А. Ф. Кони и М. Г. Савина

В артистическом мире Анатолий Федорович Кони был таким же признанным авторитетом, как и в литературной среде. В петербургской драме и опере# в Художественном и Малом театрах Москвы он всегда был желанным гостем. К его голосу прислушивались, дорожили его мнением. Он был в дружественных отношениях с К. С. Станиславским, Вл. И. Немировичем-Данченко, М. Н. Ермоловой, А. И. Сумбатовым-Южиным и многими другими деятелями русского театра. По рекомендации Кони Станиславский был избран почетным академиком по разряду изящной словесности. Когда прокатилась волна нападок на первые постановки пьесы А. П. Чехова "Чайка" в Александрийском театре в 1896 г., Анатолий Федорович, побывав на спектакле, решительно выступил в защиту этой пьесы. Он писал А. П. Чехову: ""Чайка" - произведение, выходящее из ряду по своему замыслу, по новизне мысли, по вдумчивой наблюдательности над житейскими положениями. Это сама жизнь на сцене, с ее трагическими союзами, красноречивым бездушием и молчаливыми страданиями..."^*. Письмо Кони обрадовало Чехова. Он говорил, что оно на него подействовало самым решительным образом и что он верит Кони "больше, чем всем критикам, взятым вместе"^**. Известный артист А. Е. Молчанов называл Кони "красой и гордостью нашей"^***.

^* (Кони А. Ф. Собр. соч., т. 8, с. 136. )

^** (Чехов А. П. Поли. собр. соч. и писем М.: Гослитиздат, 1949, т. 16, с. 388. )

^*** ( См.: ЦГИА, ф. 678, он. 1, д. 64, л. д. 1-2. )

Особенно теплые, дружественные отношения сложились у Анатолия Федоровича Кони с великой русской актрисой Марией Гавриловной Савиной (1854- 1915 гг.) - гордостью русской сцены. Как актриса она шла по стопам таких выдающихся представителей русского театра, как Щепкин, Мартынов. Одной из ее наставниц была мать Кони И. С. Сандунова-Кони М. Г. Савина пользовалась всеобщим признанием любовью и уважением широкой публики. И. С. Тургенев говорил, что это полная неотразимых черт женщина и замечательная артистка. И. А. Гончаров называл ее "нежным ангелом-утешителем и великой актрисой". Л. Н. Толстой признавался своим домашним: "Она прелестна! Вся насквозь умница". А. П. Чехов, узнав о согласии М. Г. Савиной играть роль Саши в его пьесе "Иванов", "подгонял под нее эту роль". Это была женщина блестящего таланта, острого и глубокого ума, редкого трудолюбия. Около 40 лет царила она на Петербургской сцепе, поступив в Александрийский театр в 1874 г. после пятилетнего дебюта на калужской сцене.

А. Ф. Кони познакомился с М. Г. Савиной вскоре после его переезда в Петербург. С этого времени между ними установились теплые, дружеские отношения, длившиеся до конца жизни Марии Гавриловны. А. Ф. Кони и М. Г. Савина были людьми одной эпохи, они разделяли одни и те же взгляды на жизнь, литературу, искусство и поэтому были так близки и понятны друг другу. Кони не пропускал ни одного спектакля с участием Савиной и своими дружескими советами содействовал высокому художественному развитию ее таланта. Он внимательно следил за тем, что читала актриса, рекомендовал ей наиболее интересные произведения классиков, дарил свои книги, которые она с увлечением читала. Вышедший' в свет в 1913 г. второй том своей книги "На жизненном пути" он подарил Савиной, сопроводив таким автографом: "Мария Гавриловна Савина на моем "жизненном пути" была одною из самых ярких и незабвенных "житейских встреч", доказывающих справедливость слов поэта о том, что "два блага вечны на земле: природа и искусство"^*.

^* (См.: М. Сапипя и А. Кони: Переписка. 1883-1915. Л.; М, 1938. с. 112. )

В Савиной Анатолий Федорович видел обладательницу ума топкого и проницательного, способного благодаря широкому развитию на почве неустанного самообразования все понимать и перерабатывать, обладательницу образного, красочного и точного слова для выражения изящной в своем художественном обличий мысли, не лишенной по временам иронии и затаенной насмешки. "Все это,- писал А. Ф. Кони,- в соединении с пленительной внешностью и в особенности с удивительными по живости выражения, блеску и внутреннему огню глазами Савиной заставляло крайне дорожить беседой с нею и пребыванием в одном с нею обществе, которое она своим присутствием всегда умела оживлять и поднимать от часто пошлой обыденности в область искусства и общих вопросов. К последним она относилась очень отзывчиво и была в этом отношении выдающимся деятелем в области общественной благотворительности. Охотно и широко расходуя свое слабое здоровье и жертвуя скудными часами необходимого отдыха, она постоянно участвовала в разпых благотворительных чтениях и концертах, устраивала спектакли в пользу больных артистов или семей умерших, стучалась в двери влиятельных лиц с просьбами об облегчении участи тех, кого сбили с пути несчастно сложившиеся условия жизни"^*. В благотворительной деятельности, так же как и на сцене, для нее не было предела. При ее самом непосредственном участии были устроены приют для престарелых артистов в Петербурге и приют для детей артистов.

