А. Ф. Кони и Судебная реформа 1864 г.

Выход А. Ф. Кони на общественную арену совпал с тем временем, когда в стране появились проблески какого-то обновления, начали осуществляться вскоре затем угасшие некоторые либеральные идеи первых лет царствования Александра II. Увлеченный идеей оздоровления всех сфер общественной жизни, А. Ф. Кони, не колеблясь, отказался от профессорской карьеры в университете, предпочтя ей роль судебного деятеля. Попытке осуществления на практике идей судебной реформы он отдал всю свою жизнь.

Судебная реформа 1864 г. явилась составной частью так называемых реформ 60-х годов, которые были метко охарактеризованы В. И. Лениным: "Если бросить общий взгляд на изменение всего уклада российского государства в 1861 году, то необходимо признать, что это изменение было шагом по пути превращения феодальной монархии в буржуазную монархию. Это верно не только с экономической, но и с политической точки зрения. Достаточно вспомнить характер реформы в области суда, управления, местного самоуправления и т. п. реформ, последовавших за крестьянской реформой 1861 года,- чтобы убедиться в правильности этого положения"^*.

^* (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 20, с. 165-166. )

Судебная реформа была "наиболее последовательной из реформ всех годов: прежний, чисто сословный, закрытый, чиновничий суд она заменила судом присяжных, основанным на принципе гласности. Но и новая организация суда несла на себе печать сословности. Для крестьянства сохранили особый суд и его крепостной атрибут - телесные наказания. Из ведения суда присяжных с самого начала были исключены "государственные преступления", к которым законодатели предусмотрительно отнесли распространение политических и социальных теорий, направленных против существующего "порядка""^*.

^* (История Коммунистической партии Советского Союза. М.: Политиздат, 1964, т. 1, с. 8. )

Реформа 1864 г. была связана с отменой крепостного права и готовилась длительное время. К участию в разработке проекта было привлечено немало людей, предстоявшая реформа горячо обсуждалась в кругах русской интеллигенции. Под воздействием реформы студент Анатолий Кони сменил математический факультет на юридический. Позднее он оказался в числе тех, кто принимал непосредственное участие в проведении реформы в жизнь в Москве, Харькове, Казани и Петербурге.

Указом от 20 ноября 1864 г. были объявлены Судебные уставы, которые вводили новые, буржуазные принципы судоустройства и судопроизводства. Судебные уставы состояли из четырех законов: Учреждения судебных установлений, Устава уголовного судопроизводства, Устава гражданского судопроизводства и Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями. Судебная реформа 1864 г., по существу, воспроизводила те основные требования, которые, как писал Ф. Энгельс, буржуазия предъявляет к суду: "Буржуа нуждаются для процессов, касающихся собственности, по крайней мере, в такой гарантии, как гласность, а для уголовных процессов, кроме того, еще и в суде присяжных, в постоянном контроле над юстицией со стороны представителей буржуа"^*.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 4, с. 58. )

Судебные уставы декларировали несменяемость судей и независимость их от администрации, выборность суда, гласность и публичность его заседаний, состязательный процесс, институты адвокатуры, присяжных заседателей, нотариата и т. д. В Указе от 20 ноября 1864 г. говорилось, что судебная реформа имеет своей задачей водворить в России суд скорый, правый, милостивый, равный для всех подданных, возвысить судебную власть, дать ей надлежащую самостоятельность и утвердить в народе уважение к закону.

Характеризуя порядок судопроизводства, введенный Судебными уставами 1864 г., его составители подчеркивали, что цель уголовного судопроизводства - обнаружение материальной истины. Вследствие этого вопрос о том, что лежит в основе определения достоверности доказательств в уголовных делах, т. е. о силе доказательств, на которых судьи должны основывать приговор о виновности или невиновности подсудимого, имеет первостепенную важность. В объяснительной записке к Судебным уставам говорилось, что от решения вопроса о том, как определяется сила доказательств, зависят и основные формы судопроизводства и само устройство суда. Далее указывалось, что теория доказательств, основанная единственно на их формальности, отменяется, а помещаемые в Уставе уголовного судопроизводства правила о силе судебных доказательств должны служить только руководством при определении виновности подсудимых по внутреннему убеждению судей, основанному на совокупности обстоятельств, обнаруженных при производстве следствия и суда.

Такова была декларативная суть Судебных уставов 1864 г. Однако конкретные нормы закона, регулировавшие порядок судопроизводства и определявшие условия постановления судебного решения, не содержали гарантий установления истины.

Теория свободной оценки доказательств была приспособлена главным образом к деятельности суда присяжных, а ее сущность выражена в правилах, определявших исследование доказательств и вынесение судебного решения в этом суде. Правила свободной оценки доказательств должны были создавать иллюзию беспристрастности судей, убеждение которых формируется якобы исключительно под влиянием тех впечатлений, которые присяжные получают в ходе судебного разбирательства. Подчеркивая, что основным критерием в решении вопроса о виновности или невиновности лица является совесть присяжных, закон запрещал ставить их в известность, в том числе и в напутственном слове председателя, о грозящем подсудимому наказании в случае признания его виновным, а в совещательной комнате присяжным запрещалось обращаться к тексту уголовного закона. Только высказывание убеждения о фактах, основанных на впечатлении, полученном в суде, без всякой мысли о том, что грозит обвиняемому, признанному виновным, должно было составлять смысл деятельности присяжных.

