Преступное общество?

Если мы не должны говорить об индивидах как о преступниках, то можем ли мы говорить о преступном обществе? Я полагаю - и это видно из самого названия книги,- что можем; я даже думаю, что мы должны это сделать. При этом я имею в виду совсем не то, что подразумевают так называемые алармисты или циники, также считающие американское общество преступным или больным. Напротив, важно с самого начала отмести как неверные некоторые распространенные утверждения о преступной сущности Америки, которые высказываются подобными лицами.

Например, иногда заявляют, что мы нация преступников, что американскому обществу серьезно угрожает беспрецедентная волна "беззакония", что мы переживаем опасный и непрекращающийся "рост преступности", который служит предвестником упадка цивилизации в. Соединенных Штатах, и требуют решительных действий для подавления преступности. Подобные заявления появляются, я думаю, неспроста: в них находят отражение довольно широко распространенные в публике мнения относительно природы преступности, и они, вероятно, несут в себе какую-то долю истины. Но какой бы ни была эта доля, подобные заявления главным образом свидетельствуют о неупорядоченности нашего мышления и об излишней эмоциональности, которая в целом характерна для таких рассуждений.

Хотя проведенные анализы и показывают, что многие граждане, соблюдающие законы, в тот или иной момент жизни совершают действия, за которые их вполне можно привлечь к уголовной ответственности, все же ничто не говорит о том, что мы превращаемся в нацию закоренелых уголовников. Точно так же, когда какие-то официальные представители заявляют, что в жизни современной Америки наблюдается тенденция к беззаконию, они очень часто не проясняют, а скорее затуманивают наше общее отношение к преступности. Применение термина "беззаконие" стало некой удобной формой несогласия с различными акциями, которые в принципе существенно отличаются друг от друга. Обычные уличные перебранки; акты гражданского неповиновения, выражающиеся в протестах против войны и мобилизации в армию; крупные гражданские беспорядки, охватившие многие американские города в последние годы; убийства видных политических деятелей, таких, как Джон Ф. Кеннеди, Мартин Лютер Кинг, Роберт Кеннеди; демонстрации студентов в университетских городках с требованиями провести реформу системы высшего образования; изменяющиеся формы сексуального поведения и' морали; даже решения Верховного суда, направленные на обеспечение процессуальных прав и гарантий подзащитным и подозреваемым,- все это сваливают в одну кучу, и создается впечатление, что, мол, все это знаменует собой начало падения авторитета законов в нашем обществе.

Подобные выводы весьма соблазнительны. Некоторые из перечисленных явлений, повидимому, связаны косвенным образом с общим настроем жизни в современной Америке, и каждое из них в отдельности вскрывает какую-то существенную черту этого общего настроя. Однако в высшей мере сомнительно, можно ли открыто утверждать, как это делал губернатор Калифорнии Рональд Риган после убийства сенатора Роберта Кеннеди, что подобный акт следует якобы объяснять растущей вседозволенностью, усиливающимся сознанием того, "что человек может сам выбирать себе законы, которым должно подчиняться, что, защищая свое дело, он может взять закон в собственные руки, что за преступлением не обязательно следует наказание" (См.: "The New York Times", 1968, June 6, p, 29.). Наше понимание проблем преступности в Америке вряд ли улучшится, если мы начнем прибегать к подобным бойким, но бездоказательным "объяснениям" многих страшных и противоречивых событий.

Исключительно сложными, как я надеюсь подробно показать в этой книге, оказываются и проблемы, связанные с определением масштабов преступности и развивающихся в ней тенденций. Еще с незапамятных времен во всех обществах находились люди, сокрушавшиеся по поводу опасного роста нарушений обычаев и законов. Как мы увидим, имеющиеся данные показывают, что в среднем преступность в Америке растет. По-видимому, большинство криминологов склонны полагать, что нынешний уровень преступности значительно превышает тот, который в современном западном индустриальном обществе считается "нормальным" или представляет собой не поддающийся сокращению минимум (в действительности же у нас нет никакого представления о том, как установить здесь научным способом некую норму). Однако подход, при котором на первом месте оказываются такие категории, как "волна" преступности и т. п., все же стирает важные различия между отдельными видами правонарушений, заставляет говорить о какой-то почти не поддающейся управлению тенденции и вызывает только эмоции вместо конструктивной и четко сформулированной политики. Слишком самоуверенные и лобовые заявления, вроде сделанного губернатором Риганом, как и обычные утверждения политических деятелей о том, что мы "не допустим" больше преступлений, лишь затуманивают проблемы, действительно стоящие на повестке дня. Преступность в Америке отнюдь не является следствием снисходительного отношения правительства. Громкие проповеди о людях, нарушающих закон (об этом всегда говорят абстрактно), только отвлекают нас от рассмотрения реальных источников и причин, порождающих преступность.

