хейнс, готовый вот-вот взорваться.

- Вы, господин Хейнс, видимо, совсем лишились рассудка, - парировал Толли дрожавшим от негодования голосом.

- Это самая большая глупость, которую мне приходилось когда-либо слышать, - ответил Хейнс.

- Ну, довольно! Давайте продолжим, - сказал Мур, имея в виду судебное разбирательство, а не перебранку. Но Хейнс никак не мог успокоиться. Теперь он потребовал у Мура сведений о том, когда именно (21 или 22 декабря) судья впервые услышал о решении большого жюри в отношении Лукаса. Он потребовал также занести в протокол, что защите никто ничего не оказал ни об этом решении, ни об аресте Лукаса.

Атмосфера вновь накалилась, когда Толли Уилсон приступил к допросу Мэри Уэйр. Эта высокая, измотанная жизнью женщина лет сорока рассказала присяжным, что после того, как в конце 60-х годов умер ее муж, она жила с Лукасом. Вскоре после ареста Кал лена Дэвиса, сказала она, Лукас стал обдумывать своп план. "Он сказал, что знает Маккрори и что если то смог вступить в такую выгодную сделку, то почему бы и ему [Лукасу] не попробовать сделать то же самое и не помочь Каллену Дэвису. Он сказал, что Маккрори предложил ему деньги за убийство Дэвиса и что разговор этот состоялся в конце декабря или начале января". За день до того, как Лукас выступил в качестве свидетеля на суде в Хьюстоне, продолжала Уэйр., он пришел к ней вечером домой вместе с Джо Эспинозой. "Джин хотел, чтобы я отправилась в Хьюстон вместе с ним и подтвердила его показания, сказав, что была с ним, когда он разговаривал с Маккрори. Он решил, что мне поверят скорее, чем Джо". На следующий день вечером Лукас позвонил ей: из Хьюстона и сказал, что перенес время своего разговора с Маккрори с зимы на лето. Вот тогда-то, сказала Мэри. Уэйр, она и обратилась в прокуратуру округа Таррент. В тот же вечер к ней пришли оттуда и она отдала письмо Лукаса.

Хейнс начал перекрестный допрос свидетельницы с того, что установил, что Мэри Уэйр была проституткой и, по всей вероятности, солгала о том, что состояла в браке с Лэрри Джином Лукасом, чтобы получать пособие. Мэри Уэйр признала, что в прошлом действительно занималась проституцией, но твердо стояла на том, что Лукас под присягой давал ложные показания.

Вопрос: Утверждаете ли вы в присутствии присяжных, что Лэрри Джин Лукас действительно сказал вам, что вообще не встречался с Дэвидом Маккрори?

Ответ: Да, утверждаю.

Вопрос: Утверждаете ли вы в присутствии присяжных, что он действительно сказал вам, что собирается все это сочинить, а затем выступить в качестве свидетеля?

Ответ: Да, утверждаю.

Почему же тогда она сразу не пошла в полицию, спросил Хейнс. Уэйр ответила, что думала, что никто к словам Лукаса серьезно не отнесется. Ну хорошо. А почему тогда она не вызвала полицию, когда Лукас наставил на нее пистолет? На это Уэйр ответила, что, по правде говоря, была не в ладах с полицией. И все же она хотела, спросил Хейнс, чтобы присяжные поверили, что она сама позвонила в окружную прокуратуру и добровольно отдала письмо Лукаса?

Хейнс продолжал истязать свидетельницу, но во всем этом чувствовалось какое-то отчаяние. Кое-кто подумывал, а не тянет ли он время умышленно. "К этой тактике прибегают уже давно, когда хотят, чтобы присяжные так и не пришли к согласию", - сказал Толли Уилсон. Пит Мур готов был с ним согласиться. Он уже не раз видел Хейнса в работе, "но тогда тот еще не допрашивал свидетелей своим нынешним методом, когда им подолгу задаются одни и те же вопросы, только в разной формулировке". Видно было, что Мур восхищается Хейнсом как адвокатом и что, когда вес это закончится, они, по-видимому, останутся приятелями. Но одно все же было потеряно навсегда - уважение. Разумеется, любой адвокат должен сражаться за своего клиента, но у Мура появилось теперь неприятное ощущение, что на сей раз Хейнс сражается лишь за свое собственное реноме.

