Обучение преступному поведению

Одной из центральных тем социологии преступности является трактовка преступного поведения как заучиваемого, усваиваемого от других. Конечно, такое обучение социолог понимает в очень широком смысле: он включает в него не только прямое наставление, но и длительное, подчас совсем незаметное влияние различных социальных процессов. Такому влиянию подвержен в значительной мере любой человек, поэтому нет никаких причин полагать, будто преступник является в этом отношении каким-то исключением.

Действительно, как отмечают социологи, само понятие индивидуального "я" имеет мало смысла в отрыве от незаметного и продолжительного взаимодействия с другими индивидами, начиная с раннего детства. Индивид ищет у других подсказку, признание, одобрение и поддержку, ожидает прямой или косвенной реакции, в соответствии с которой он мог бы изменить свое поведение и приблизиться к тому идеалу, который он хочет избрать для себя. Таким образом, индивидуальное поведение складывается под сильным влиянием как непосредственного взаимодействия в своей группе, так и под влиянием представителей других групп, на которых человек почти незаметно как бы проверяет себя, тем самым формируя свои воззрения и свой образ действий.

Эти скрытые влияния, обладающие кумулятивным действием и продолжающиеся в течение всей жизни индивида, в значительной мере определяют появление как законопослушных, так и противоправных форм поведения. Даже на первый взгляд внезапные и необъяснимые проявления насилия во взаимоотношениях людей обычно имеют свою "социальную историю", где отдельные элементы поведения и взаимоотношений преступника и жертвы позволяют понять смысл происшедшего. Когда индивид действует в составе группы (скажем, шайки малолетних преступников), встречные межличностные влияния проявляются очень четко. В то же время, если индивид в течение долгого времени в одиночку совершает преступления, он в значительной мере опирается на такие критерии и образцы поведения, которые существуют и даже считаются нормой в окружающей его социальной среде. Преступник-одиночка редко "изобретает" свое собственное преступление. Как правило, именно окружающая среда формирует его мировоззрение и предоставляет соответствующие возможности, а также технические средства и навыки, которые ему остается лишь усвоить.

Ныне покойный Эдвин X. Сазерленд, которого считают старейшиной американских криминологов, внес огромный вклад в наши представления о преступности как о форме заученного поведения. Сазерленд прекрасно понимал природу криминального поведения, и его глубоко огорчали попытки некоторых ученых объяснить любое проявление преступности воздействием особых факторов - таких, как нищета, низкие умственные способности или психические расстройства. Если мы действительно хотим сформулировать верную теорию причин преступлений, говорил он, мы должны искать более общие процессы, содействующие развитию самых различных форм преступности. Это стремление найти единое объяснение преступности пронизывает всю научную и творческую деятельность Сазерленда, которая была исключительно разносторонней, охватывала целый ряд важнейших сфер преступности и затрагивала крупные теоретические проблемы.

Одной из наиболее значительных работ Сазерленда было его исследование беловоротничковой преступност! (преступности чиновников и служащих) (Е. Sutherland, White-Collar Crime. New York, 1949, 1961.). Настойчиво отвергая тезис о том, что вся преступность имеет в своей основе такие условия, которые обычно рассматриваются как патологические (в психологическом или социальном плане), Сазерленд был убежден, что многие так называемые "респектабельные" граждане - представители высших слоев общества - в действительности весьма часто оказываются преступниками. Из-за неодинаковой реакции на преступность высших и низших классов у первых она по большей части остается вне поля зрения общества, но от этого не становится меньшей. Определяя преступления "белых воротничков" как "противоправные деяния, совершаемые уважаемыми и занимающими высокое социальное положение лицами при исполнении служебных обязанностей", Сазерленд утверждал, что финансовый ущерб, наносимый ими, "оказывается в несколько раз большим, чем урон, причиняемый всеми другими видами преступлений". Однако этот финансовый ущерб, несмотря на его порой исключительные размеры, еще не столь серьезен, как проистекающий от подобных правонарушений вред, наносимый социальным отношениям. Как отмечал Сазерленд, "преступления "белых воротничков" связаны с обманом доверия и потому ведут к появлению недоверия, а это снижает моральные ценности в обществе и способствует социальной дезорганизации" (Ibid., p. 13.).