Другим популярным тезисом о преступности нашего общества служит утверждение, что каждый из нас должен признать часть своей вины за такие проявления насилия, как упомянутые политические убийства. Характеризуя наше общество как преступное, я ни в коей мере не хочу оправдывать, однако, тот распространенный вид социального мазохизма, который, как кажется, обуял сейчас многих американцев и особенно сильно затронул информированных белых представителей среднего класса. Эти люди весьма охотно выступают с публичными заявлениями, в которых называют себя плохими членами общества. Но какие бы формы все это ни принимало - патетического ли заламывания рук или тяжких раздумий в одиночку над нашим бедственным положением, чувство "коллективной вины" никуда нас не приведет. Хорошо сказал по этому поводу Джон Кеннет Гэлбрейт в речи на открытии Университета Тафта: "Я думаю иногда, что беспредметная самокритика в наши дни представляет собой гораздо большую опасность, чем насилие. Лучшего способа отгородиться от реальности не существует" (J. Galbraith. Escape and the Answer to Violence. Medford, 1968, June 9.).

Иногда говорят, что для разрешения проблемы преступности в Америке мы должны совершенствовать наши способности идентифицировать и эффективно контролировать все увеличивающееся среди нас число индивидов, нарушающих законы. Оставив на время в стороне ходячее утверждение о том, что часть населения, совершающая правонарушения, быстро увеличивается, подумаем о том, можно ли вообще решить проблему преступности в нашем обществе только путем выявления преступников и пресечения их деяний? Я уже отмечал, что наша склонность подчеркивать пресловутые различия между "преступниками" и "нормальными людьми" ничего не дает. Эта тема будет проходить красной нитью по всей книге. Когда в результате медицинских анализов у подследственных по широко освещавшимся прессой процессам об убийствах в каждом случае были установлены генетические отклонения (присутствие лишней хромосомы "у"), которые отдельными специалистами связываются с наличием исключительно агрессивных наклонностей, газета "Нью-Йорк тайме" поместила на первой полосе статью, озаглавленную "Связь генетических аномалий с преступностью" ("New York Times", 1968, April 21, p. 1.). Заметьте, что ссылка была на преступность в целом, а не на предрасположенность к преступлениям, связанным с насилием (или, как было бы еще правильнее, с особыми разновидностями убийств). Даже делая скидку на случайности, с которыми часто сопряжен выбор заголовков к газетным статьям, нельзя не видеть здесь сознательную или бессознательную апелляцию к публике, желающей иметь какое-то научно обоснованное объяснение проблем преступности. Разумеется, вполне возможно, что систематическими и длительными изысканиями будет установлено, что некоторые наиболее жестокие преступления в какой-то мере обусловлены генетически. Однако, как мы увидим, наши сегодняшние знания о природе преступлений, связанных с насилием, указывают на неадекватность подобного объяснения. Принимая во внимание социальные и ситуационные характеристики большей части насильственных акций в Америке, можно сказать, что такие "внутренние" факторы, вероятно, играют роль лишь в весьма ограниченном числе случаев. И уж конечно, распространение подобного объяснения на всю преступность в целом совершенно необоснованно.

Наше сокровенное желание изолировать элементы, беспокоящие общество, нашло свое выражение в создании заведений для престарелых, а во время войны - лагерей для интернированных политических противников; оно отразилось в предложениях об организации специальных центров для изоляции наркоманов и создании широкой системы учреждений для людей с психическими расстройствами; в этой же связи серьезное значение придавалось и лишению свободы как средству расправы с лицами, нарушающими уголовное законодательство. Оптимистическая вера американцев во всемогущество "экспертов" постоянно укрепляет нашу надежду на изобретение каких-то научных методов, с помощью которых можно будет "ликвидировать" выявленные социальные недостатки. В настоящее время в качестве наиболее действенных и "прогрессистских" методов, позволяющих добиваться этого, повсеместно признаются изыскания в области психиатрии и психологии.

Однако нам следует все же воздержаться от психиатрической ориентации как действенной альтернативы, цель которой - серьезная социальная реконструкция. Весьма зловещим симптомом того, куда нас может завести научный "прогрессизм", является готовность многих американцев соглашаться с попытками выявлять "предрасположенных к преступности" детей и соотетственно обращаться с ними уже в первые годы обучения в школе на том основании, что согласно некой статистической вероятности они в последующем обязательно станут преступниками. Как я надеюсь показать, психиатрический подход, безусловно, поможет нам в значительной мере понять некоторых уголовных преступников и найти способы обращения с ними. Но как свидетельствуют приводимые ниже факты, общая картина нашей преступности отражает такие условия, которые требуют коллективных социальных решений. Поэтому не индивидуальные консультации, а широкие социальные реформы должны превалировать в наших программах по сокращению преступности.