Прежде чем завершить допрос своих свидетелей, обвинение хотело заслушать еще нескольких человек. Одним из них был агент ФБР Джим Акри. Он отрицал, что разговаривал с Калленом Дэвисом в августе, но сказал, что за восемь месяцев до этого действительно давал ему номер своего телефона. Фактически он дал ему не один, а четыре номера, объяснив при этом, что тот не должен встречаться ни с одним вымогателем до тех пор, пока заранее не поставит об этом в известность Акри, а тот организует соответствующее наблюдение.

К середине недели, когда обвинение наконец заявило, что на этом прекращает допрос своих свидетелей, в зале суда воцарилась напряженная обстановка.

Все теперь было позади, и предстояло лишь выслушать заключительные речи сторон, после чего присяжные должны были приступить к обсуждению вердикта. И обвинение, и защита утверждали, что они удовлетворены результатами судебного разбирательства. В течение 11 недель присяжные заслушали более 100 свидетелей, но все сводилось, в сущности, к выяснению вопроса: ито из двоих лжет - Каллен или Маккрори - и кому они поверят? Если бы защите нужно было доказать собственную версию о существовании заговора, процесс завершился бы уже несколько недель назад. Из более чем 60 свидетелей, вызванных защитой, лишь некоторые производили впечатление заслуживающих доверия. Одному из свидетелей было предъявлено обвинение в лжесвидетельстве, другой едва избежал той же участи, а еще человек пять вынуждены были нанять адвокатов для собственной защиты. Один юрист из Хьюстона сравнил тактику защиты с жонглированием ручными гранатами. Обвинение допустило много ошибок, но в конце концов оно всегда могло обратиться к видео- и звукозаписям и спросить: "Кого вы здесь слышите: человека, который "подыгрывает", или миллионера, договаривающегося об убийстве?" И все же, как заметил Майк Гибсон, защите достаточно было "убедить лишь одного присяжного". Кто-то спросил у Пита Мура, что тот будет делать, если присяжные так и не смогут прийти к согласию. Судья ответил, что скорее всего перережет себе вены. Когда наступило время для заключительных речей сторон, в зале собрались все участники этого драматического спектакля. Толли Уилсон, обвинитель, подключенный к этому делу прокуратурой округа Харрис, получил слово первым. Он вызвал у присяжных несколько усмешек тем, что стал изображать Каллена Дэвиса, пытаясь как можно нагляднее показать, насколько абсурдными были все его утверждения. "Согласно разыгранному Калленом Дэвисом сценарию, - сказал он, обращаясь к присяжным, - Дэвид Маккрори был настолько беден, что не мог даже купить себе билет в Лас-Вегас. И тем не менее вас хотят убедить в том, что он вернулся из Лас-Вегаса и отдал все выигранные там 25000 долларов Каллену Дэвису на хранение". Анализируя вслух показания свидетелей, Толли Уилсон отошел от скамьи для присяжных и подошел поближе к тому месту, где неподвижно, с каменным лицом сидел Каллен Дэвис. Когда обвинитель подошел к показаниям, касавшимся загадочного магнитофона "Норелко", который, по словам Каллена, был у Маккрори во время их встречи 18 августа, он спросил, посмотрев сначала на Дэвиса, а затем на присяжных: "А куда девался этот магнитофон? Его не было ни у самого Маккрори, ни в его машине, когда агенты ФБР обыскивали его перед встречей. Его не было там и после встречи. Откуда он взялся? Куда он пропал?" Обвинитель щелкнул пальцами перед носом у Каллена Дэвиса. "Оп-ля - магнитофон есть!" Он щелкнул еще раз: "Оп-ля - его больше нет! Чудеса, да и только!" А что же приключилось с мини-кассетами, которые, по словам Дэвиса, Маккрори показывал ему 20 августа? Исчезли, как и магнитофон! Уилсон напомнил присяжным, что Каллен утверждал, будто делал магнитофонные записи для того, чтобы доказать на бракоразводном процессе, что Присцилла транжирит получаемые от него деньги на наемных убийц. Вместе с тем Каллен признал, что был вынужден попытаться переманить их на свою сторону, пообещав заплатить больше. Затем, передразнивая Каллена, обвинитель сказал: "Судья с ума сойдет, если я скажу, что собираюсь убить Присциллу. Но этого не будет, если я скажу, что хочу убить его самого!" Перегнувшись через стол так, что его лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от лица Каллена, Уилсон вдруг рявкнул: "Судья Эйдсон мертв, как ты хотел!", а затем, отойдя от стола, сказал: "Хорошо!" Наконец обвинитель подошел к месту для дачи показаний и стал играть роль свидетеля. "Послушайте, судья, - сказал он. - Я один из наемных убийц Присциллы. Я зарабатываю себе на хлеб тем, что убиваю людей. Но сейчас я хотел бы рассказать вам не об этом. Я хотел бы рассказать, как Присцилла тратит деньги".