Сазерленд привел документальные данные о наличии значительной беловоротничковой преступности; с этой целью он тщательно отобрал и проанализировал решения судебно-административных органов по делам 70 крупнейших корпораций обрабатывающей и добывающей промышленности и торговых фирм США. Он выявил 980 случаев незаконных действий корпораций; иными словами, на каждую корпорацию приходилось в среднем по 14 такого рода решений. Даже если не принимать во внимание административные решения и учитывать только решения судебных органов, то и тогда окажется, что 60% всех корпораций привлекалось к судебной ответственности и на каждую из них приходится по 4 таких решения. В этой связи Сазерленд иронически замечал, что в некоторых штатах преступники, имеющие 4 судимости, объявляются рецидивистами.

Наиболее серьезными преступлениями, приведенными в работе Сазерленда, были нарушения антитрестовского законодательства, незаконные сокращения производственных показателей, представление заниженных сведений о полученных прибылях, нарушения патентного права, торговой марки и авторских прав, неправильное рекламирование товаров, нечестные махинации в отношении профсоюзов, финансовые манипуляции (включая взяточничество, вымогательство при установлении зарплаты и привилегий, неправильное расходование фондов корпорации, несоблюдение правил техники безопасности), а также нарушения особых правил функционирования в военное время. Ясно, что эти преступления (большая их часть практикуется и сегодня) могут нанести почти неподдающийся подсчету экономический ущерб всему обществу или отдельным его секторам, а Также причинить огромный вред нашим моральным устоям. (В главе 5-й я намерен более подробно остановиться на проблеме беловоротничковой преступности.)

Некоторые криминологи задаются вопросом, верно ли, что преступления "белых воротничков" действительно являются преступлениями. Для таких критиков довольно снисходительное отношение публики к правонарушениям со стороны бизнесменов и тот факт, что эти последние часто не считают себя преступниками, оказываются достаточным аргументом, чтобы не относить их действия к разряду преступлений. Отвечая этим "критикам", Сазерленд указывал на то, что перечисленные акции связаны с нарушением действующих законоположений, определяющих их как социально вредные и предусматривающих определенные санкции за их совершение, а это два основных критерия для определения любого преступления. Как указывал Сазерленд, тот факт, что наказание здесь редко бывало строгим и что существовала тенденция обращаться больше к административным мерам, а не к уголовным санкциям, еще не признак того, что эти действия не были преступными. Напротив, это просто говорило о том, что закон сам проявляет известную степень дифференциации и снисходительно относится к подобной категории нарушителей именно потому, что они занимают высокое социальное положение.

С точки зрения теории криминологии вопрос о том, включать ли (и если да, то когда) подобное поведение в рубрику преступного, весьма не прост. Однако с социальной точки зрения эта проблема приобретает несколько иной характер. Для политика главным здесь, безусловно, является вопрос о том, следует ли считать противозаконные действия "белых воротничков" преступными и как строго такие действия должны наказываться. Ниже мы еще возвратимся к этому вопросу. Во всяком случае, исследования Сазерленда со всей ясностью показали, что не каждое преступление следует приписывать либо нищете, либо психическим заболеваниям. Он признавал, что при формулировании теории причин преступности необходимо принимать во внимание факт распространения нелегальной деятельности в определенных социальных кругах, а также общую точку зрения бизнесменов, согласно которой нарушение законодательства часто может быть оправдано и даже обосновано. Типы преступлений в каждом случае определяются коллективным восприятием ценностей, свойственным правонарушителям. Для общего понимания преступности необходима теория, которая помогла бы выявить, каким образом эти ценности и соответствующие им формы поведения ведут к индивидуальным преступлениям.

Сазерленд значительно расширил наши знания о преступности, опубликовав свою работу о профессиональном воровстве. Книга "Профессиональный вор", написанная на основе рассказов человека, занимавшегося воровством более 20 лет, дает ясное представление об этой профессии. Сазерленд издал ее в 1937 г., сопроводив своими комментариями ("The Professional Thief by a Professional Thief". Annotated and Interpreted by Edwin H. Sutherland. Chicago, 1937 (1956).).

Пытаясь создать единую теорию преступности, Сазерленд искал такое объяснение, которое перекрывало бы и феномен преступности среди "белых воротничков", профессиональное воровство и те виды преступности, которые легче всего связываются с криминогенными социальными условиями и психологическими факторами. Эти поиски закончились провозглашением принципа "дефференцированной связи". Чтобы показать, что общим для всех тех, кто становится на путь преступлений, является определенный процесс подготовки и обучения, этот принцип был сформулирован следующим образом: "Человек становится преступником, когда оценки, благоприятствующие правонарушению, превалируют над сценками, которые ему не благоприятствуют" (Об этом и об остальных элементах теории "дифференцированной связи" см.: Е. Sutherland and D. Сrеsseу. Op. cit. Ch. 4. Интересные материалы, касающиеся этого подхода, обобщены в работе: А. Коhen, A. Lindesmith, К. Sсhuess1er. The Sutherland Papers. Bloomington, 1956.).