Закон, ограждая таким образом "совесть присяжных", устанавливал, что перед удалением их в совещательную комнату председатель произносит напутственное слово, в котором излагает обстоятельства дела, доказательства, собранные по делу. По существу, напутственное слово выражало отношение председательствующего к делу и рассмотренным доказательствам. Это резюме председательствующего, как правило квалифицированного юриста, не могло не отражать его субъективного отношения к собранным по делу доказательствам и оказывало определенное влияние на убеждение присяжных.

Действительный характер, направление и содержание Деятельности суда обусловливались тем, что суд был органом буржуазного государства. Это определяло как классовый состав судей и присяжных заседателей, так и их буржуазное мировоззрение и правосознание.

Разоблачая формальный, лицемерный и фальшивый характер буржуазной демократии и декларируемых ею свобод и прав личности, В. И. Ленин писал: "В обществе, основанном на власти денег, в обществе, где нищенствуют массы трудящихся и тунеядствуют горстки богачей, не может быть "свободы" реальной и действительной"^*.

^* (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 12, с. 103. )

В. И. Ленин гневно разоблачал буржуазный суд как активного защитника интересов эксплуататоров. Анализируя отдельные формы и институты буржуазного уголовного процесса, он показал, что в этом суде обвиняемый лишен необходимых гарантий для защиты своих прав и интересов, для доказывания своей невиновности.

В. И. Ленин показал, что в условиях буржуазного государства суд присяжных действительно имел определенные преимущества по сравнению с судом сословных представителей. "Суд улицы,- писал он,- ценен именно тем, что он вносит живую струю в тот дух канцелярского формализма, которым насквозь пропитаны наши правительственные учреждения... Улица своим чутьем, под давлением практики общественной жизни и роста политического сознания, доходит до той истины, до которой с таким трудом и с такой робостью добирается сквозь свои схоластические путы наша официально-профессорская юриспруденция: именно, что в борьбе с преступлением неизмеримо большее значение, чем применение отдельных наказаний, имеет изменение общественных и политических учреждений. По этой причине и ненавидят - да и не могут не ненавидеть - суд улицы реакционные публицисты и реакционное правительство"^*. Но вместе с тем В. И. Ленин отмечал, что в условиях буржуазного государства, когда для выбора присяжных установлен ценз, когда рабочие устранены от участия в суде в качестве присяжных заседателей, а среди присяжных преобладает реакционное мещанство, суд остается выразителем интересов эксплуататорских классов.

^* (Там же, т. 4, с. 407-408. )

Что представлял собой дореформенный суд в России? Уездные суды были первой инстанцией по гражданским и уголовным делам. Но для горожан (недворян) существовал специальный суд - городской магистрат, а торговые иски рассматривались в коммерческих судах. Для духовенства был создан также особый суд. Кроме того, имелись различные ведомственные суды (военные, морские и др.). Второй инстанцией, куда могли быть обжалованы решения уездных и городских судов, являлись губернские судебные палаты по гражданским и уголовным делам. Высшей апелляционной инстанцией по большинству дел служил Правительствующий сенат. В тех случаях, когда в Сенате возникали разногласия, дело подлежало рассмотрению в Государственном совете. Сенат, кроме того, выступал первой судебной инстанцией по делам крупных сановников. Для "государственных преступников", т. е. по политическим делам, учреждались временные специальные судебные органы. Функции высшего судебного органа по делам духовенства выполнял Синод. По большинству дел, которые относились к категории незначительных, судебные функции осуществлялись полицией, которая имела право наказывать розгами до 30 ударов и арестом до 3 месяцев. Крепостное крестьянство вообще не могло обращаться в государственные суды. Помещику предоставлялось право своей властью передать принадлежавших ему крестьян в арестантскую роту на срок до 6 месяцев либо в рабочий дом до 3 месяцев, или подвергнуть аресту до 2 месяцев, или сослать в Сибирь.

Следовательно, огромная масса населения была неподсудна государственному разбирательству. Было 20 ведомственных и сословных судов, причем границы их подсудности оставались неясными. Суды находились в сильной зависимости от административной власти. Нередко судебные решения отменялись распоряжениями начальства. В общих судах господствовал аппарат канцелярии. Взяточничество было обычным явлением.

На этом мрачном фоне идеи судебной реформы восприняты А. Ф. Кони с восторгом. Реформа 1864 г. отменила особые суды для каждого сословия, провозгласила отделение суда от органов законодательной и административной власти, независимость и несменяемость судей. А. Ф. Кони писал, что реформа "внесла новые начала в нашу народную жизнь. Она пробудила в обществе силы, не находившие себе дотоле достаточного применения, она послужила нравственной школою народу и с ... систематическою настойчивостью стала вызывать в обществе стремление к истинному правосудию и уважение к человеческому достоинству..."^*. "Судебная реформа,- считал Кони,- призвана была нанести удар худшему из видов произвола, произволу судебному, прикрывающемуся маской формальной справедливости. Она имела своим последствием оживление в обществе умственных интересов и научных трудов. Со старой судебной практикой науке было нечего делать"^**.

^* (Кони А. Ф. Собр. соч., т. 6, с. 159. )

^** (Кони А. Ф. Отцы и дети судебной реформы, с. III. )

Правда, вскоре А. Ф. Кони стал свидетелем того, что многие из провозглашенных ноцшеств подверглись пересмотру, а непрочность идеи несменяемости судей он испытал на самом себе после процесса по делу Веры Засулич. Это в определенной мере охладило его восторги, и тем не менее он всю жизнь посвятил тому, чтобы защищать и отстаивать все то полезное, что содержала Судебная реформа 1864 г.

