Глава 6. "Дополнительные" преступления: опасность чрезмерного правового регламентирования

"Мы предпринимали серьезные попытки понять, что за человек преступник, почему он нарушил закон, и упорно ломали голову над тем, что с ним делать. Но этого, оказывается, недостаточно. Ведь мы почти никогда не утруждали себя тем, чтобы критически проанализировать тот самый закон, простое существование которого уже делает индивида его нарушителем".

Герман Маннхейм. Уголовное правосудие и социальная реконструкция

Если принять как необходимое, что некоторые из существующих норм уголовного права (например, относящиеся к беловоротничковым преступлениям) следует применять значительно чаще, то нужно признать и то, что любую попытку усиления социального контроля не обязательно должны сопровождать уголовные санкции. Как только мы решаем применить уголовное право, чтобы воздействовать на моральные устои индивида, прививая ему устоявшиеся нормы и правила поведения или добиваясь его политической ортодоксальности, мы неизменно сталкиваемся с серьезными трудностями. Следовательно, есть все основания для того, чтобы усомниться как в необходимости, так и в желательности подобных попыток; и действительно, беспристрастные наблюдатели приходят к выводу, что социальные издержки, связанные с отысканием уголовно-правовых "решений" в этих сферах, намного превосходят те социальные выгоды, которые можно получить таким путем.

Как философы-правоведы, так и социологи уже давно подчеркивают ограниченную эффективность тех норм уголовного права, которые не находят достаточного отражения в доминирующих в обществе социальных нормах. Видный английский философ Иеремия Бентам в одном из высказываний, сохраняющем свое значение и по сей день, сделал следующий вывод:

"Каковы шансы на успех... у того законодателя, который надеется изжить пьянство или блуд, грозя нарушителям судебным наказанием? Никакие чудовищные пытки, какие способен выдумать человек, не помогут ему справиться с этим; и прежде чем он добьется хоть какого-то ощутимого прогресса, наказания вызовут к жизни такую массу зла и несчастий, которая тысячекратно превзойдет любой вред от содеянного преступления" (J. Веntham. An Introduction to the Principles of Morals and Legislation. New York, 1948, p. 320.).

Примерно то же самое говорил в своем знаменитом эссе "Пределы эффективности судебного иска" американский юрист Роскоу Паунд (R. Pоund. The Limits of Effective Legal Action. - "International Journal of Ethics", № 27, 1917, January, p. 150-167.), а социолог Уильям Грэхэм Самнер выдвинул тезис о том, что mores (нравы) всегда предшествуют законам и превалируют над ними (W. Sumner. Folkways. New York, 1960.).

Тем не менее, как явствует из приведенных в начале главы слов Маннхейма, криминологи обычно видят лишь довольно узкую перспективу, в пределах которой они сосредоточивают внимание исключительно на индивидуальных причинах преступлений (и на индивидуальных методах исправления правонарушителя). Они не склонны задаваться вопросом, каким должно быть содержание норм уголовного права, а скорее принимают существующие законы в большей или меньшей степени как "должное". Однако не так давно в анализе этой проблемы выявилось два направления: одно - разработанное теоретиками-правоведами и составителями законопроектов, второе - представленное социологами и предполагающее более активное и пристальное изучение Основных положений уголовного права. Значительной йехой на этом пути (несмотря на то что основная аргументация накапливалась здесь постепенно в результате многих исследований, давно проведенных специалистами по уголовному праву) стал доклад, подготовленный в 1957 г. Британской правительственной комиссией по проблемам гомосексуализма и проституции, обычно называемой по имени ее председателя комиссией Уолфендена.

Наибольшие споры вызвало предложение комиссии не квалифицировать как уголовное преступление акты гомосексуализма, совершаемые взрослыми лицами в частной обстановке по взаимному согласию. (Это предложение впоследствии было принято парламентом, а Американский институт права разработал на его основе законопроект, включенный в "Примерный уголовный кодекс США", представленный на утверждение конгресса.) Но вероятно, еще более показательным, чем конкретные рекомендации, был общий подход комиссии Уолфендена к задачам уголовного права. Уголовные санкции, утверждалось в нем, должны служить поддержанию общественного порядка и благопристойности и защищать индивидов от оскорбительного или наносящего вред поведения других людей, от эксплуатации и коррупции; эти санкции должны гарантировать особую защиту тем лицам, для которых характерна повышенная уязвимость. Уголовное право не должно якобы вмешиваться в частную жизнь граждан; оно не должно выходить за пределы того, что необходимо для выполнения указанных задач. Действия, противоречащие только морали, говорилось в докладе, не являются достаточным основанием для применения уголовных санкций. "Если, конечно, общество не найдет нужным, действуя с помощью закона, уравнять сферу преступности со сферой греха, необходимо сохранить неприкосновенной область частной морали, каковая, прямо говоря, не является прерогативой права. Заявляя это, мы не намерены ни оправдывать, ни поощрять индивидуальную аморальность" (Committee on Homosexual Offences and Prostitution, Report, Home Office, Cmnd. 247. London, 1957, p. 9-10, 24.).