Девиантное поведение, утверждал Сазерленд, усваивается при взаимодействии с другими лицами (особенно в группах, где взаимоотношения носят тесный личный характер). Процесс обучения включает усвоение как техники совершения преступления (она весьма неодинакова по степени сложности), так и более субъективных элементов - "движущих мотивов, наклонностей, рационального поведения и воззрений". Этот "мировоззренческий аспект" обучения преступников зависит в основном от того, как смотрят на законы те, кто обучает (или к кому обращаются за советом). В конечном счете определяющим моментом в том, станет человек преступником или нет, оказывается общий баланс оценок, благоприятствующих или неблагоприятствующих совершению преступления. Даже учитывая, что Сазерленд подчеркивал роль прямых контактов в небольших группах людей, из его теории отнюдь не вытекает, что человек, вступающий в связь с.преступниками, обязательно сам становится преступником. Главный акцент в ней сделан на содержание оценок и моделей поведения, которые воздействуют на человека, а не на то, с кем он вступает в общение. На большую часть индивидов в социально сложном обществе влияют и антикриминальные и прокриминальные оценки и модели поведения, и эти ассоциативные связи могут различаться по "частоте, продолжительности, приоритетам и интенсивности".

Хотя в своем подходе Сазерленд учитывал значение широких вариаций в уровнях преступности (о чем речь пойдет несколько ниже), в основе его теории "дифференцированной связи" лежит попытка показать, насколько сами процессы кумулятивного обучения являются определяющими в том, кто из индивидов окажется вовлеченным в преступность, а кто нет. Конечно, возможность совершения преступления всегда служит необходимым его условием, однако те, кому предоставляется такая возможность, относятся к этому поразному. Прошлый опыт индивида, особенно то незаметное влияние, под воздействием которого шло формирование его собственных "оценок", во многом определяет, как он проявит себя в ситуации, чреватой преступлением. В известных случаях такую же роль сыграют и личные качества, такие, как агрессивность; однако Сазерленд утверждал, что "дифференцированная связь" объясняет, почему некоторые агрессивные люди совершают преступления, тогда как другие их не совершают.

Среди криминологов постоянно идут споры о точном смысле этой теории, ее применении и месте в общей сеории криминологии. Некоторые ее критики спекулирует на том, что Сазерленд недаром использовал слово "связь" (ассоциация), и заявляют, что в определенных кругах преступлений такая связь между индивидом и новыми моделями преступного поведения ощущается тесьма слабо. Однако, как я уже упоминал, в этой теории прямые межличностные контакты между преступниками не являются главным моментом. Один социолог предложил вместо первоначальной формулировки Сазерленда ввести другую - "дифференцированная идентификация". Она имеет то достоинство, что расширяет трименение этой теории и охватывает такие едва уловимые пути воздействия, при которых влияние прокриминальных оценок и моделей поведения оказывается почти незаметным. Отмечалось, что Сазерленд фактически не объяснил, что же лежит в основе некоторых видов связи, к которым тяготеют отдельные индивиды. Это, конечно, снижает значение его теории. Но это еще не повод считать, что изложение им общего процесса обучения преступлению неверно. Применяя теорию "дифференцированной связи" при анализе различий в уровнях преступности, Сазерленд получал подтверждение своих поводов о факторах, определяющих связи индивида. Вероятно, наиболее серьезной является критика принцепов "дифференцированной связи", указывающая на исключительную сложность разработки исследователь эих методов и средств для ее практического применения. Способствующие и препятствующие преступлению оказываются трудноосязаемыми критериями, почти не поддающимися измерению (это происходит по внутреней части оттого, что они сильно различаются по итенсивности приоритетам и т. д.). Было предпринято несколько попыток разработать вопросник, который помог бы выявить такие связи, которые потом можно было бы соотнести с показателями причастности индивида к преступлению в целом результаты этих попыток как это подтвердили тезисы Сазерленда. Однако независимо от того, является эта теория полностью верной или

нет (и даже если она больше применима к преступлениям одних видов, а не других), "дифференцированная связь" остается принципиальной вехой в развитии перспективных социологических исследований преступности. К удовлетворению большинства криминологов, Сазерленд наглядно продемонстрировал, что единая теория преступности должна учитывать процессы обучения, поскольку преступлению, как он утверждал, обучаются так же, как и другим формам поведения. Различия сводятся лишь к содержанию усваиваемых моделей, а не характеризуют сами процессы.