Реформой 1864 г. была установлена следующая система судов: суды с избираемыми судьями - мировые судьи и съезды мировых судей - и суды с назначаемыми судьями - окружные суды и судебные палаты. Каждый уезд с входившим в него городом, а в ряде случаев и отдельно крупный город составляли мировой округ, делившийся на несколько участков. Каждый из них имел одного участкового мирового судью и одного почетного. Мировые судьи - участковые и почетные - избирались на три года местными органами городского и земского самоуправления (уездными земскими собраниями и городскими думами) из числа лиц, проживавших в данной местности и имевших определенный возрастной, образовательный, служебный и имущественный ценз (имущественный ценз определялся недвижимой собственностью не менее чем в 15 тыс. руб. или равнялся двойному земскому земельному цензу)^*.

^* (См.: Ерошкин Н. П. История государственных учреждений дореволюционной России. IvL: Высшая школа, 1968, с, 242-246. )

Новая судебная система по сравнению с прежней отличалась определенной стройностью. Для разбора мелких уголовных гражданских дел учреждался институт выборных мировых судей. Мировой судья единолично рассматривал дела по обвинению в преступлениях, за совершение которых могло быть определено одно из следующих наказаний: замечание, выговор, внушение, денежное взыскание на сумму не свыше 300 руб., арест на срок не свыше трех месяцев, заключение в тюрьму на срок до одного года. Мировые судьи (участковые и почетные) данного округа собирались на уездные съезды мировых судей или мировой съезд судей, который был окончательной апелляционной инстанцией. Дальнейшее рассмотрение дел мировых судей проводилось лишь в кассационном порядке в Сенате.

Институт мировых судей при всей ограниченности демократизма в нем не удовлетворял высшее чиновничество и в 1889 г. был упразднен везде, кроме Москвы, Петербурга и Одессы. Мировые судьи были заменены назначаемыми лицами.

В первые годы после введения Судебных уставов в составе почетных мировых судей, по словам А. Ф. Кони, было немало чутких, порядочных людей. Его первая встреча с мировым судом произошла в Харькове после открытия там новых судебных учреждений, осенью 1867 г. А. Кони был тогда только что назначен исполнять обязанности товарища прокурора окружного суда по двум уездам Харьковской губернии. Он приводит несколько заслуживающих внимания примеров из своей практики. Мировой судья Н. В. Почтенов, весьма образованный человек, вносил в разбирательство "дел живую струю впечатлительной души". У него правосудие было поставлено хорошо, и местные жители относились к нему с доверием. Большое влияние на съезд мировых судей оказывал А. Р. Шидловский - олицетворение трудолюбия, педантизма и корректности.

Съезд мировых судей уважал участвовавшего в заседаниях по долгу службы А. Ф. Кони (которому не был еще и 24 лет), но иногда требования молодого прокурора неукоснительно соблюдать законы приводили к столкновениям его со строптивыми председателями съездов мировых судей.

Генерал-лейтенант М. Р. Шидловский (брат А. Р. Шидловского), имевший звание почетного мирового судьи по Валковскому уезду, но занимавший должность тульского губернатора, иногда приезжал к брату в Валки и принимал участие в заседаниях съезда мировых судей, причем брат уступал ему председательство. Как только М. Р. Шидловский садился в кресло председательствующего, картина заседания резко изменялась: оно велось с окриками на тяжущихся и поверенных, с другими судьями председательствующий говорил начальственным тоном.

Однажды А. Ф. Кони пришлось в качестве прокурора давать заключения на съезде мировых судей под председательством этого генерал-лейтенанта. Съезду предшествовали распорядительные заседания. Во время одного из таких заседаний А. Ф. Кони не согласился с мнением председательствующего по какому-то процессуальному, вопросу. М. Р. Шидловский сурово посмотрел на него и сказал: "Удивляюсь, что таких молодых людей назначают товарищами прокурора", а затем добавил, что, по его мнению, товарищу прокурора вообще на съезде мировых судей делать нечего, ибо судьи и без него знают, как решать дела, и их нечего учить.

По первому же уголовному делу, которое слушалось в публичном заседании, новый непременный член съезда по забывчивости или по незнанию не вызвал свидетелей, которые были указаны еще у мирового судьи и о допросе которых ходатайствовал апеллятор. Грозный председатель повел рассмотрение дела без дальних церемоний и тотчас же после доклада, нетерпеливо выслушав подсудимого, потребовал заключения товарища прокурора. В ответ А. Ф. Кони заявил: "Полагаю дело отложить слушанием и вызвать свидетелей".- Ио председательствующий спросил: "Ваше заключение по существу?" - "Я затрудняюсь его дать,- заявил Кони,- так как для него нет достаточного материала. Подсудимый имеет право на основании ст. 159 Устава уголовного судопроизводства просить о вызове указанных им мировому судье свидетелей. Неисполнение этой просьбы есть существенный повод к отмене приговора в кассационном порядке". Гнев председательствующего нарастал: "Это уже наше дело, а вы должны дать заключение по существу". При этом он сделал особое ударение на слове "должны". Но прокурор, тоже делая ударение на этом слове, отпарировал: "Я должен действовать сообразно с законом, а так как на основании закона съезд обязан отложить дело для выслушивания свидетелей, то я считаю несогласным с достоинством носимого мной звания давать заключение по не вполне выясненным обстоятельствам дела и притом такое, от которого мне при вторичном разбирательстве, быть может, пришлось бы отказаться, как от лишенного основания".- "Так вы отказываетесь дать заключение?" - грозно переспросил председательствующий".- "Да!" - Председательствующий опять нервозно спросил: "Решительно?" - Улыбаясь, А. Ф. Кони сказал: "Решительно и бесповоротно".- "Очень хорошо-с, очень хорошо!" - почти закричал Шидловский и удалился с судьями в совещательную комнату. Через десять минут они вышли, и Шидловский провозгласил резолюцию: "Дело слушанием отложить, свидетелей вызвать, а об отказе товарища прокурора дать заключение сообщить прокурору окружного суда".