^* (Кони А. Ф. Собр. соч.. г. 6, с. 352. )

М. Г. Савина увлекалась произведениями И. С. Тургенева; с самим писателем ее связывала необыкновенная тонкость чувства, страстная любовь к природе, которую так прекрасно воспевал Тургенев. Она играла роли в его пьесах "Месяц в деревне" и "Дворянское гнездо". Их личное знакомство состоялось в Петербурге в марте 1879 г. за три дня до представления первого спектакля "Месяц в деревне" в Александрийском театре. Иван Сергеевич присутствовал на этом спектакле и остался в восторге от игры Марии Гавриловны. Между ними установились удивительно светлые, радужные отношения. Вскоре на вечере в пользу "литературного фонда" Тургенев и Савина читали диалог графа Любина и Дарьи виновны Ступендьевой из его комедии "Провинциалка". На этом вечере присутствовал Достоевский, который сказал Савиной: "У Вас каждое слово отточено, как из слоновой кости... а старичок-то пришепетывает",- добавил он не без яду^*. (М. Г. Савиной было тогда 25 лет, а И. С. Тургеневу - 61 год).

^* (Там же, с. 372. )

После смерти Тургенева и Савиной А. Ф. Кони способствовал изданию их переписки, которая вышла в свет под его редакцией и с его вступительной статьей. Он исходил из того, что "чрезвычайно ценна и интересна сюжет быть переписка двух лиц между собою"^*. Не менее интересна переписка А. Ф. Кони и М. Г. Савиной, которая может служить прекрасной характеристикой этих современников - выдающихся деятелей русской культуры.

^* (Там же, с. 354. )

8 сентября 1915 г. М. Г. Савина скончалась. Ф. Кони принял это известие с глубокой скорбью. ..Скончалась Мария Гавриловна Савина,- писал он.- Для тех, кто имел счастливую возможность слышать и созерцать ее игру, любоваться тонкими и нежными оттенками ее исполнения и уносить благодаря ей в душе своей яркий и иногда вполне самобытный созданный ею образ,- ее кончина была огромным лишением в области нравственного и эстетического наслаждения, доставляемого театром"^*. Далее шел такой вывод: "Савиной чудилось и виделось давно минувшее время в тех героях, которых она играла на сцене, со всеми своими особенностями, а также необычное по вдумчивости понимание характерных свойств настоящего, не только не испытанного, но и не виданного ею. Какой бы женский образ она ни создавала, зрителя всегда поражала бытовая или историческая жизненность последнего. Ему приходилось невольно преклониться перед умом, знанием и талантом артистки...". Воссоздав образ М. Г. Савиной, Анатолий Федорович Кони оставил потомкам подробную и прекрасную характеристику великой артистки земли русской.

^* (Там же, с. 351. )

В письмах А. Ф. Кони к М. Г. Савиной содержалось немало советов, наставлений и предостережений в ее артистическом труде. Обстановка в императорском театре оставляла желать лучшего. В одном из писем к А. Ф. Кони М. Г. Савина писала: "У нас искусства нет. Есть большие жалования, мелкие самолюбия и интриги самого жуткого толка"^*. Личная жизнь артистки была нелегкой. Когда в 1882 г. Савина вышла замуж, ее муж настоятельно потребовал, чтобы она ушла из театра. Анатолий Федорович поддержал актрису в это сложное для нее время: "Савина не есть только имя личное, это имя собирательное, представляющее собою соединение лучших традиций, приемов и преданий с талантом и умом. Вы сами по себе - школа - и должны, как солдат, стоять на бреши, пробитой в искусстве нелепыми представителями нелепого барона"^** (имелся в виду барон Кистер, заведовавший императорскими театрами).

^* (М. Савина и А. Кони, с. 16.)

^** (Кони А. Ф. Собр. соч., т. 8, с. 70. )