В течение четырех часов, отведенных им на заключительные речи, три защитника пытались доказать, что заслушанные судом показания недостаточны для признания Дэвиса виновным по двум предъявленным ему обвинениям: в подстрекательстве к убийству и в участии в преступном сговоре с целью совершения убийства. Оба обвинения влекли за собой суровое наказание, вплоть до пожизненного тюремного заключения. Присяжным предстояло либо оправдать обвиняемого, либо выбрать одно из двух обвинений.

"Единственное, чем располагает обвинение, - напомнил присяжным Майк Гибсон, - это пленки. Но поскольку имеются два объяснения происхождения этих пленок - одно достоверное, а другое - то, которое дал Маккрори, - недостоверное, улик для признания Каллена Дэвиса виновным недостаточно".

Фил Бэрлсон предложил присяжным посмотреть на все это под другим углом зрения. Представьте себе, сказал он, что роли поменялись и что главным свидетелем выступает Каллен, а обвиняемым - Маккрори. "Давайте представим себе, что по телефону действительно звонил Джим Акри, что мы находимся сейчас в окружном суде и рассматриваем дело "Соединенные Штаты против Чарльза Дэвида Маккрори", а свидетелем, вызванным подтвердить достоверность пленок, является Томас Каллен Дэвис. Если бы в этом случае он дал те же показания, а Маккрори занял место для дачи свидетельских показаний и повторил то, что он уже здесь сказал, уверяю вас, окружной прокурор утверждал бы, что Томас Каллен Дэвис говорит правду. Отсюда, из зала суда, изолированного от окружающего мира, очень трудно понять, почему человек может поступить так, как поступил Каллен Дэвис. И все же даже отсюда можно понять человека, который, услышав по телефону голос официального лица, обратившегося к нему с просьбой о содействии, соглашается на это, не спрашивая у него удостоверение сотрудника министерства юстиции США".