Как иногда бывает в таких случаях, по следующему делу была допущена точно такая же ошибка, и Кони снова отказался дать заключение по существу. "Вы опять?" - негодуя, изумляясь, спросил Шидловский. "Да, ваше превосходительство, опять!" - ответил товарищ прокурора. Через несколько минут последовала та же резолюция, но с требованием: "А о поступке товарища прокурора довести до сведения прокурора судебной палаты, прося к слушанию сих дел командировать другое лицо". Но высшие инстанции признали действия товарища прокурора правильными. Эта история получила широкую огласку^*.

^* (Кони А. Ф. Собр. соч., т. 1, с. 294-298. )

Известный русский юрист современник и друг А. Ф. Кони С. А. Андреевский (1847-1919 гг.) писал о том времени: "Большой трехэтажный дом "присутственных мест" против собора, всегда имевший вид немного недостроенного здания, вдруг получил для всех такой интерес, как если бы в нем готовилось самое любопытное публичное зрелище. Съехались из Петербурга и Москвы множество новых, большею частью молодых и возбужденно-образованных чиновников. Печатные книжки "Судебных уставов" в особенности между нами, юристами,- ходили по рукам. Много говорили о "правде и милости", о том, что мы теперь услышим настоящих ораторов... Новое судебное разбирательство, когда я впервые его увидел, сидя в густой толпе, сразу захватило меня своими торжественными формами и живым содержанием... Все актеры судебной сцены весьма скоро сделались любимцами публики. Здесь же (речь идет о Харькове.- В. С.) впервые возникла и репутация молодого товарища прокурора округа Анатолия Кони. Это был худенький, несколько сутуловатый блондин с жидкими волосами и бородкой, с двумя морщинами по углам выдающихся извилистых губ и с проницательными темно-серыми глазами - не то усталыми, не то возбужденными. На улице в своей демократической одежде и мягкой круглой шляпе он имел вид студента, а на судебной эстраде, за своим отдельным красным столом, в мундире с новеньким золотым шитьем па воротнике и обшлагах, когда он поднимался с высокого кожаного кресла и, опираясь на книгу уставов, обращался к суду с каким-нибудь требованием или толкованием закона,- он казался юным и трогательным стражем чистой и неустрашимой правды.

Он говорил ровной, естественной дикцией,- не сильным, но внятным голосом,- иногда тем же мягким голосом острил, вставлял живой образ - и вообще выдавался тем, что умел поэтически морализовать, почти не отступая от официального тона"^*.

^* (Андреевский С. А. Книга о смерти: (мысли и воспоминания). Л., 1924, с. 118-120. )

В 1877 г. Анатолий Федорович, служа уже в Петербурге и расходясь во взглядах по ряду принципиальных вопросов с тогдашним министром юстиции графом Паленом, а такя^е тяготясь службой в центральном аппарате, решил перейти в мировые судьи: купил в отдаленном районе Новгородской губернии участок земли в 1200 десятин и заявил о намерении баллотироваться в почетные мировые судьи по Петербургскому уезду. Перед выборами необходимо было побывать у городского головы и вручить ему свои документы. Это был период, когда А. Ф. Кони уже прослужил пять лет прокурором С.-Петербургского окружного суда и занимал должность вице-директора департамента Министерства юстиции. После того как городской голова представил Кони двум купцам, они долго его расспрашивали о том, кто он такой. Беседа завершилась таким заявлением купцов: "Отчего же и не выбрать. Вот соберем о вас справки да посудим, выбрать всегда возможно". Справки были наведены, и Кони был избран в почетные мировые судьи по Петербургскому уезду. В 1885 г. А. Ф. Кони в связи с его назначением обер-прокурором уголовного кассационного департамента Сената сложил с себя ("по несовместимости") звание почетного мирового судьи.

Вспоминая те годы, Кони писал: "С грустью расстался я с мировыми учреждениями, сохранив о них самые лучшие воспоминания и искренне тронутый добрыми чувствами, высказанными мне моими товарищами на прощание"^*.

^* (Кони А. Ф. Собр. соч., т. 1, с. 323. )

Судебная реформа 1864 г. создала систему общих судов. Судами первой инстанции были окружные суды. Каждый окружной суд учреждался для рассмотрения гражданских и уголовных дел, выходивших за рамки подсудности мирового судьи. При окружном суде состоял прокурор с группой своих помощников ("товарищи прокурора") и канцелярией. В результате судебной реформы прокуратура приобрела большее значение: она руководила следствием, поддерживала обвинение в суде, следила за исполнением приговоров. Судебные следователи округа входили в состав окружного суда (часть их находилась на местах, на своих участках, а часть - непосредственно при суде). Вся прокурорская система строилась по принципу строгой иерархической подчиненности. В непосредственном подчинении генерал-прокурора (министра юстиции) находились обер-прокуроры Сената; прокуроры судебных палат. Специальные обер-прокуроры состояли при каждом из департаментов Сената и при объединенных их присутствиях. Министру юстиции принадлежало право общего надзора за судебными установлениями и должностными лицами судебного ведомства. Кроме того, министр юстиции - он же генерал-прокурор - руководил деятельностью прокуроров, ему предоставлялось право вносить в Сенат через обер-прокуроров предложения по различным вопросам законодательства и управления.