Савину и Кони сближало также их большое уважение к И. С. Тургеневу, и любовь к нему и его творчеству. Когда 22 августа 1883 г. Тургенев скончался, Савина и Кони тяжело переживали эту утрату. В дни траура Кони написал Марии Гавриловне большое письмо: "Когда умирает Тот, кто нам дорог, кто будил в нас лучшие стороны души, кто освещал и освящал для нас многое в жизни, мысль невольно обращается к тем, кто был ему дорог в свою очередь, кого он любил, кто его утешал, а подчас вдохновлял. И эти живые свидетели его чувств, его мысли становятся особенно симпатичны, особенно любезны сердцу, только что перенесшему утрату... Вы поймете поэтому, почему мне хочется писать к Савиной, когда душа угнетена мыслью о том, что Тургенева нет! Какое жгучее слово: нет! Смешно говорить, что его нет как писателя, как художника. Он завершил свою деятельность, он вылил себя из бронзы - ив этом смысле он бессмертен до тех пор, пока живет русский народ, пока существует европейская культура"^*. В свою очередь Савина писала Кони: "Не на радость вернулась я в Петербург, Анатолий Федорович. "Этого давно ждали", говорят кругом. И я ждала и тем не менее не верю, не хочу, не могу верить. Мне почему-то казалось, что он приедет умереть, именно умереть, домой (Тургенев умер во Франции.- В. С), что я увижу его еще раз и непременно в Спасском, в его любимом Спасском... Я так надеялась, я так была уверена в этом. С Вами первым я говорю о нем, Вы поняли, Вы вспомнили обо мне, Вы все поймете. Я даже не благодарю за Ваше письмо - я ничего не могу теперь. Я не плачу, я ничем не умею выразить своего горя... Мне кажется, что я ослепла наполовину или сплю летаргическим сном: слышу, чувствую и не могу крикнуть. Всю ночь сегодня я перечитывала дорогие письма - четыре последние года его жизни. Неужели когда-либо это мое богатство попадет в чужие руки? Сейчас еду на панихиду: я буду молиться тому, в кого он не верил... Я даже не могу себе представить - о чем я буду молиться сейчас"^**.

^* (Там же, с. 69. )

^** (М. Савина и А. Кони, с. 26-27.)

Первые варианты своих сочинений о Л. Н. Толстом и И. С. Тургеневе Анатолий Федорович давал на прочтение Марии Гавриловне. Так, по поводу корректуры статьи "Л. Н. Толстой" Савина писала в 1908 г.: "Кто же может написать лучше?"^*. Уже будучи известной актрисой, Савина посещала публичные лекции Анатолия Федоровича и после каждой лекции дарила ему цветы. Она любила часто говорить: "Мой университет - мои друзья", и, конечно, в этом необычайном университете был такой высокоталантливый профессор, как А. Ф. Кони.

^* ( Там же, с. 82. )

В письмах Анатолия Федоровича к Марии Гавриловне, написанных им во время лечения за границей, часто звучала тоска по родине. Из Киссингена 29 июля 1885 г. он писал: "После Вашего описания настоящей, живой русской жизни водяная и водянистая немецкая жизнь не может показаться интересною. Да она Вам ведь и известна в общих чертах. Несколько толстых дам, лечащихся от "нечего делать", вроде московской миллионерши Ермаковой, князь А. И. Урусов, пустой в серьезном и серьезный в пустом, два-три желчных губернатора - и Ваш покорнейший слуга "бледный и нервный", вот и все общество русских на этих водах, под дождливым небом и среди совершенно особенной баварской скуки". И далее: "...Я, вероятно, в последний раз за границей. Год от году она мне становится тошней с ее, как выражается Щедрин,- "проплеванным комфортом". Все это "чужое", не свое - больше не интересует и не привлекает, все оно изведано и чуждо, главное, чуждо. Родина имеет притягательную силу. Многое в ней плохо, неустроенно, безалаберно, но надо всем этим чувствуется живая струя понятной нам жизни. В старые годы я говаривал на вопрос, "не чувствую ли я за границею тоски по родине", что "тоску по родине" я чувствую обыкновенно "на родине",- но теперь я этого не скажу. Я чувствую настоящую тоску по родине и притом в самой чистой ее форме. Меня не личные отношения тянут к Руси - не семья, не собственность, не привязанность, не служение искусству,- нет, просто тянет страна"^*.

^* (Там же, с. 49-50. )

В очерке "Савина и Тургенев"^* А. Ф. Кони со всей силой таланта художника-портретиста показывает, как их знакомство переросло в дружбу. Их письма и свидания вышли за рамки простой нежности и приняли задушевный характер, стали привязанностью Тургенева к Савиной. Это было время в жизни Тургенева, когда он принял решение никогда больше не брать в руки писательское перо. Встреча с Савиной воодушевила и увлекла его: "О Вас я думаю часто... Долго и нежно целую Ваши руки. Я люблю Вас", "Я Вас очень люблю - гораздо больше, чем бы следовало, но я в этом не виноват". Вскоре Савина на несколько дней приезжает в имение Тургенева Спасское. Это было в июле 1881 г. Здесь Тургенев читает своим гостям "Песнь торжествующей любви" еще в рукописи. Тургеневу шел тогда 63-й год. Все содержание очерка "Савина и Тургенев" проникнуто самыми лучшими чувствами автора к этим двум выдающимся деятелям русской культуры, оставившим после себя след на века.

^* (Кони А. Ф. Собр. соч., т. 6, с. 351-384. )

Такие очерки Кони, как "Тургенев", "Памяти Тургенева", "Похороны Тургенева", "Память Д. В. Григоровича", "А. Ф. Писемский", "А. Н. Островский", "Воспоминания о Чехове", "А. Н. Апухтин", "В. В. Стасов", "Владимир Сергеевич Соловьев", "Памяти Н. А. Котляревского", "Пирогов и школа жизни", "Вестник Европы", и целый ряд других являются высокохудожественной и неотъемлемой частью литературного наследия А. Ф. Кони.