Все слушавшие заключительное слово Ричарда Хейнса единодушно признали его "замечательным". Самым замечательным, однако, было то, что не нашлось и двух людей, которые были бы согласны с тем, что от него услышали. Создавалось впечатление, будто Хейнс говорил одновременно на двух чем-то похожих и в то же время совершенно различных языках. Несмотря на то что у адвоката была простуда, переходившая теперь в грипп, он говорил в течение двух часов, то потрясая зал своим гневным голосом, то переходя на еле слышный шепот, полный сострадания. Порой у него на глазах даже появлялись слезы. Главной мишенью его нападок были Маккрори и Присцилла. "Маккрори, этот пройдоха... этот человек, имевший нужные Каллену сведения... этот человек, записавший в анкете при поступлении на службу в компанию "Джет эйр": "продаю все"... этот человек, продавший сначала Присциллу, потом Каллена, а затем и ФБР, пытается теперь торговать и волей присяжных". Несколько раз Хейнс говорил о последовательности событий. Все началось с требования Присциллы уплатить ей при разводе 20 миллионов долларов (впоследствии это получило название "ставка Присциллы"); затем было получено письмо анонимного вымогателя; потом последовал неприятный эпизод с ФБР, агенты которого отнеслись к письму "наплевательски"; затем Кал лен совершил, по его собственному признанию, ошибку, обратившись к услугам Маккрори, завидовавшему черной завистью состоятельным людям; затем начались волнения, связанные с огромной загруженностью Каллена на работе и колоссальным нервным напряжением, вызванным обстоятельствами его личной жизни [здесь Хейнс чуть понизил голос]: он узнал о "ставке Присциллы", требовавшей 20 миллионов долларов. Ее планы провалились, потому что Чарльз Дэвид Маккрори не мог рассказать Присцилле, что ведет теперь двойную игру [в конце этой фразы Хейнс перешел почти на шепот]. "Зная ее, я подозреваю, что она предпочла бы оказаться вдовой [здесь он вновь повысил голос], чтобы с большим основанием наложить лапу на часть фамильного состояния". Затем последовал эпизод с небрежно заполненной Дженнингсом формой № 302. После этого почему-то не вызвали для дачи показаний некоторых сотрудников ФБР. А затем на сцене появился Чарльз Дэвид Маккрори - "человек, который все продает..."

По лицам присяжных трудно было определить, следят ли они за "последовательностью событий" в изложении Хейнса.

По закону, последнее слово в обмене заключительными речами сторон принадлежало представителям обвинения. Первым выступил Джек Стрикленд, который напомнил присяжным, что они заслушали уникальное дело, поскольку были фактическими "свидетелями" преступления. "В этом деле нет нужды о чем-то догадываться или в чем-то сомневаться, - сказал он. - Вам не нужно гадать, что имел в виду Каллен Дэвис, сказав "хорошо", когда ему сообщили, что сидящий в этом зале человек [и он указал на судью Эйдсона в первом ряду] мертв. Спрашивается: разве можно дать его словам какое-то иное толкование? Вам, возможно, и не хочется в это верить, но вы хорошо знаете, что именно сказал Дэвид Маккрори и что именно на это ответил Каллен Дэвис". Защита же, продолжал Стрикленд, не нашла ничего лучшего, чем объяснить происхождение и смысл пленок ссылками на всевозможные слухи, различными выпадами, порочащими свидетелей заявлениями, а также всякого рода теориями, которые можно охарактеризовать так: кто угодно - только не Каллен.

Ранее, когда Стрикленд сидел в номере гостиницы и обдумывал свою заключительную речь, он хотел выдвинуть самый веский, на его взгляд, довод. Он хотел сказать присяжным: "Перед вами сидит Каллен Дэвис - человек, обладающий колоссальной властью, огромным состоянием и чрезвычайным высокомерием, человек, обвиняемый в подстрекательстве и сговоре с целью убийства 15 человек. Если нынешний состав присяжных и на сей раз отпустит его, то ответственность за любые его последующие преступления будете нести вы и именно вы рискуете стать соучастниками этих преступлений". Но потом Стрикленд передумал, решив, что от подобных резких слов лучше воздержаться. Вместо этого он лишь указал на Дэвиса и тихо сказал: "Помешать этому человеку делать все, что только взбредет ему в голову, можете только вы, присяжные, 12 потерпевших сторон".