Учреждением судебных установлений (ст. 237 и 239) предусматривалось, что основой внутренней самостоятельности судей служат прочность судейских должностей и равенство судей: у них не может быть начальников; члены всех судебных инстанций как судьи равны между собой, а сами суды различаются только по степени власти - суды первой и высших инстанций. Прогрессивными были и такие важные принципы, закрепленные в Судебных уставах, как коллегиальность суда, несменяемость судей и дисциплинарная ответственность их только перед судом, несовместимость судебной службы с другими профессиями.

Важной частью реформы 1864 г. были решения об адвокатуре. Составители Судебных уставов исходили из того, что в уголовном судопроизводстве без присяжных поверенных невозможно ведение состязания, которое необходимо для раскрытия истины. Введение адвокатуры явилось прогрессивным шагом. В основу ее организации был положен принцип - адвокат не только правозаступник и судебный оратор, но и поверенный своего клиента.

В адвокатуру потянулись видные юристы - профессора, прокуроры, обер-прокуроры Сената и лучшие юристы, состоявшие при коммерческих судах. Сюда вошел и друг М. Е. Салтыкова-Щедрина известный деятель движения крестьянского освобождения А. М. Унковский. На страницах газет и журналов все чаще стали встречаться имена адвокатов: Ф. Н. Плевако, В. Д. Спасовича, К. К. Арсеньева, Н. П. Карабчевского, А. М. Унковского, A. И. Урусова, С. А. Андреевского, П. А. Александрова, B. М. Пржевальского, А. Я. Пассовера и др.

Между обвинением и защитой происходили публичные состязания в правильном понимании и применении закона, в остроумии, в блеске фраз и в постижении тончайших зигзагов человеческой души. Прокуратура щеголяла "беспристрастием", защита брала изворотливостью и патетикой. В судебной практике стали встречаться даже случаи, когда товарищ прокурора завоевывал себе авторитет у публики и у своих коллег тем, что отказывался от обвинения за отсутствием состава преступления или вообще освобождением арестантов по этой причине. Иногда адвокат делался героем дня в связи с умелой и острой критикой полиции или смелым выпадом против председателя суда, еще не успевшего усвоить новые положения Уставов.

"Отцы и дети судебной реформы" - так назвал А. Ф. Кони свою книгу, вышедшую в 1914 г. к 50-летию судебной реформы. Книга состоит из отдельных прекрасно написанных биографических очерков тех деятелей русской юстиции, которые стояли у истоков зарождения идей самой реформы, активно участвовали в разработке законопроектов, а затем и проводили их в жизнь. Книга посвящается "молодым судебным деятелям". В известной мере в ней излагается история пореформенного русского суда, а в биографических очерках приоткрывается завеса над той "кухней", в которой созревала реформа, и прослеживается ее полувековой тернистый путь. Здесь процесс становления реформы показан в лицах. Отцами реформы были: Д. А. Ровипский, С. И. Зарудный, Н. И. Стоянов-ский, Н. Б. Неклюдов, Н. А. Бундовский, В. А. Арцимович, М. Е. Ковалевский, Г. Н. Мотовилов, В. Д. Спасович, К. К. Арсеньов, Ф. Н. Плевако, А. И. Урусов и многие другие.

А. Ф. Кони высоко ценил их труд, считая Уставы "настоящим памятником их любви к Родине"^*. Он был глубоко убежден, что Судебные уставы были плодом возвышенного труда, проникнутого сознанием ответственности их составителей перед Россией. В предисловии к книге говорится, что ее автору выпал завидный жребий знать лично и по службе некоторых "отцов" и многих "детей" реформы.

^* (Кони А. Ф. Отцы и детр судебной реформы, с. II. )

Среди "отцов" реформы на первое место Анатолий Федорович вполне заслуженно поставил Дмитрия Александровича Ровинского (1824-1895), с которым он встретился еще в самом начале своей судебно-прокурорской деятельности (в 1866 г.). Это был крупный юрист либерального толка, видный историк искусства и коллекционер, почетный член Петербургской Академии наук (с 1883 г.) и Академии художеств (с 1870 г.). Московский губернский прокурор, прокурор Московского судебного округа, активный участник разработки Судебных уставов, Ровинский выдвинул и до конца отстаивал идею введения в России суда присяжных. Еще до 1863 г. он решительно выступал за отмену телесных наказаний. В 1870 г. Ровинский стал "сенатором уголовно-кассационного департамента. Свои коллекции гравюр (огромной JL ценности) он завещал Эрмитажу, Румянцевскому музею и Академии художеств^*. Очерк А. Ф. Кони о Д. А. Ро-винском - это поэтическое повествование о разносторонне развитом, талантливом и благородном деятеле, который в условиях самодержавного строя все свои дарования поставил на службу Родине, которую горячо любил и которой был глубоко предан. Когда велась подготовка Судебных уставов, их составители разделились в зависимости от своих взглядов на несколько групп. Д. А. Ровинский входил в группу тех, кто хотел обновления всего судебного строя, полного разрыва со старым судом. Он решительно отстаивал институт мировых судей и суда присяжных.

^* (См.: БСЭ. 3-е изд. М., 1975, т. 22, с. 441; Кони А. Ф. Отцы и дети судебной реформы, с. 1-75. )

Одним из творцов Судебных уставов был Сергей Иванович Зарудный (1821 - 1887). Он родился в Купянском уезде Харьковской губернии, в небогатой украинской семье. Провел тяжелое в материальном отношении отрочество, потом окончил математический факультет Харьковского университета, стал кандидатом математики, приехал в Петербург, чтобы поступить на работу в Пулковскую обсерваторию, но его намерениям не суждено было осуществиться, и он оказался на службе в департаменте Министерства юстиции в скромной должности помощника столоначальника. Вскоре началась работа по пересмотру законов о гражданском процессе; все материалы шли через руки Зарудного, и он ими заинтересовался. В 1852 г., когда был учрежден Особый комитет для обсуждения предложенных изменений гражданского процесса, Зарудный был назначен делопроизводителем этого комитета. Постепенно он становится юристом высокой квалификации. Принимает активное участие в подготовке законодательства об отмене крепостного права, а после этого целиком переключается па разработку Судебных уставов и все силы отдает отстаиванию прогрессивных основ будущего суда России.

