Общественная изоляция преступности

Некоторые из приведенных ниже замечаний будут касаться момента, который я считаю наиболее серьезным в недооценке существа преступности, а именно: тенденции рассматривать ее как враждебный обществу, асоциальный феномен. Мы упорно продолжаем думать, что преступность - это нечто существующее вне организованного общества, некое деяние, направленное против общества извне, что преступники - враги общества, находящиеся за его рамками, а само общество пребывает в состоянии "войны с преступностью".

Это ведет к попыткам изолироваться от проблем преступности, игнорировать их тесную связь с социальными условиями в нашем обществе, где тем не менее рождаются и преступники и конформисты. Конечно, вовсе не нужно и нежелательно зачислять преступников в разряд добропорядочных граждан. Но недобропорядочное поведение от этого не перестанет быть фактом социальной жизни. Оно частично отражает нашу социальную систему и не может быть вынесено за скобки как проявление деятельности "внешних сил" или отнесено к числу таких элементов, которые можно рассматривать вне нормативной жизни общества.

Полная неприемлемость такого подхода становится очевидной, как только мы задумываемся о том, что означает термин "преступление". Преступлением называется такое деяние, которое ведет к нарушению уголовного права (Среди социологов-криминологов идет дискуссия о том, следует ли рассматривать все деяния, которые технически можно отнести к нарушающим уголовное право, как преступления, невзирая на то, считают ли сами индивиды, совершающие их, или общество в целом подобные действия преступными. По мнению социологов, преступлениями являются только деяния, нарушающие уголовное право. Об этой дискуссии см.: Е. Sutherland and D. Cressey. Op. cit., p. 19-20.). Как таковые, категории преступного поведения не являются строго фиксированными, неизменными. Напротив, они могут сильно меняться с течением времени и в зависимости от места, где обнаруживаются. Ясно, что не все эти категории носят спорный характер. 4 Практически любое современное общество имеет систему уголовных законов, которые предусматривают определенную часть основных преступлений, таких, как убийство, кровосмешение, тяжкие оскорбления личности и серьезные нарушения права собственности. Однако даже в этих категориях нет полного единообразия в определении преступлений, смягчающих вину обстоятельств, степени официальной реакции на преступления и т. д. Достаточно указать, например, что в капиталистических странах преступления против частной собственности рассматриваются как наиболее тяжкие, тогда как в социалистических более серьезными оказываются преступления против государственной собственности.

Естественно, что в отношении этих основных видов преступлений различия в подходе между странами оказываются наименьшими, в то время как с удалением к периферийным областям преступности эти различия возрастают. В таких сферах, как половые отношения, политическая благонадежность или коммерческая честность, нередко встречаются преступления, которые "существуют" в одних и "не существуют" в других странах. Это означает, что в указанных случаях неодинаковыми оказываются социально закрепленные или официально провозглашенные взгляды на эти сферы поведения. В той же мере, в какой модели конформистского или девиантного поведения отражают элементы общественной структуры и культуры, в них самих отражена и реакция общества на это поведение. Запутанность дефиниций преступного поведения в Соединенных Штатах объясняется особенностями нашей федеральной системы. У нас существует не одна, а пятьдесят одна юрисдикция (по числу штатов плюс федеральная), каждая из которых располагает собственным уголовным кодексом.

Нам известны и такие случаи, когда в некоторых юрисдикциях одно деяние признается в данном году правонарушением, а на следующий год оно может таковым не считаться. Вероятно, наиболее ярким примером в этом смысле был сухой закон. Однако и в последние годы мы нередко становились свидетелями пересмотра определенных уголовно наказуемых деяний в законодательстве отдельных штатов и в федеральном уголовном кодексе. Похоже, что развивается тенденция к "отмене" некоторых "пограничных" правонарушений в случаях, когда отклонения в поведении касаются только индивидуальной морали. В то же время быстрое развитие индустриального общества серьезно усиливает рост различных преступлений, связанных с нарушением каких-то "установочных положений".

Некоторые из этих случаев могут показаться вполне очевидными. Тем не менее, если мы хотим подойти к нашей теме с полной ясностью и непредвзято, очень важно, чтобы наше понимание преступности шло именно по этому руслу. Например, если мы признаем, что преступность целиком определяется нормами уголовного права и что дух и букву законов можно менять, мы совершенно отчетливо увидим, что никакое объяснение преступности, ограниченное мотивами и поведением отдельных преступников, не будет исчерпывающим. Более того, признав этот важнейший правовой аспект преступности, мы поймем, что утверждение, будто "главным источником преступности является само право", вовсе не выглядит софизмом. Мы по крайней мере должны признать, что, определяя содержание уголовного права, мы тем самым в известной степени влияем на природу и масштабы преступности. Разумеется, наш отказ рассматривать какое-то противоправное действие как преступное еще не значит, что оно таковым не является; В то же время последствия квалификации определенного деяния в качестве уголовного преступления могут оказаться весьма далеко идущими, а это не всегда желательно с социальной точки зрения. В главе 6 настоящей книги я остановлюсь на некоторых обстоятельствах, при которых подобная "криминализация девиантного поведения" может принести гораздо больше вреда, чем пользы.

Следует согласиться, что пределы безопасного манипулирования условиями, порождающими преступность, путем внесения изменений в уголовное законодательство довольно ограничены. Когда совершаются тяжкие преступления, какие-либо модификации правового положения субъекта в большинстве случаев не решают проблему. Чтобы успешно бороться с ними, мы должны, как я уже подчеркивал, направлять наши усилия против их главных социальных источников. И здесь опять-таки правовой подход поможет нам верно ориентировать наши усилия, учитывая тот факт, что нельзя основываться на убеждении, будто преступник находится "где-то там", то есть за пределами общества. Ведь преступники - это те же граждане, члены нашего общества, но занимающиеся деяниями, которые публично и официально признаны как неправомерные. (Мы должны также помнить, что по нашей системе правосудия объявить какое-то конкретное лицо преступником можно только после суда над ним и по вынесении приговора, обвиняющего его в совершении уголовно наказуемого деяния. Это в свою очередь требует, чтобы данному лицу были предъявлены достаточные улики в совершении именно этого акта и чтобы оно признало себя "уголовно ответственным" за свое поведение без какого-либо принуждения и т. д.) В действительности же мы в большей или меньшей степени забываем о процессуальных тонкостях и относимся к какому-нибудь Джону Доу сегодня просто как к человеку (отцу семейства, заводскому рабочему, ревностному прихожанину), тогда как завтра (после того как он будет осужден за преступление или даже только обвинен в нем) он становится для нас только преступником, "убийцей" или "насильником".

Я бы сказал, что, слишком вольно используя ставший обычным термин "преступник", мы исключительно мало помогаем делу. Обывательское отношение к преступникам только закрепляет укоренившееся в народе представление о том, что преступник не такой, как все, что он стоит вне общества. Это представление, как я говорил и буду повторять еще не раз, совершенно ничем не обосновано в свете нынешних научных знаний о природе преступного поведения. Было бы, вероятно, куда полезнее заменить понятие "преступник" более верными терминами, скажем, такими, как "осужденный", подзащитный" или "подозреваемый". Но важнее всего то, что мы еще очень мало задумываемся над тем, почему люди становятся на путь преступлений, и гораздо больше тратим времени на выяснение того, почему некоторые формы преступного поведения превалируют в нашем обществе.