...И последним выступил Толли Уилсон. Он сказал, что каждый в этом зале имел возможность наблюдать за классическим методом произвести раскол между присяжными. "Продержите их в суде как можно дольше; вызовите у них раздражение и разобщите их; сделайте так, чтобы они забыли показания, заслушанные ими 11 недель тому назад, и рано или поздно вы добьетесь такого положения, при котором станет уже просто невозможно вынести обвинительный вердикт. Я представляю вам возможность самим решать, происходило ли это и на нынешнем процессе". Толли еще раз выразил возмущение тем, что защита усиленно пыталась подвергнуть сомнению достоверность записей на пленках, тогда как сам обвиняемый признал, что они в основном правильные. "Разве вам не известно, что он сказал об этом своим адвокатам еще в самом начале? Вот этот человек [и Толли неопределенно махнул рукой в сторону защиты] только что вычеркнул из вашей жизни одиннадцать недель". Затем он сказал, что одна мысль о том, что это дело придется рассматривать еще раз, приводит его в дрожь. Но если присяжные не смогут единодушно вынести свой вердикт, он, бог тому свидетель, готов повторить все сначала. Главный обвинитель поблагодарил присяжных за внимание и терпение и сел на место. Теперь свое слово должны были сказать присяжные.

Поздно вечером во вторник, 16 января, семь мужчин и пять женщин, которым предстояло решить дальнейшую судьбу Каллена Дэвиса, удалились в совещательную комнату. Не прошло и получаса, как они прекратили прения и ушли спать. Забегая вперед, теперь уже можно сказать, что главное свое решение они приняли именно за эти полчаса.

Между тем наступила среда. Но и к вечеру этого дня, несмотря на то что присяжные обсуждали вердикт вот уже более десяти часов, решение принято не было. Время шло, а никаких сдвигов не намечалось. Чем дольше затягивалось обсуждение, тем более реальной становилась вероятность того, что присяжные вообще не смогут прийти к единому мнению. По прошествии 15 часов обвинение стало уже поговаривать о довольно мрачной перспективе вновь рассматривать это дело, что было связано с необходимостью заново изучить все 15000 страниц протоколов и других материалов. Одного этого было достаточно, чтобы понять, что прокуратура округа Таррент была уже сыта по горло делом Каллена Дэвиса. Расходы, которые придется оплачивать налогоплательщикам, составляли астрономическую сумму. Стоимость процесса в Хьюстоне превысила 150000 долларов. Если же к этому прибавить затраты на судебное разбирательство в Амарилло, то общая сумма всех расходов перевалила уже за полмиллиона. Так много на одного человека окружная прокуратура за всю свою историю еще не расходовала. Младшие сотрудники прокуратуры называли дело Каллена Дэвиса "Вьетнамом Тима Карри", поскольку тот "бросает в бой все новые и новые силы, денег тратит все больше и больше, а взамен не получает ничего".

Еще до процесса в Амарилло Тим Карри называл дело Каллена Дэвиса безнадежным, но это не означало, что он был готов сдаться. Окружной прокурор был абсолютно уверен в виновности Каллена как в убийстве, так и в подстрекательстве к убийству, поэтому, когда посыпались жалобы от возмущенных налогоплательщиков, а должностные лица, контролирующие использование бюджетных средств, стали проявлять явные признаки беспокойства, Карри твердо заявил: "Боязнь чрезмерных расходов не может служить основанием для предоставления этому человеку возможности разгуливать на свободе". Даже если Пит Мур вынужден будет признать, что присяжные оказались не в состоянии прийти к единому мнению и, следовательно, что этот процесс закончился безрезультатно, Карри (в этом никто не сомневался) все равно не оставит Каллена Дэвиса в покое. Одержать над ним победу, конечно, будет трудно: его адвокаты скорее всего сумеют оттянуть начало нового процесса по меньшей мере на год, а за год, как справедливо заметил Стив Самнер, может произойти многое. Это и беспокоило Карри и многих других. Судья Джо Эйдсон, который оставался в зале все то долгое время, пока присяжные обсуждали приговор, сказал журналистам, что почувствует себя в безопасности лишь тогда, когда Каллен Дэвис окажется "банкротом или мертвецом".