20 ноября 1864 г. были утверждены Судебные уставы, а 23 ноября С. И. Зарудный получает от государственного секретаря первый печатный экземпляр Судебных уставов с надписью: "Этот экземпляр вручается Сергею Ивановичу Зарудному как лицу, которому судебная реформа в России более других обязана своим существованием. Он занимался этим делом со времени поступления в Государственный совет первых проектов II отделения и вел все дело до его конца. Он участвовал в работах по составлению основных положений, руководил работами по уставу гражданского судопроизводства, детально занимался при обсуждении всех других проектов...".

Деятельность С. И. Зарудного в этой области была продолжена: он составил сборник материалов по судебному преобразованию (из трех частей и в 232 томах). Этот сборник явился ценнейшим памятником истории русского права, к сожалению еще недостаточно изученным.

При характеристике "отцов судебной реформы" Анатолий Федорович Кони нередко обращает особое внимание на борьбу, которую многим из них приходилось вести с противниками преобразований. В числе видных деятелей, последовательно отстаивавших основные идеи судебной реформы, был и Николай Иванович Стояновский (1820- 1900), который в 1841 г. окончил училище правоведения и после многих лет преподавательской деятельности посвятил себя участию в подготовке реформы суда. Видный теоретик и практик, он в 1862 г. был назначен товарищем (заместителем) министра юстиции и возглавил всю работу по подготовке реформы. Когда на проекты Судебных уставов поступило много замечаний, Стояновский возглавил Специальное совещание, которое заседало три раза в неделю по шести часов (в вечернее время). Работа этого совещания длилась около полугода. Им было рассмотрено 1160 замечаний на проекты. Стояновский лично редактировал все отзывы и замечания. Для поддержания мнения комиссии Стояновскому было поручено докладывать об этом на заседаниях Государственного совета, где он умело парировал различные возражения противников реформы. В начале 1867 г. деятельность Стояповского по организации судебных преобразований прекратилась. Он был назначен сенатором.

А. Ф. Кони отметил и популярного мирового судью столицы периода первого избрания, крупного теоретика судебного права Николая Андриановнча Неклюдова (1840-1896), математика по образованию. Математиком был и Буцковский - один из главных деятелей при выработке Судебных уставов и в процессе их проведения в жизнь. Николай Андреевич Буцковский (1811 - 1873) в возрасте 28 лет вступил на юридическое поприще в скромной роли помощника столоначальника департамента Министерства юстиции. Пытливый ум и жажда знаний заставили его погрузиться в изучение юриспруденции и помогли ему увидеть недостатки судебной системы того времени. При разработке Судебных уставов он занимал место председателя уголовного отделения. Буцковский приложил огромные усилия к редактированию уставов. При обсуждении их проектов он умело обобщил все материалы и изложил результаты обобщения в блестяще составленной объяснительной записке. Будучи затем сенатором, Буцковский опубликовал ряд интересных сочинений: "Очерки кассационного порядка по Судебным уставам 1864 года"; "О приговорах по уголовным делам, решаемым с участием присяжных заседателей"; "О деятельности прокурорского надзора вследствие отделения судебной власти от обвинительной" и др. Этим он внес большой вклад в юридическую науку и сильно помог практике. Последней его книгой были "Очерки судебных порядков по Уставам 20 ноября 1864 года".

Очерк о Викторе Антоновиче Арцимовиче (1820- 1893) А. Ф. Кони начинает с краткой выдержки из некролога, в котором говорилось, что почил сенатор, действительный тайный советник, кавалер ордена св. Владимира 1-й степени, заслуженный и опытный по разнообразному прохождению службы сановник. Но для тех, кто его знал, такой характеристики было недостаточно. Арцимович окончил училище правоведения в 1841 г. и многие годы работы в суде наблюдал произвол в дореформенном суде. Принимал участие в сенаторских ревизиях Орловской и Калужской губерний, в Западной Сибири и через 13 лет после окончания училища стал тобольским губернатором, вел борьбу против злоупотреблений чиновников. В период проведения судебной реформы Арцимович в качестве председателя уголовного кассационного суда был известен как человек справедливый и широких взглядов. В 1880 г. он возглавил первый департамент Сената, которому принадлежало право высшего надзора в порядке управления. Этот департамент Арцимович возглавлял 12 лет.

В книге "Отцы и дети судебной реформы" сказано много теплых слов о М. Е. Ковалевском (1830-1884), участвовавшем в составлении Судебных уставов и в проведении их в жизнь, Г. Н. Мотовилове (1834-1880), ставшем первым председателем Петербургского окружного суда и тоже принимавшем участие в подготовке Уставов, и о многих других работниках судебных органов.