Резкую отповедь этому философскому подходу к уголовному праву дал английский юрист Патрик Дэвлин, утверждавший, что "уголовное право, в том виде, в каком мы его принимаем, основано на принципах морали. В отношении целого ряда преступлений его функция состоит лишь в том, чтобы утвердить тот или иной моральный принцип, и ни в чем больше". Согласно Дэвлину, "пресечение порока является в той же мере задачей Правосудия, как и пресечение подрывной деятельности; сейчас уже невозможно ни четко определить границы частной морали, ни установить рамки индивидуальной подрывной деятельности" (P. Devlin. The Enforcement of Morals. London, 1965. p. 7, 13-14. Это заявление Дэвлин сделал впервые, выступая с докладом в Британской академии в марте 1959 г.). Ведущий английский философ-правовед X. Харт, отвечая на аргументы Дэвлина, выступил в защиту содержавшейся в докладе комиссии Уолфендена концепции роли уголовного права; он обрушился на тех, кто добивается установления подобного контроля за поведением индивидов, и привел многочисленные аргументы оправдательного характера (как это было сделано и комиссией Уолфендена). Критикуя слишком явное стремление к правовому контролю за поведением людей, Харт выдвинул в качестве довода, поддерживающего точку зрения комиссии, основные принципы свободы личности.

"...Право на защиту от страданий, проистекающих от того, что поступки, совершаемые одними людьми, кажутся неправильными другим, не может быть дано никому из людей, признающих принципы личной свободы. Ибо нельзя утверждать, что принуждение можно использовать и для ограждения от вреда и для защиты от подобной формы страдания. Если некое страдание, вызванное только убежденностью в том, что поступки других неправильны, квалифицировать как вред, то следует определить как вредное и то страдание, которое проистекает из убежденности в том, что другие делают нечто, что вы не могли бы им позволить. Наказывать людей за то, что они причиняют кому-то подобное страдание, было бы равнозначно их наказанию лишь потому, что другие возражают против их действий. Тогда единственной свободой, которая могла бы сохраниться в условиях расширения этого утилитарного принципа, была бы свобода делать лишь то, против чего никто серьезно не возражает" (Н. Hart. Law, Liberty and Morality. Stanford, 1963, p. 46-47.).

Наряду с этим Харт поставил вопрос, помогает ли запрещение актов гомосексуализма, совершаемых по обоюдному согласию, избавиться от этого вида правонарушений и сохранить на высоком уровне общественную мораль? И подчеркнул, что подобное вмешательство в личную жизнь может вызвать у людей только глубокие страдания.

Эта дискуссия, которая носила преимущественно абстрактный философско-юридический характер, а также растущий интерес социологов к общественной реакции на девиантное поведение (кратко мы говорили об этом в главе 3) привлекли всеобщее внимание к содержанию уголовного права и его применению. Хотя социологам давно известен феномен "типичного отклонения от нормы" (R. Williams. American Society: A Sociological Interpretation. 2nd ed. New York, I960, Chap. 10.

) (под этим понимаются ситуации, в которых наблюдается достаточно репрезентативное отклонение от установленной нормы поведения, вызывающее своего рода институционализированную двойственную реакцию), они сейчас начинают пристальнее следить за социально-правовыми аспектами поведения, которое "граничит с областью, входящей в сферу уголовной юстиции" (F. Allen. The Borderland of Criminal Justice. Chicago, 1964. См. также: Н. Packer. The Limits of the Criminal Sanction. Stanford, 1968.), то есть за теми проблемами, которые еще несколько лет назад изучались только немногими специалистами по уголовному праву.

Как ученые, так и практики, представляющие такие области, как право, охрана порядка, медицина, социальное обеспечение и психиатрия, начинают громко возражать против установившейся в Америке тенденции объявлять все и вся преступлением. Попытки "решать" с помощью уголовного права такие проблемы, которые можно урегулировать путем неформального контроля, расширения общественных служб или с помощью медицины, часто вызывают тревогу и порождают новые социальные проблемы или серьезно осложняют старые. У исследователей появляется ощущение, что следовало бы по крайней мере некоторые из форм поведения, рассматриваемые нами сейчас как преступные, не считать таковыми. Они считают, что в определенных сферах человеческой жизни наилучшей политикой была бы большая терпимость к различным формам поведения, а не усиленное стремление контролировать их любыми средствами.