Пит Мур не сомневался, что он будет делать, если присяжные не вынесут единогласного решения, - он просто-напросто откажется от ведения этого дела. "Ничего более ужасного я не встречал за всю свою практику, - сказал он. - Еще на первой неделе Хейнс сумел захватить контроль в свои руки, и мне так и не удалось изменить положение". Мур очень хотел, чтобы Каллена судили еще раз, но только чтобы председательствовал в суде уже кто-то другой.

В середине второго дня обсуждения вердикта уже можно было догадываться, что именно мешало присяжным прийти к единому мнению. Мэри Картер, избранная старейшиной присяжных, прислала судье записку, в которой просила передать им пленки. Мур отказался, но пригласил всех присяжных в зал суда и прокрутил для них пленки еще раз. "Для нас это хороший признак, - заметил в этой связи Майк Гибсон. - Он означает, что кто-то из присяжных не воспринимает пленки как доказательство виновности".

В течение последующих нескольких часов присяжные прислали еще несколько записок, в которых просили суд уточнить некоторые места в показаниях свидетелей.

Вопрос: Что, по словам Гершела Пейна, Каллен сказал ему по поводу звонка из ФБР?

Ответ: Пейн сказал, что Каллен ему об этом ничего не говорил.

Вопрос: Что сказала Карин Мастер по поводу телефонного звонка 10 августа?

Ответ: Она сказала, что голос "показался ей знакомым". Это мог быть либо агент Акри, либо агент Оукли. Она не спрашивала, как ФБР узнало номер ее телефона, которого в справочниках не было.

Вопрос: Зачем, по словам Каллена, он записывал разговор на магнитофон и когда была сделана первая запись?

Ответ: По словам Каллена, первая запись была сделана 11 августа, с тем чтобы "перехитрить" Присциллу. Он сказал: "Если я смогу заплатить им больше, они будут работать на меня". А затем добавил, что хотел, чтобы наемные убийцы предоставили ему информацию, которую он сможет затем использовать в своих целях на бракоразводном процессе.

Наконец, присяжные попросили судью более детально разъяснить, что означает выражение "подстрекательство к убийству". Мур ответил, что тексты всех относящихся к этому вопросу правовых норм он им уже дал. На большее он не имеет права.

В пятницу пополудни присяжные прислали судье записку, в которой говорилось, что они безнадежно разошлись во мнениях. После 25 часов дебатов было проведено шесть туров голосования, а результаты оставались все теми же. Всякий раз голоса делились в соотношении 8:4. Присяжные не сказали, в пользу какого вердикта склонялось большинство, но даже защита считала, что восемь присяжных голосовали за формулу "виновен". Адвокаты Каллена тут же потребовали, чтобы судья официально признал, что присяжные не могут прийти к согласованному мнению. Мур, однако, отклонил это требование и велел присяжным продолжать работу.

Судье не надо было напоминать, что в данном случае он играет с огнем. Хейнс уже обвинил Мура в том, что тот "оказывает давление" на присяжных, заставляя их продолжать обсуждение вердикта. "Речь идет о самой сущности нашей системы правосудия, - сказал Хейнс. - Каждый присяжный имеет право выносить независимое решение. Те присяжные, которые оказались в меньшинстве, не должны подвергаться давлению путем создания таких условий, при которых на их решении может сказаться усталость или еще что-то". Высокопарное заявление Хейнса о системе правосудия преследовало чисто эгоистические цели. Пит Мур заметил, что, по закону, присяжные должны обсуждать вердикт в течение "разумного периода времени". При этом право решать, какой период времени является "разумным", остается за судьей. "Конечно, нельзя держать присяжных в изоляции дольше, чем длился сам процесс", - сказал Мур с улыбкой. Одиннадцать недель! Да судья с ума сошел! Но судья был в здравом уме. Он хорошо понимал, что если отпустит присяжных слишком рано, то на Дэвиса будет распространяться закон, не разрешающий подвергать его суду за одно и то же преступление дважды. Пит Мур вовсе не собирался делать этой ошибки.