Не меньшую роль в проведении реформы сыграли и "дети", к числу которых принадлежал сам А. Ф. Кони. Тепло отзывался Анатолий Федорович о плеяде присяжных поверенных - В. Д. Спасовиче, К. К. Арсеньеве, Ф. Н. Плевако, А. И. Урусове, заложивших основы и показавших образцы состязательного процесса и судебного ораторского искусства в России. Характерно, что их деятельность была тесно связана с развитием юридической науки. Мы уже упоминали о прекрасном ораторе и крупном ученом Владимире Даниловиче Спасовиче (1829- 1906) - авторе первого русского учебника уголовного права, профессоре Петербургского университета, разносторонне образованном человеке. Еще гимназистом шестого класса Кони с увлечением слушал "живое слово" Спасовича, "впервые знакомившего... юношей с философскими понятиями"^*. Позже, уже занимая высокие судебные должности, А. Ф. Кони часто встречался со Спасовичем и оставил о нем прекрасный литературный очерк "Владимир Данилович Спасович"⁸⁸. В очерке говорилось: "В числе многих и многие годы я восхищался его оригинальными, непокорными словами, которые оя вбивал, как гвозди, в точно соответствующие им понятия, любовался его горячими жестами и чудесной архитектурой речей... психологией и указаниями долгого и основанного на опыте житейского раздумья... На поприще судебных состязаний нам пришлось поработать вместе. Не раз весы победы... склонялись то на ту, то на другую сторону,- но, и побежденный и победитель, я возвращался домой всегда и прежде всего благодарным учеником Спасовича"^***.

^* (Кони А. Ф. Собр. соч., т. 5, с. 111. )

^** (Там же, с. 110-113. )

^*** (Там же, с. 113.)

Не менее значительной личностью и выдающимся юристом был Константин Константинович Арсепьев (1837-1919), либеральный публицист, литературный и общественный деятель, почетный академик Петербургской Академии наук. В 1355 г. он окончил училище правоведения. После работы в центральном аппарате Министерства юстиции в период проведения судебной реформы в 1866 г. Арсепьев стал присяжным поверенным округа Петербургской судебной палаты. Около восьми лет он занимал должность председателя совета присяжных. Им издана книга "Заметки о русской адвокатуре" (1875 г.), а его труды "Предание суду и дальнейший ход уголовного дела" и "Судебное следствие" пользовались большой популярностью. С 1880 г. Арсеньев целиком занялся публицистической деятельностью, сотрудничая в "Вестнике Европы", где он составлял "Внутренние обезрения" и "Общественную хронику". Не было такого общественного явления или проекта закона, на которые он не откликнулся бы в "Вестнике Европы". Более 30 лет он выступал с ежемесячными обзорами. На их автора все чаще обрушивались различного рода нападки. Арсеньев был решительным противником тех проектов законов, которые угрожали реформе 1864 г. В послесловии к сборнику своих произведений "Русские законы о печати" он писал: "Свобода печати, свобода совести, личная неприкосновенность: вот три блага, потребность в которых чувствуется все больше и больше по мере того, как растет вширь и вглубь, с одной стороны, уважение к человеку, к его достоинству, к его праву па самостоятельную мысль, с другой - сознание солидарности между гражданами. Свобода печати играет такую же роль в общественной жизни, как свет - в жизни органического мира"^*.

^* (Цит. по: Кони А. Ф. Отцы и дети судебной реформы, с. 246. )

А. Ф. Кони высоко ценил адвоката Федора Никифоро-вича Плевако (1843-1908). Уроженец Оренбургской губернии Плевако окончил юридический факультет Московского университета и был крупным юристом, блестящим судебным оратором, участником крупных политических и уголовных процессов: дела люторических крестьян (1880), севских крестьян (1905), дела о стачке рабочих фабрики Морозова (1886), Коншинской мануфактуры (1897) и др., депутатом III Государственной думы (от партии октябристов). Ф. Н. Плевако и А. Ф. Кони были в приятельских отношениях и высоко ценили друг друга. В 1888 г., вскоре после выхода в свет книги А. Ф. Кони "Судебные речи", Ф. Н. Плевако так оценил это произведение в письме к его автору: "Ваши слова - страшный обвинительный акт против тех прокуроров, адвокатов, которые думают, что правда и неправда, вина и невиновность, словом, все то, что волнует человека на скамье присяжного, просто условные звуки, традиционные ходы на шахматной доске, не имеющие никакого серьезного значения и отступающие вдаль и в тень перед статистической таблицей судимости"^*.

^* (РО ИРЛИ, ф. 134, оп. 3, д. 1305. )

В книге "Отцы и дети судебной реформы" дан прекрасный литературный портрет чародея слова Ф. Н. Плевако, который "по всей своей повадке был демократ-разночинец, познавший родную жизнь во всех слоях русского общества, способный, не теряя своего достоинства, подыматься до его верхов и опускаться до его ,,дна" и тут и там все понимая и всем понятный, всегда отзывчивый и простой"^*. В 1886 г. Плевако выступил во Владимирском окружном суде в защите руководителя стачки на морозовской мануфактуре П. Моисеенко. Социальную направленность имела и его речь в защиту рабочих фабрики Коншина в Серпухове, которые обвинялись в устройстве беспорядков. Из речей Плевако видно, что он прекрасно знал жизнь и быт рабочего класса России, условия его труда. Речами Плевако увлекались многие литераторы. Так, В. В. Вересаев писал: "Главная его сила заключалась в интонациях, в неодолимой, прямо колдовской заразительности чувства, которым он умел зажечь слушателя. Поэтому речи его на бумаге и в отдаленной мере не передают их потрясающей силы"^**.