Судья подумывал также над тем, не обратиться ли к присяжным с напутствием, вызванным чрезвычайными обстоятельствами, как это иногда делают в федеральных судах. Он мог бы напомнить им, что время затрачено, что расходы произведены, что другой состав присяжных будет поставлен в точно такое же затруднительное положение и что поэтому он призывает их по возможности урегулировать свои разногласия. Это, правда, было связано с риском. Каждое слово в таком дополнительном напутствии должно быть тщательно продумано и ни в коей мере не должно оказывать на присяжных давления или выражать отношение судьи к существу дела. Конечно, если бы голоса разделились в соотношении, скажем, 10:2, Мур мог бы рискнуть, но при сложившейся ситуации он чувствовал, что лучше пока молча выжидать.

Присяжные посовещались всю субботу, но никакого продвижения вперед не наметилось. Лишь стрелки часов двигались по циферблату.

В воскресенье после обеда присяжные попросили объявить перерыв, так как захотели посмотреть футбольный матч, и поэтому зал суда временно опустел. Джеку Стрикленду было сейчас не до футбола, и он решил прогуляться по набережной. Не обращая внимания на холодный моросящий дождь с дымом и копотью из-за близости причалов, он стал обдумывать ситуацию. Многие, конечно, будут говорить, что обвинение проиграло дело. Возможно, это и так. Может быть, подумал Стрикленд, Каллена Дэвиса вообще нельзя признать виновным, какое бы преступление он ни совершил. Может быть, просто невозможно подыскать таких 12 человек, которые, зная, кто такой Каллен Дэвис, какое у него состояние, образование и происхождение, и подвергаясь воздействию магнетизма и высокого профессионального мастерства Ричарда Хейнса, а также самого факта наличия огромного богатства, которое неминуемо окажет влияние на весь ход судебного разбирательства, сумели бы единогласно вынести вердикт "виновен". Может быть, всегда найдутся один, два, три или четыре присяжных, которые, выслушав показания свидетелей и повинуясь своему внутреннему голосу, придут к заключению, что Каллен Дэвис просто не способен сделать то, в чем его обвиняют. Может быть, Каллен Дэвис и в самом деле стоит над законом. Стрикленд дал клятву защищать систему правосудия, теперь же его от нее тошнило. Его тошнило от того, что Ричард Хейнс у него на глазах злоупотреблял этой системой и издевался над нею. Еще больше его тошнило от лицемерных сентенций Хейнса. Выступая как-то на собрании ассоциации юристов штата Техас, Хейнс назвал себя "доверенным лицом свободы". Что ж, его откровенность была достойна восхищения. Он действительно был доверенным лицом свободы Каллена Дэвиса, который сам устанавливал для себя законы.

В понедельник 22 января после 44 часов дебатов и 14 туров голосования соотношение голосов присяжных все еще составляло 8:4. Примерно в четыре часа дня Каллен Дэвис в последний раз вошел в зал суда4под председательством Пита Мура. Он был бледен, как человек, увидевший собственное привидение, но был полон энтузиазма и улыбался занявшим свои места присяжным. Пит Мур по очереди спросил у каждого из присяжных, приведут ли дальнейшие прения к вынесению вердикта. Все двенадцать дали один и тот же ответ: "Никогда!" Хейнс ухватился обеими руками за лацканы пиджака и громким, чуть дрожащим голосом еще раз попросил объявить официально, что присяжные не смогли прийти к единому мнению и что процесс на этом должен быть закончен.

Судья попросил Каллена Дэвиса встать. "Ваши адвокаты, - обратился он к нему, - попросили признать, что присяжные не смогли прийти к единому мнению и что процесс на этом должен быть закончен. Мне необходимо ваше согласие".