^* (Кони Л. Ф. Собр. соч., т. 5, с. 124. )

^** (Вересаев В. В. Сочинения, т. 4. М.: Гослитиздат, 1948, с. 446. )

Коллегой Плевако по московской адвокатуре был присяжный поверенный князь Александр Иванович Урусов (1843-1900). Он с юных лет был сторонником либеральных идей. В 1861 г. его исключили из Московского университета за участие в студенческих волнениях. В 1871 г. Урусов выступал защитником на процессе "нечаевцев", затем выехал в Швейцарию. В 1872 г. возвратился в Россию и был административно сослан в Лифляндскую губернию. В 1876 г. он был допущен к судебной деятельности и занял должность товарища прокурора Варшавского окружного суда, а в 1878 г. переведен в Петербург, где вскоре вернул себе былое положение в судебном мире. До 1881 г. Урусов занимал должность товарища прокурора Петербургского окружного суда, а затем перешел в адвокатуру и через некоторое время переехал в Москву.

Урусова с полным основанием считали создателем литературного языка защитительной речи. Речами его, публиковавшимися в газетах, интересовались многие. "Основным свойством судебных речей Урусова была выдающаяся рассудочность. Отсюда чрезвычайная логичность всех его построений, тщательный анализ данного случая с такой проверкой удельного веса каждой улики или доказательства, но вместе с тем отсутствие общих начал и отвлеченных положений. В некоторых случаях он дополнял свою речь каким-нибудь афоризмом или цитатой, как выводом из разбора обстоятельства дела, но почти никогда он не отправлялся от каких-либо теоретических положений нравственной или социальной окраски"^*. Урусов в среде адвокатов считался прекрасным мастером блестящих характеристик действующих лиц в процессе и той среды, которая их породила.

^* (Кони А. Ф. Отцы и дети судебной реформы, с. 260. )

Некоторые советские авторы упрекают Л. Ф. Кони за "туманные утверждения" о сущности как всей серии реформ начала 70-х годов, так и Судебной реформы 1864 г^*. Вряд ли можно согласиться с таким упреком, если принять во внимание, что произведениям Л. Ф. Кони свойственна ясность и четкость формулировок.

^* (См., например: Выдря М., Гинее В. Судебная система дореволюционной России,- J3 кн.: Кони А. Ф. Собр. соч,, т, 1, с, 496-497. )

А. Ф. Кони положительно отнесся к Судебной реформе 1864 г., был увлечен ее идеями (оценка им сущности реформы выражала сформировавшееся у него мировоззрение либерала). В процессе всей своей судебно-прокурорской деятельности Кони отстаивал прогрессивные стороны реформы и был ярым противником проектов, которые извращали намерения ее создателей. Он понимал, что судебная реформа не могла быть принята всеми с восторгом. Одних не устраивала гласность суда, другим трудно было признать равноправие сторон, а третьи возражали против кассации. Следует иметь в виду, что в то время оппозиция административного чиновничества по отношению к судебному ведомству в связи с реформой 1864 г. была резко выраженной.

А. Ф. Кони высоко ценил прогрессивные идеи Судебных уставов и отдал более 50 лет жизни служению этим идеям, для того времени, безусловно, прогрессивным. Нельзя также не учитывать, что это были не безмятежные и спокойные годы его жизни, а годы сражений за то, что составляло сердцевину реформы.

В книге "Отцы и дети судебной реформы" есть важное послесловие. В нем А. Ф. Кони с горечью отмечал происходящее искажение Судебных уставов, последовательное сокращение подсудности присяжных заседателей (изъятие у них дел по преступлениям должностным, против порядка управления, против лесной стражи, о злоупотреблениях должностных лиц банков, о двоебрачии, об убийстве и покушении на убийстве должностных лиц при исполнении служебных обязанностей и т. д.), отступление от принципа публичности заседаний (расширялась практика закрытых заседаний), резкое изменение порядка рассмотрения дел о государственных преступлениях, нарушение созданного уставами порядка производства дел по этим преступлениям и порядка предварительного их расследования; отмену права Сената на возбуждение уголовного преследования против губернаторов; изменение правил о вызове свидетелей со стороны обвиняемого и др. А. Ф. Кони называл эти искажения постыдным малодушием^*.

^* (Подробнее см.: Виленский Б. В. Судебная реформа и контрреформа в России. Саратов, 1969. )

Отмечал А. Ф. Кони и то, что изменялось устройство адвокатуры. Это выразилось в учреждении частных ходатаев наряду с сословием присяжных поверенных. Частные ходатаи умаляли роль адвокатуры, не брезгали никакими приемами для достижения цели.

Разве все это можно назвать туманными утверждениями? Разве это не открытый протест против тех коптр-реформ, которые часто сводили па нет первоначальный замысел "отцов и детей" судебной реформы?

Полны горести слова А. Ф. Кони: "Судебные уставы явились своего рода островками среди текущей действительности, с ними несогласованной... Их духу и смыслу была противоположна и часто упорно противопоставляема неподвижная в своей организации, застарелых источниках и приемах усмотрения администрация, им оставалось чуждо огромное крестьянское население, осужденное на то, что можно было назвать самобессудием,- на них сыпались всякие изменения... На этом островке, пятьдесят лет назад, был зажжен впервые, как маяк, огонь настоящего правосудия. Но когда наступили тяжелые времена и волны вражды и вольного или невольного невежества стали заливать берега этого островка, отрывая от него кусок за куском, с него стали повторяться случаи бегства на более спокойный, удобный и выгодный старый материк, а число тех, кто с прежней верой, но с колеблющеюся надеждой поддерживал огонь и проливаемый им свет, загораживая его собою от ветра, стало заметно уменьшаться"^*. В итоге А. Ф. Кони пришел к выводу о том, что враги и ложные друзья исказили смысл судебной реформы, а Фемида превратилась в Афродиту, вышедшую из пены морской^**.

^* (Кони А. Ф. Отцы и дети судебной реформы, с. 17. )

^** (Там же, с. 5. )