"Это согласие я даю, ваша честь", - ответил Каллен и тут же стал благодарить присяжных. Но Мур приказал ему сесть. Фил Бэрлсон наклонился к Каллену, шепнул тому что-то на ухо, и оба улыбнулись. В кармане у Бэрлсона лежал заверенный чек на 30000 долларов. Вскоре Каллен снова будет гулять на свободе.

Ричард Хейнс вытер выступившие слезы, но никак не мог справиться с дрожью, когда десятки репортеров и фотокорреспондентов окружили его. "Мы им не поддались, не так ли?" - широко улыбнулся Хейнс. Когда же кто-то заметил, что ходят слухи, будто Каллен Дэвис купил себе свободу, его улыбка тут же переросла в гримасу пренебрежения. "Те, кто так говорят, - сказал Хейнс, - озлобленные, недовольные и безответственные люди, не знающие, что значит быть богатым или бедным. Они не знают, что у нас в стране как очень богатые, так и очень бедные представляют собой одинаково уязвимые мишени". До сих пор, однако, успехи Хейнса в защите очень бедных были весьма скромными. Но, возможно, он собирался поправить дело в будущем. Ведь теперь-то он мог себе это позволить. Поговаривали, что после процесса в Амарилло он значительно повысил свою ставку: миллион сразу и еще два - в течение нескольких лет. "Это было победой системы правосудия, - сказал Хейнс. - Большой победой".

Пит Мур, однако, был иного мнения. Судья считал, что Хейнс, напротив, поставил систему правосудия на колени. "Мне кажется, - сказал Мур корреспондентам, - что этот процесс - пример злоупотребления всей системой правосудия. И мне это не нравится. Если бы продолжительность процесса была в два раза меньше, присяжные, на мой взгляд, сумели бы прийти к единому мнению. Им пришлось заново знакомиться со всей первой половиной свидетельских показаний. Они запутались. Совершенно очевидно, что они были просто не в состоянии вспомнить показания, которые давались еще в начале ноября".

...У тюремных ворот в ожидании Каллена Дэвиса толпилось с полсотни репортеров. Сразу же из тюремной камеры он собирался отправиться на небольшое торжество по случаю своей победы. Конечно, ничего похожего на развеселое гулянье в Амарилло не будет. Но ведь и победа на сей раз была не столь внушительна.

Из-за угла появился черный лимузин. Поравнявшись с тюремными воротами, он резко остановился. Из автомобиля вышел Фил Бэрлсон и открыл дверь для Каллена и Карин. Каллен махнул всем на прощанье рукой, сел в машину и скрылся в мокрой мгле холодной хьюстонской ночи.

...На Форт-Уэрт надвигалась пурга. Огни особняка на Мокингберд тускло мерцали в опустившихся сумерках. Присцилла только что вернулась с кладбища, где положила цветы на могилы Андрии и Стэна Фарра. В тот день девочке исполнилось бы 15 лет, а Стэну - 34. Мог бы получиться прекрасный праздник, подумала Присцилла. Кто знает, может, через несколько лет он и получится. По длинному роскошному холлу, где стоял небольшой рояль, на котором так никто никогда и не играл, за Присциллой устремились репортеры. Интервью происходило в гостиной, где до сих пор висела картина с изображением Каллена и Присциллы. Ничто не изменилось, сказала она. Ничто пока не закончилось. Ее час еще настанет. Она снова выступит с показаниями. "Возможно, мне придется тогда уже красить седые волосы и носить старушечьи очки, но я все равно заставлю их выслушать меня. Будьте уверены!" Присцилла в белом вязаном свитере и с котом Стэнфордом на руках стояла перед картиной. Конечно, сказала она, ей всегда будет страшно, но теперь она не одинока. Джо Эйдсон теперь понимает, что она пережила. Да и многие другие. Всем им придется теперь набраться терпения. Рано или поздно Каллен нанесет свой следующий удар. В этом она была совершенно уверена.

"Ждите и наблюдайте, - сказала она бодрым голосом. - Ждите и наблюдайте, что он будет делать дальше".